Читать интересную книгу Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев

мнении. Тогда снова привели Граббе, и Чернышев, крутя то ус, то жгут аксельбанта, с улыбкою спросил:

— Что вы теперь, полковник, на это скажете?

Граббе с негодованием ответил ему:

— Ваше Превосходительство, вы не имеете права мне так говорить: я под судом, но я не осужден, и вам повторяю, что я показал правду и не переменю ни единого слова из моих показаний.

Обличитель опомнился и сознался в своей ошибке. Чернышев побледнел и в тот же вечер пожаловался государю на дерзость арестованного полковника.

В результате П.Х. Граббе был наказан четырехмесячным сидением в крепости, и его выпустили только 19 июля 1826 года.

Следует ли считать правдивыми рассказы декабристов-мемуаристов, которые можно продолжать до бесконечности? Объективными — точно нет.

Да, заседая в комиссии, которой было поручено произвести следствие о декабрьском возмущении, Чернышев проявил себя строгим судьей, чем, конечно, снискал к себе большое расположение молодого государя, благосклонность которого он потом никогда не терял, несмотря на происки и интриги, которые очень часто всплывали наружу.

Да, вся эта история побудила некоторых историков (особенно советских) рисовать фигуру Чернышева черными красками. Не будем спорить с этими историками, тем более что сама по себе история частенько предоставляет историкам такие возможности, такие закрученные сюжеты, что никому из писателей в жанре исторической фантастики и не снились!

Декабристы, среди которых были многие друзья и родственники Чернышева, вспоминали, что он вел допросы с пристрастием, стремясь «дожать» подследственных. Их он презирал, и он был одним из самых решительных сторонников сурового наказания виновных: он привык уничтожать тех, кого считал врагами Отечества и престола.

Согласимся, это тоже «une affaire de conscience» (дело совести).

Интересно отметить, что незадолго до казни П.И. Пестель написал своим родителям: «Настоящая моя история заключается в двух словах: я страстно любил мое Отечество, я желал его счастия с энтузиазмом, я искал этого счастия в замыслах, которые побудили меня нарушить мое призвание и ввергли меня в ту бездну, где нахожусь теперь».

Но этот путь он выбрал для себе сам. А Чернышев выбрал свой путь. И они находились по разную сторону баррикады.

Чернышев присутствовал на казни пяти приговоренных декабристов. При этом нашлись «сочинители» (например, Н.Р. Цебриков), которые утверждали, что Чернышев якобы «показал необыкновенную ревность на экзекуции». Исследователь данного вопроса В.В. Кочеткова по этому поводу пишет: «Заметим, сами на ней не бывшие. Для поборников справедливости было достаточно и того, что про это говорили. Благодаря данной оговорке мы, по крайней мере, в курсе, что все эти «свидетельства» записаны с чужих слов».

Похоже, что так оно и было, ибо «свидетельства» противоречат друг другу как в мелких деталях, так и в принципиальных вопросах. Например, декабрист Н.В. Басаргин уверял, что Чернышев руководил казнью, а жена декабриста Волконского писала, что Чернышев «гарцевал вокруг пяти виселиц, глядя в лорнет и посмеиваясь». Но только вот на самом деле руководил казнью генерал-губернатор П.В. Голенищев-Кутузов, и на это указывает декабрист М.А. Бестужев. А специалист по декабристам академик М.В. Нечкина, повествуя о 13 июля 1826 года, вообще не сочла нужным выделить персону Чернышева особо. Хотя, если бы имелось хоть малейшее основание, исследовательница непременно вспомнила бы про него.

Историк В.В. Кочеткова по этому поводу пишет:

«Почему именно Чернышев оказался у декабристов врагом № 1? В этом есть определенная логика. Красавец-генерал в день казни находился все время на глазах, контролируя процесс и отдавая громкие, четкие команды. Больше всего раздражал его подтянутый вид, позже сделавшийся чуть ли не притчей во языцех. Не коснулся этой темы только очень ленивый. А что еще, собственно, могли ему предъявить? Наверняка, с некоторыми из осужденных он был лично или заочно знаком. Сказанное, конечно, не является определяющим фактором, но многое объясняет. Теперь о главном. Всем известно, что враг декабристов — царизм. Но, у врага должно быть конкретное лицо. На эту роль наш герой подходил лучше других. Во-первых, проводил задержание главного идеолога декабристов — Пестеля. Во-вторых, был одним из трех следователей (еще Татищев и Бенкендорф), которые проводили все устные допросы. В-третьих, присутствовал при самой казни. К тому же — редкое везение, недавний «инквизитор» возглавил Военное министерство России, что, как нельзя лучше, дискредитировало власть в целом. Мол, что ждать от режима, при котором сам военный министр — палач. Идеологическую эстафетную палочку подхватили советские историки. Им даже выдумывать ничего не надо было. Оставалось только закрепить и приумножить завоевания. На этом поприще они достигли немалых побед».

Трудно удержаться от исторической аналогии, когда человека, верой и правдой служившего Отечеству, фактически объявляют его врагом. Однако стоит ли озвучивать известную теперь многим информацию о том, откуда брались при советской власти миллионы «врагов народа»?

Валентина КОЧЕТКОВА

«Светлейший князь А.И. Чернышев. Взгляд сквозь века»

А еще некоторые историки упрекают Александра Ивановича в том, что во время процесса по делу декабристов он якобы ходатайствовал о пожаловании ему майората, принадлежавшего подвергшемуся ссылке графу Захару Григорьевичу Чернышеву, его дальнему родственнику (единственному сыну Г.И. Чернышева и внуку фельдмаршала И.Г. Чернышева), но ходатайство это не было уважено императором Николаем I.

Например, историк Э.А. Павлюченко пишет об этом так: «Об этом много толкуют в Петербурге. И когда кто-то возмущается незаконностью притязаний А.И. Чернышева, прославленный генерал А.И. Ермолов, известный также своим свободомыслием и близостью к декабристам, выражается резко и определенно: «Нет, это не беззаконно: по древнему обычаю, в России шуба, шапка и сапоги казненного принадлежат палачу».