— Рано или поздно это должно было случиться.
— Но ты мог промолчать?! Ответь!
— Ева, ничего бы не изменилось.
— У меня появилось бы время!
— На раздумья? Или на побег от действительности? С того самого момента, как твоё имя занесли в списки с пометкой «медиумические способности в латентном состоянии», твоя судьба была предрешена. Кто подавал прошение в Коллегию? Вовсе не я. Ты знаешь, чьими усилиями оказалась здесь? Ведь ты знаешь?
Девушка зло закусила губу и отвернулась.
— Ева, я не собираюсь залезать в твои мысли. Я вообще не люблю это делать, а особенно с людьми, которые мне симпатичны. Скажи сама, хорошо?
Она молчала с минуту или больше, но мои пальцы не опускала.
— Это я сделала. Пришла и подписала прошение.
— У тебя была причина?
— Да.
Ещё одна минута тишины.
— Я должна её назвать?
— Ты ничего не должна ни мне, ни кому-либо другому. Поступай так, как хочешь.
Иногда наступают времена, когда хочется рассказать самые страшные и постыдные свои тайны всему миру. Или хотя бы тому, кто согласен слушать.
— Меня воспитывала бабушка, родителей я совсем не помню. Она была совсем старенькая, работать не могла, получала только пенсию... А находящимся на учёте в Коллегии платят что-то вроде стипендии. Не очень много, но на жизнь хватает. Вот я и...
Ева не смогла продолжить, а я не стал настаивать. И вникать тоже не хотелось.
У меня подобных проблем никогда не было, скорее всё происходило ровно наоборот: жил в своё удовольствие и сообразуясь только со своими желаниями. Нет, конечно, родителей старался не разочаровывать и всякое такое, но в важных для себя вопросах никогда не уступал. А давить на меня по-настоящему или подчинять не пытались. Может быть, потому что приз незавиден? Ведь если вспомнить прошлый вечер, даже Анна пустила в ход свои чары лишь затем, чтобы выяснить пределы собственных возможностей, а не высоту и прочность стен чужой крепости...
Бррррр! Она так и не собирается выходить у меня из головы. Вот ведь упорная женщина!
— А ты?
— Мммм?
— Почему ты стал сьюпом?
Потому что хотел принести пользу обществу. Этой правдой я успокаивал себя последние пять лет, но теперь понял, что клетка стала совсем тесна. Пора её сломать.
— Я хотел выделиться из толпы.
— И как? Получилось?
— Ага.
— Значит, ты счастлив?
Господи, Ева, какой глупый, совершенно детский вопрос! Я даже не могу представить, что такое счастье, а уж ответить...
— Ведь когда добиваешься своей цели, должен чувствовать себя счастливым?
— Это было слишком давно. Я просто забыл.
Она недоверчиво шмыгнула носом:
— И ты снова врёшь... Не надоело?
— Нисколечко.
Ева вдруг всхлипнула и прижалась к моей груди:
— Ври и дальше, хорошо? Обещаешь? Пусть это самая наглая ложь на свете, но от неё всё становится простым, таким понятным, словно знаешь ответ на любой вопрос... Ой!
Мой мобильный тренькнул девушке почти в самое ухо, и объятия пришлось разрушить.
— Извини. Слушаю!
— Синьоре Джек? Я бы хотел вам что-то показать. Что-то очень-очень интересное. Не могли бы вы сегодня зайти в мой офис? — на одной ноте протараторил голос, обладающий заметным акцентом.
Ну вот, только его мне и не хватало! Хотя... Есть возможность использовать служебное положение в корыстных личных целях, а посему не стоит откладывать визит в долгий ящик.
— Я зайду. Примерно через полтора часа. Жди.
Ева заинтересованно спросила:
— Кто это?
— Роберто с его вечной привычкой ёрзать, как на иголках, от любой незначительной новости. Хочет что-то показать.
— Аааа... Поедешь к нему?
— Да. А ты устрой себе маленький выходной по поводу праздника!
— Не хочу, — надула губы фроляйн Цилинска. — Скучно праздновать одной.
— Тогда просто погуляй. Или поспи. Или...
— Ладно, решу по дороге, — согласилась Ева. — Но сначала... Нальёшь мне ещё этого странного чая?
***
Магазин Роберто Аньяри располагался там, где и надлежит находиться всему возвышенному, прекрасному и дряхлому: в историческом центре Ройменбурга. От географического центра этот район города был довольно далёк благодаря бурному строительству, шедшему в последней четверти прошлого века. Впрочем, большого прироста населения не случилось, потому что в новые квартиры переехали преимущественно те жители города, которые не могли или не желали вкладывать собственные средства в содержание и реставрацию старинных домов. Освободившиеся таким образом жилые и нежилые квадратные метры были отданы под офисы и всевозможные магазинчики, поскольку магистрат здраво рассудил, что владельцы пусть маленьких и скромных, но предприятий, более платежеспособны, нежели рядовые сотрудники тех же фирм.
Предприятие семьи Аньяри начиналось, как скупка и перепродажа предметов старины, причём вовсе не на Альтенштрассе и вообще не на территории Германии. Почему дед Роберто принял решение покинуть насиженное место и перебраться из солнечной Италии в холодную северную страну, неизвестно, ведь ничего истинно древнего в Ройменбурге не могло быть по определению. Вероятнее всего, бежал от долгов или врагов, как и подавляющее большинство жителей-основателей моего города. Но прежние связи потеряны не были, и в лавке Аньяри всегда можно было приобрести или заказать нечто, представляющее собой ценность для любителей антиквариата, а с вступлением младшего наследника в управление семейным бизнесом ассортимент пополнился и произведениями вполне современного искусства. Сам неудавшийся художник, Роберто поставил себе целью находить и поддерживать молодые и непризнанные таланты, благо чутьё на шедевр у него было великолепное. А заодно синьор Аньяри удовлетворял и нужды салона «Свидание» в части...
— Бонджорно, синьоре Джек!
— Привет, Бобби.
Тёмные глаза хозяина магазина привычно вспыхнули искренним протестом:
— Роберто, синьоре Джек, Роберто! Ро-бер-то!
— Я же просил: поменьше итальянского. Не угомонишься, буду звать тебя Бобби до самой смерти.
Возмущение наполнило все черты и чёрточки облика Аньяри, от тщательно приглаженных чёрных прядей над высокими залысинами до не прекращающих трепетание пальцев, подвижность которых, впрочем, как и общая подвижность и энергичность молодого итальянца, всегда меня поражала и заставляла немного завидовать.
— Синьоре Джек, вы просите невозможного!
— Разве?
— Кровь моих предков, синьоре...
— Не менее дурная, чем у моих, надо думать. Но твои предки переселились в Ройменбург достаточно давно, чтобы уважать здешние обычаи. Я же знаю, ты можешь говорить без малейшего акцента. Так сделай милость, избавь меня от своей итальянской экспрессии!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});