лысым, из-за чего носил парик, но при этом отличался богатством и прекрасной родословной, что делало его весьма привлекательным женихом. Что странно, он считал себя красавцем и старательно за собой ухаживал – смягчал бороду мокрыми хлебными катышками и выщипывал волосы на теле.
Циничная улыбка слетела с губ Отона, взгляд стал мечтательным.
– О, она настоящая богиня.
Отон не шутил, он действительно был влюблен. Такого я от него никак не ожидал.
– И кто же эта богиня?
– Она из Помпеев. Как-то я был там с визитом, так с ней и познакомился. Надо бы нам туда съездить, я покажу тебе фрески…
– Ты все еще не назвал ее имя. О Помпеях я знаю, я хочу больше узнать о женщине.
– Ее зовут Поппея, – сказал Отон. – Ты мог слышать о ее матери, которую тоже зовут Поппея, у нее репутация самой красивой женщины Рима, но, поверь мне, дочь превзошла мать.
– Поппея… Поппея…
У меня хорошая память на имена, и я не сомневался, что уже слышал о ней. Но когда и где?
– Она жена Руфрия Криспина, – подсказала мне Акте.
– Была его женой, – поправил Отон. – Они развелись.
– Она точно богиня, если ты согласен и даже рад стать вторым, а не первым.
– Знаешь, как говорится, последней любовью быть лучше, чем первой. К тому же все разводятся. Мать генерала Корбулона шесть раз была замужем!
Всех пригласили к ужину, и гости начали стекаться в просторнейшую столовую. Прежде чем мы заняли свои места, перед нами преклонили колени рабы и омыли наши ступни дорогими духами.
– Роскошь должна бить через край, – игриво подмигнул мне Отон.
С этими словами он чуть ли не на цыпочках прошел к своему месту, оставляя на мраморном полу благоухающие следы.
Среди прочих гостей на ужине был Гай Кальпурний Пизон, у которого тоже была вилла на этом полуострове. Он состоял в дальнем родстве с семьей жены Юлия Цезаря, и ему не повезло оказаться в орбите Калигулы. История поражает воображение: Калигула возжелал жену Пизона и принудил ее уйти от мужа, а потом обвинил Пизона в прелюбодеянии с нею и сослал его. Только из-за одной этой истории я чувствовал некую схожесть с Пизоном, ведь мы оба пострадали от рук Калигулы. Но не только это нас роднило. Насколько я знал, он исполнял на сцене драматические роли, пел и сочинял стихи. В общем, мне не терпелось с ним побеседовать. Я легко распознал его среди гостей – дело в том, что Пизон был красив, но красота его не вызывала зависти, а, напротив, дарила умиротворение. Я искренне желал общения с более опытным человеком, но Пизон при нашем знакомстве чуть ли не распростерся передо мной, и так я понял, что, даже если сам забуду о своем статусе, другие будут помнить о нем всегда.
– Давно хотел с тобой побеседовать, – сказал я после ужина Пизону. – Думаю, у нас много общего.
– И что же это? – искренне улыбнулся Пизон.
– Меня тоже интересует искусство. Я пока не зашел так далеко, чтобы заявить себя как артиста, но мне бы этого хотелось. Меня привлекают и музыка, и актерская игра. Скажи, где ты выступаешь?
– В частных домах и на частных сценах, – ответил Пизон. – Возможностей много.
– Ты никогда не думал выступать на публике?
Пизон откинул назад голову и рассмеялся:
– Нет, на такое я не решусь.
– Почему? – упорствовал я.
– Потому что актеры, певцы и танцоры – все представители низших классов.
– Но при этом мы восхищаемся их талантами и многих осыпаем богатствами.
– Это правда. Но классовая принадлежность ценится дороже денег. Родословная и положение в обществе – вот что главное.
Я видел, что Пизон начинает испытывать некоторую неловкость.
– Да, но если заглянуть вглубь истории, все благородные семьи имеют весьма скромные корни. Если бы Зевс не любил поискать приключений на стороне и не наплодил потомков среди смертных, сейчас не многие могли бы похвастаться, что в их жилах течет божественная кровь.
– Да, да, я понимаю, – смутился Пизон.
Теперь он точно чувствовал себя неуютно. Видимо, припомнил, что император, по слухам, питает симпатию к простолюдинам или к «голытьбе и шантрапе», как он сам их называл.
– Я бы спонсировал твое появление на публичной сцене, – предложил я.
– Может быть, может быть… благодарю, очень щедро с твоей стороны.
И он бочком-бочком отошел от меня и скрылся в толпе гостей.
Я чуть не расхохотался. Пизон слишком цеплялся за свой статус, чтобы стать настоящим артистом.
* * *
В ту ночь я лежал на кровати в огромной спальне с высоким сводчатым потолком и слушал разносящуюся над водой переливчатую музыку. В открытые окна с видом на залив задувал свежий бриз.
Пизон… Отон… Будущая жена Отона… Я попытался представить, какая она, если Отон так ею увлекся. Руфрий… И тут я вспомнил. Я ее видел – еще совсем мальчишкой, в тот день, когда Крисп взял меня с собой на скачки колесниц. Мы потеснились, уступая ей место… Она села рядом со мной… Жена старого преторианца… Она обитала на Олимпе среди богов! А если была смертной, то пила амброзию, чтобы стать одной из них. Женщина, благодаря которой я наяву увидел Елену Троянскую. Женщина… старше меня… Сколько же ей сейчас лет?
И я уснул, пытаясь ответить на этот вопрос.
* * *
Далее я посетил флот, который базировался у мыса Мизен на самой оконечности полуострова, с внешней и внутренней гаванями. Аникет уже приличное время командовал флотом, и я искренне обрадовался, увидев его после долгой разлуки.
– Мой дорогой друг, мне так не хватает тебя в Риме, – признался я. – Но я понимаю, что твое место здесь, и так лучше для всех. С таким командующим я могу спать спокойно.
Аникет положил руки мне на плечи и посмотрел прямо в глаза:
– Мне тоже тебя не хватает, я часто о тебе думаю. Надеюсь, ты под надежной защитой и тебе ничто не угрожает.
– Все хорошо, тебе не о чем беспокоиться, – заверил я.
Мы обменялись всего парой фраз, а у меня было чувство, будто мы и не расставались. Аникет доложил о состоянии флота и о некоторых своих действиях, о которых не докладывал в письменной форме. Например, он наладил новые торговые пути с Индией. Также он предложил подумать об отправке части флота в Красное море, где наши корабли были бы полезны в сезон муссонов. Упомянул о том, что уровень воды в гавани немного изменился и в области произошло слабое землетрясение, но тревожиться мне не о чем.