Читать интересную книгу Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

на нем для должности кавказского главнокомандующего, заявил, что Головин все время своего генерал-губернаторства в Варшаве проспал. На это император возразил: «Ну, тем лучше, значит выспался и теперь не будет дремать».

Очевидно, что Чернышев не жаловал подобного рода людей и устроил его увольнение — «за неуспешность военных действий».

Та же участь постигла и П.Х. Граббе, упрямого честолюбца, способного согласиться только с собственным мнением, вместо которого командовать войсками Кавказской линии был назначен генерал-лейтенант В.И. Гурко.

Как пишет профессор Моше Гаммер, «во время инспекционной поездки по Кавказу Чернышев выяснил, что в командовании не было согласия, а потому и действия не были согласованы». Получилось так, что П.Х. Граббе получил свободу действовать независимо от Е.А. Головина, а командующий Черноморской линией Н.Н. Раевский «освободил себя от прямого подчинения обоим», и подобным образом поступали многие командиры местных гарнизонов. Соответственно, «каждый гарнизонный начальник проводил свою политику и вел собственную войну. Военный министр князь Чернышев (а можно сказать, и сам царь), конечно, считал, что держит в своих руках все нити кавказских дел и направляет их к определенной цели; но кто не знает, что значит руководить военными операциями на удалении 5000 верст?»

Чернышев констатировал:

«Операции против горского населения с применением большой массы войск не достигают правительственных целей усмирения; наоборот, почти беспрерывная цепь неудач воодушевляет горцев и одновременно дезорганизует, изнуряет и деморализует наши войска».

Особенно Александр Иванович переживал за своих любимых казаков. Хорошо зная их с Отечественной войны, он утверждал, что «если где-либо служат донцы не с должным успехом, то оттого, что не умеют употреблять их как следует».

Генерал и военный историк И.И. Краснов, служивший в 1841–1842 гг. на Кавказе, потом рассказывал:

«Александр Иванович, пригласив однажды к своему обеденному столу командиров линейных полков и поблагодарив их за отличную службу, прибавил: «Одно только мне неприятно, что мои донцы от вас отстали». — «Не обвиняйте, Ваше Сиятельство, донских казаков, — возразил один старый прямодушный полковник, — наши полки имеют перед донскими то преимущество, что живут здесь постоянно, вполне ознакомились со здешним народом и местностью и освоились с требованиями кавказской службы, а вся беда для донцов — их переменная служба: приходят они сюда новичками, не знающими ничего, что здесь нужно, а как только, в продолжение трех лет, попривыкнут к нашей службе, так должны возвращаться на Дон. Оттого и приобретенная ими опытность пропадает бесполезно. Если бы донские полки служили не три года, а побольше, или другим каким образом постоянно, так они, пожалуй, перещеголяли бы нас, потому что они не были бы связаны ни семействами, ни хозяйством, попечения и заботы о которых отвлекают у наших казаков внимание от служебных обязанностей и занимают все их мысли». — «Знаете ли что, господа, — отвечал князь, — когда мы составляли для Войска Донского положение, то мне часто приходило на мысль устроить службу донцов на Кавказе каким-нибудь другим образом, но донские члены комитета всегда спорили со мной, утверждая, будто нарушение старинного порядка службы донских полков вредно подействовало бы на весь быт донцов и ослабило бы дух их». После такого отзыва военного министра, суждения о пользе посылки на Кавказ донских полков с переменяющимся составом чинов поднялись с новой силой. Казачье начальство в Тифлисе должно было пристать к общему мнению».

По мнению И.И. Краснова, «этим одним способом мы избавились бы от тех напрасных кровавых жертв, которые постоянно платили горцам».

После возвращения Чернышева из его поездки на Кавказ был создан особый «Кавказский комитет», который, кроме военного планирования, принялся за проекты переустройства системы управления на Кавказе. Чернышев полагал, что старая система, введенная еще генералом Ермоловым, пала жертвой мздоимства и злоупотреблений чиновников, превративших Кавказ в изощренный механизм наживы. И что этим административным мошенникам и дела не было до государственных интересов, не говоря уже об интересах горских народов. Именно в разрушении традиционного уклада жизни и неэффективности новых способов управления Чернышев увидел причину бесконечных волнений по всему Кавказу, когда восставала даже бывшая аристократия. Разрушение прежней системы управления, правовой хаос, нарушение традиционных экономических связей, неуважение к традициям и обычаям народов Кавказа, как считал Чернышев, объединили горцев и возвысили Шамиля.

«Отличающийся самонадеянностью» Чернышев писал:

«Система наших действий, будучи основанной исключительно на применении силы оружия, оставила политические средства совершенно не испробованными. Сумели же англичане упрочить свое положение в Индии политическими средствами. Тем самым они сберегли силы и выиграли время для подчинения страны. Не следует ли и нам испробовать эту систему?»

Под политическими средствами «совершенно не знающий Кавказа» Александр Иванович подразумевал «умелое и осторожное установление тайных связей, подкрепленных деньгами», с разными горскими обществами, находящимися под властью Шамиля.

Причины сопротивления горцев Чернышев видел в их невежестве, в незнании о пространстве и могуществе Российской империи и о том, что российские войска не ограничиваются одним Отдельным кавказским корпусом. Это невежество, по мнению военного министра, заставляло горцев думать, «ободряясь временными успехами», что Россия из-за недостатка средств откажется от планов по «умиротворению» Кавказа. По его мнению, появление отрядов российской армии в Чечне и в Дагестане должно произвести сильное впечатление на умы горцев, убедит их в военном могуществе Российской империи и сделает более сговорчивыми и здравомыслящими.

Чернышев совершенно справедливо считал, что политические меры необходимо дифференцировать в зависимости от отношения горцев к российским властям.

Будучи опытным военачальником, он прекрасно понимал, что одни только «нравственные убеждения» не смогут быть более весомыми, чем военные победы российских войск над Шамилем, и что только они заставят колеблющиеся в своих убеждениях горские общества исполнять требования российских властей «с должною покорностью».

Для того, чтобы ослабить влияние Шамиля, Чернышев считал необходимым «поселить несогласие и раздоры» среди его главных сподвижников.

В результате император согласился с мнением Чернышева «о необходимости проявлять достоинство» в отношениях с горцами «всеми имеющимися средствами». Стало быть, политические средства стали рассматриваться как важнейший инструмент в достижении целей, и применение их было признано способным «значительно облегчить успех всех будущих предприятий». Но