Семпроний скрытно огляделся и лишь после этого тихой скороговоркой пробросил:
— Присоединить это пропащее царство, превратить его в провинцию. А что еще остается?
— Это точно, — кивнул Макрон. — С этими двумя его сынками-спорщиками ничего другого и не напрашивается.
Шагая со своими спутниками к выходу из царских покоев, Катон невзначай очутился возле Юлии. Он вновь почувствовал ее запах, и тело вдруг зашлось от безотчетной томности, а сердце учащенно забилось, жарко разгоняя кровь. Больше всего на свете ему захотелось, чтобы она снова пришла на сторожевую башню, где они постояли бы вдвоем, созерцая с высоты город и его окрестности. На этот раз она бы уже не застала его врасплох и все бы складывалось куда непринужденнее. Катон будто ощущал в ней какую-то родственность, и его подмывало узнать, не ошибается ли он в этом.
Они дошли до конца коридора, откуда арка выводила на мощеный пятачок между строениями и воротами. Посланнику отсюда было налево, а Макрону с Катоном — в другую сторону.
Семпроний приостановился и поочередно сомкнулся предплечьем с каждым из офицеров.
— Прекрасная работа нынче утром. По возвращении в Рим я непременно доведу это до сведения императора.
— Благодарю, господин посланник, — отозвался Макрон.
Катон ограничился кивком.
— Ну а пока спокойной ночи. Пойдем, моя милая.
Посланник с дочерью сделали было шаг в сторону, но тут Катон внезапно сорвавшимся голосом выдохнул:
— Юлия.
Они приостановились.
— Да?
— Я тут подумал… Ничего, если ты окажешь мне честь пройтись с тобою? — От дурацкой неуклюжести этих своих слов Катон досадливо поморщился.
— Пройтись, с тобой? — Юлия возвела тонкие брови. — Куда?
— Гм. Ну, э-э, туда же, где мы стояли прошлой ночью. Я так подумал.
Семпроний обернулся и улыбчиво похлопал дочь по щечке.
— Что я говорил, а? Префект к тебе определенно неравнодушен. Ну так сходи, дитя мое, пройдись. Погуляйте, побеседуйте, но ничего более, ладно? Катон, уповаю на твою порядочность.
— Слушаю, господин.
Семпроний цепко, с напряженным огоньком на него поглядел, после чего улыбнулся:
— Ну тогда ладно. Всем спокойной ночи.
Он повернулся и по лунной дорожке двинулся к своим покоям. Засобирался и Макрон:
— Ладно, я тоже пойду. До скорого, Катон, и вы, госпожа. В смысле, до завтра. — Он пошел, но через несколько шагов снова встал и обернулся. — Катон, — стеснительно окликнул он, — тебе это… еды оставить?
— Да нет, не надо. Спасибо.
— Ну хорошо. Всего.
Он кивнул и, постукивая сандалиями, скрылся в темноте. Катон с Юлией некоторое время вслушивались, как тает звук его шагов, после чего застенчиво обернулись друг к другу. Юлия приоткрыла губы в улыбке:
— Ну а теперь, когда ушли родители…
Оба рассмеялись. Катон взял ее за руку и легонько сжал.
— Ну так пойдем.
Недавнее волнение унялось, сменившись безраздельной радостью того, что вот он с ней, пусть даже в осажденной крепости, и чувствует в своей руке тепло и мягкость ее ладони. Какое-то время они молча шли в ночной прохладе, после чего Юлия произнесла:
— Как мне его жаль.
— М-м?
— Правителя Вабата. Вид у него такой скорбный, усталый.
— Да, — отсутствующим голосом сказал Катон. Эти слова вмиг выбили его из состояния мечтательности и, пав тяжким грузом, вернули в неспокойные дни, которые еще только предстояли. — Правителю и вправду не позавидуешь. Но ему необходимо быть твердым, ради всех нас. Если он сломается перед лицом этого противостояния в цитадели, то тогда Артакс одержит верх, а мы… — Катон даже не смог довершить мысли, настолько явственно ему представилось, как Юлия, растерзанная, лежит среди забитых насмерть римлян. — Ну да ладно, лучше об этом не думать. Рано еще. А мне так многое хочется сказать.
— Правда? И что же?
Катон рассмеялся:
— Представь себе, не знаю. Ничего… и разом все. Да какая разница.
— Ого, — Юлия шутливо нахмурилась, — какой объемный смысл. Сразу и не охватишь. Ну да ладно, вместе как-нибудь разберемся.
Она чуть стиснула ему ладонь. В этот момент они как раз приблизились к сторожевой башне и ступили в темный проход у основания лестницы.
— Осторожно, — предостерег Катон. — Тут темно, хоть глаз выколи.
Юлия легкой поступью тронулась впереди.
— Трусишка. Темноты боишь… Ой! — сдавленно выкрикнула она, обо что-то споткнувшись.
— Юлия! — Катон машинально выкинул руку вперед и, ухватив Юлию за предплечье, помог ей подняться на ноги и выбраться из темени лестничного колодца наружу. Вид у нее был потрясенный, а низ стопы запачкан спереди чем-то темным.
— Там кто-то есть, — с дрожью в голосе сообщила она. — Я упала прямо на него.
— Стой здесь. Я посмотрю.
Катон, пригнувшись, ощупью углубился в проход. Пальцы, выискивая по каменному полу, постепенно нащупали какую-то ткань, затем ногу в мягкой обуви. Ухватив за лодыжку, он вытащил под лунный свет неподвижное тело и встал над ним. Полы одежды задралась, скрыв лицо лежащего.
— Кто это? — пугливо спросила Юлия. — Он… неживой?
— Есть только один способ выяснить, — пробормотал Катон, убирая с головы человека свободную складку материи.
Под скудным светом луны обнажились темные вьющиеся волосы и тонкие черты человека явно знатного рода. Продолжая отводить полу одежды, на горле у человека Катон обнаружил глубокий рваный шрам. Одежда на верхней части туловища набрякла кровью и жирно поблескивала.
Юлия, ошеломленно застыв, поднесла к губам ладонь.
— Это же, — прошептала она, — не может быть… Князь Амет.
Глава 24
Труп лежал на низком столе в караульной, что возле ворот. Катон сбегал за Макроном, и они вдвоем перенесли тело сюда. Вскоре туда прибыла и Юлия со своим отцом.
— Да, так оно и есть, — заключил со вздохом посланник, отведя полу одежды и разглядев испачканное кровью лицо убитого. — Князь Амет.
Юлия, вскользь глянув на застывшее лицо, торопливо отвела глаза.
— Бедняга.
Семпроний надвинул полу одежды обратно так, чтобы та скрывала рваный рубец на горле, но оставляла открытым лицо Амета.
— Н-да. Это несколько осложняет положение.
— В самом деле? — Макрон скрестил на груди руки. — Я бы подумал, что это, наоборот, все упрощает. При одном сыне-изменнике, а втором до срока ушедшем к праотцам дорога к престолу расчищается перед князем Балтом. Хотя и делает его главным подозреваемым — видимо, так?
— Именно так.
Катон, воссоздав в памяти окончание пира, покачал головой.