И всё, что творилось в переговорной комнате, тоже имеет крайне простое объяснение, несмотря на первоначальную странность и непонятность. Агата была в шоковом состоянии, причём в той его разновидности, которая сопровождается кратковременным опустошением сознания, поэтому могла воспринять любой приказ извне, а тем более, приказ «успокоиться и понять, что всё в порядке». В не менее взбудораженных чувствах пребывал и герр Бломберг, застигнутый врасплох на месте прелюбодеяния. Анне достаточно было лишь направить его мысли в ещё существующее русло, а именно: «школьные экскурсии», а уж добиться согласия на скидку, пусть даже стопроцентную, было легче лёгкого, ведь мужчине тоже настоятельно требовалось чем-то заместить вышедший из-под контроля хаос в голове. Почему же я тревожился тогда и сомневаюсь сейчас?
Наверное, во всём виноват разрез на юбке Анны. Соблазнительный, бесцеремонный, не знающий поражений и отказов до вчерашнего вечера. Но сам ли я справился с наваждением? Хотелось бы быть уверенным в собственной силе и талантах, очень хотелось бы, вот только...
Это она меня отпустила, а не я ушёл. Она всё-таки подчинила моё сознание, уж не знаю, какими чарами. И если бы в какой-то момент не решила: «Хватит на сегодня», ночь закончилась бы совершенно иначе, а утро могло и вовсе не наступить. Моё собственное, принадлежащее мне одному утро.
Что это? Любовь? Но почему к ней примешивается страх потерять себя? Разве моя личность так уж дорога? Скорее, бесценна, то бишь, никто не даст за неё приличной цены. И я в данном случае скупец не из последних, потому что платить-то толком не за что. Какое-то животное, бессознательное стремление убежать и спрятаться... Уж лучше бы хотелось драться, но видно, настоящей смелости во мне нет. Или не отчаялся до последнего предела. А Грюнберг ещё что-то говорил о рыцарстве! Чушь! Ты ошибся, Ханс, жестоко ошибся.
«Все не могут быть избранными», да? Ты ведь говорил обо мне и только обо мне. Для тебя я так и остался «всеми», находящимися где-то у подножия престола, выделенного медиумам. И даже то, что мне удалось дотянуться до нижней ступеньки, ничего не изменило. Да, я получил дар сразу и в полном объёме. Принял, не страдая, не мучаясь непохожестью на обычных людей. Принял осознанно, преследуя чёткую цель. Не беда, что цель оказалась неправильной, но она была достигнута. Была, слышишь? Правда, если бы мне было заранее известно обо всех подводных камнях, я бы никогда не совершил самый смелый поступок в своей жизни.
Оторвался от круга людей, живущих нормально и привычно, но не влился в компанию провидящих чужие мысли. Зачем, спрашивается, старался? Зачем рискнул здоровьем и будущим? Великолепное подтверждение теории доктора Лювига, вот кто я. Выкидыш науки. Что ж, остаётся утешать себя хотя бы этим. Хотя бы удовлетворённостью и гордостью Макса. Он очень талантливый учёный, может быть, гениальный. И так же, как и я, не принятый обществом, в которое стремился, но мне повезло больше. Мой рассудок остался со мной.
Тьфу. Вот за такие размышления и не люблю посещать Коллегию. В разные сезоны и разное время суток моя нелюбовь колеблется от вялого равнодушия до искренней и не обременённой разумом ненависти, никогда не приближаясь к чему-то хоть немного похожему на удовольствие. А всё почему? Потому что здесь прутья правды, из которых сплетена моя клетка, начинают врезаться в душу. Потому что мне становится тесно... Но кому есть дело до озлобленных сентенций неудавшегося сьюпа? Лучше зайду в секретариат, завизирую свою осведомлённость о принятой должности душеприказчика. И заодно поговорю с Евой, если она, конечно, соизволит оторвать немножко сосредоточенного внимания от серебряного канта по краю угольно-чёрной пластинки и заметить моё присутствие.
— Уже получила удостоверение? Поздравляю!
— Да, много времени торжественная церемония не заняла, — хмуро подтвердила фроляйн Цилинска. — Я так думаю: от меня хотели поскорее избавиться.
— Не говори ерунды. Просто... Сьюпы не любят пышные празднества.
— Начинаю понимать, почему. — Голос девушки совсем заледенел.
— Ева, конечно, ты представляла всё иначе, но это не повод расстраиваться.
— Иначе? — Она подняла на меня расстроенный взгляд. — Я вообще ничего этого себе не представляла. Никак. Этого не должно было произойти!
— Поясни.
— Неужели не понятно? Мне и даром не нужна эта штука!
Пластиковая карточка пролетела через широкий коридор, срикошетила о стену и приземлилась на паркетный щит шагах в двадцати от меня.
Я посмотрел в глаза, горящие бешенством и отчаянием, сходил за ненавистным Еве прямоугольником, поднял удостоверение и вернулся.
— Не делай так. Пожалуйста.
— Почему? Потому что тогда все твои заслуги окажутся напрасны? Ты же герой! Защитил бедную и несчастную девушку! Закрыл грудью от вражеского огня!
Давлю невольную улыбку. Эх, Ханса бы сюда сейчас с его разговорами! Для рыцаря что главное? Признание подвига. А что происходит на деле? Спасённая дама готова разорвать на клочки и полученный приз, и того, кто его добыл. Меня, то бишь.
И чёрт подери, мне это нравится!
— Не волнуйся, своё самолюбие я потешил вдоволь. Но карточкой всё-таки не расшвыривайся. — Я протянул Еве пластиковый пропуск в царство медиумов. — Не надо. Она не так уж бесполезна, как тебе кажется.
— Знаю, всё я знаю! Но она... Я не хочу ей пользоваться.
— Не хочешь, не надо. Только это всего лишь символ того, что находится внутри тебя. Так стоит ли убегать?
Голубые глаза блеснули слезами.
— Ты во всём виноват.
— Конечно.
— Это ты устроил экзамен.
— Скажем чуточку иначе: сообщил в Коллегию, что ты к нему готова.
— Скажи, только честно... — Она сжала мою ладонь своими. — Ты мог... промолчать?
Угу. А ещё мог соврать, но не видел в этом ровным счётом никакого смысла. Наверное, потому что насмотрелся уже на жизнь медиумов, как официально зарегистрированных, так и подпольных, и знаю, чем чреваты препирательства с законом.
— Рано или поздно это должно было случиться.
— Но ты мог промолчать?! Ответь!
— Ева, ничего бы не изменилось.
— У меня появилось бы время!
— На раздумья? Или на побег от действительности? С того самого момента, как твоё имя занесли в списки с пометкой «медиумические способности в латентном состоянии», твоя судьба была предрешена. Кто подавал прошение в Коллегию? Вовсе не я. Ты знаешь, чьими усилиями оказалась здесь? Ведь ты знаешь?
Девушка зло закусила губу и отвернулась.
— Ева, я не собираюсь залезать в твои мысли. Я вообще не люблю это делать, а особенно с людьми, которые мне симпатичны. Скажи сама, хорошо?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});