и в сочетаниями с невозможными для меня прежнего эпитетами я произносил этой ночью в те моменты, когда любовь возносила меня к неизведанным доселе вершинам счастья, полного и всеобъемлющего… И нежный серебристый смех моей женщины, ласковой и страстной, звучал для меня самой лучшей музыкой в мире… Вот за одну слезинку Кэсси я, пожалуй, убил бы Лымаря. Руками. Нет, без всяких «пожалуй». И предпочтительно ногами.
Не хочу говорить с ним и не могу говорить… И вообще нельзя ни о чем думать…
– Ты слышишь, нет?
– Мне плевать, – вежливо сказал я и отключил трубку. Вообще. Спокойно перестроился в крайний левый ряд и поддал газу – надо поскорее добраться до дому, поужинать. Мороженое в аэропорту – не самая лучшая замена ужину. А я вчера как раз сготовил отличный гуляш – в общем-то, я умею готовить, если приходится. Теперь, наверное, придется… Я почувствовал, что усмехаюсь. Впрочем, не исключено, что завтра-послезавтра вообще придется отправляться в поездку вместе с Обществом на поиски сокровища. Так что вопросы приготовления пищи будут решаться как-то иначе, нежели в обычных бытовых условиях. Интересно, Кэсси умеет готовить?.. Да хоть бы и нет – мою любимую я готов был сам кормить. С ложечки. И на руках ее носить. Я бы всё для нее сделал. Всё.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В шесть утра я подскочил словно подброшенный пружиной. Пружиной, как же. Меня подкинула какая-то нехорошая мысль, да что там – «нехорошая», просто ужасная, если уж говорить начистоту. Какие-то секунды у меня перед глазами находилось лицо хорошенькой белокурой женщины по имени Татьяна, которую я считал фактически моей женой уже несколько лет кряду. У нее были испуганные глаза. В моем утреннем сне она кричала. Кричала от ужаса, да еще и от боли и обиды из-за моего двойного предательства. Этот ужас, видимо, мне и передался; он пронзил меня в момент пробуждения, однако, почти сразу же сменился недоумением. Я удивленно посмотрел на свои джинсы, которые зачем-то схватил со стула, глянул на часы и… снова залез под одеяло. Куда, собственно, было торопиться, да и зачем?..
Следующее сновидение было куда более приятным. Мне снилась Кэсси, то ли в коротком облегающем платье, то ли вообще без одежды. Во сне я говорил о том, как сильно и нежно люблю ее, и порывался обнять. В очередной раз ухватив руками воздух, я проснулся окончательно… Звонил телефон. Мелодией какой-то популярной турецкой песенки. Кто это?.. Эльвира… Какого черта ей нужно?
– Да, слушаю, привет, – изобразив большую сонливость, чем она была у меня в этот момент, произнес я.
– Андрей, привет. Послушай, это очень-очень важно. Нам надо встретиться.
Видеть Эльвиру мне не хотелось. К тому же, «встретиться» – это означало тащиться в «Серватис». Как бы там ни было, я ее по-прежнему недолюбливал – она казалась мне довольно скользкой особой, с которой нужно держать ухо востро, да и вообще – ну какие у нас могут быть общие дела?
– Зачем? – спросил я так сухо, как только мог.
– Очень нужно, Андрей. Я не могу сейчас говорить, но это касается Геннадия и твоих дел с американцами.
Вот это я уж точно не был намерен обсуждать ни с кем!
– Разговор кончен, Эля. Об этом я не собираюсь с тобой разговаривать.
– Подожди. Андрей! Подожди…
Не дослушав, я нажал кнопку отбоя. Делать мне больше нечего! И вообще, дела ССС Эльвиру ну никак не должны касаться. Много чести. Даже если не принимать во внимание конфиденциальность моих отношений с Обществом.
Я попытался дозвониться до Кэсси, но ее телефон был выключен. Беспокоить членов Общества мужского пола – «братьев» – мне сейчас было ни к чему, да и неохота. Ощущая странную «потерянность», я бродил по пустой квартире, конвульсивно приводя себя в порядок и собираясь то ли работать, то ли делать что-то еще, более или менее важное, как вдруг в дверь позвонили. Это, конечно, мог быть абсолютно кто угодно, принимая во внимание излишне бурную мою деятельность в последние дни, но я сейчас не боялся никого. Потому спокойно пошел открывать, даже не задав сакраментальный вопрос «кто там?»
За дверью стоял Иван Курочкин с непроницаемой мордой и по-прежнему обмотанной клешней, правда, уже только лишь в два-три слоя эластичного бинта.
– Здорово, – сказал он. – Можно зайти?
– Да заходи уж… – пригласил я, думая, какого черта он приперся, и как его побыстрее спровадить к свиньям.
– Я слышал, что ты уезжаешь, – вдруг сказал он.
О как!
– Это кто тебе такое сказал?
– Эльвира. Ей позвонил какой-то клоун сегодня с утра пораньше, сказал, что ты как бы списался с ее бывшим, и собираешься ехать к нему. Это так, что ли?
– Да вообще-то нет… – сказал я озадаченно. Почему-то я вдруг решил, что Иван не врет, а это значило, что мои намерения кем-то озвучиваются. Кем? Может, Лымарь со товарищи затеяли какую-то странную игру, поняв, что на Татьяну я уже не поведусь (сволочь ты, Маскаев, конечно, приличная), а информацию из меня выуживать все равно ведь как-то нужно…
– Так это… – замычал Курач, – Эльвира сейчас набрала мой номер и сказала, что Геннадий ей позвонил сам!
– Что?!
– Вот то-то. В числе прочего Эльвира выяснила, что ты с ним как будто бы не переписывался, и что про тебя Геннадий не знает вообще ничего.
– А что еще Геннадий говорил?
– А я откуда знаю? Он же не со мной разговаривал, а с Эльвирой. Она, кстати, пыталась до тебя достучаться, но ты ей даже и отвечать не хочешь… Она ничего не понимает, позвонила мне, говорит – подрывайся и езжай к Андрюхе… А мне так вообще делать больше нечего, кроме как по твою душу ездить… Просто сильно очень просила…
Я вытащил телефон и попробовал вызвать Эльвиру. Тот же случай, что и с Кэсси часом раньше. Ну почему женщины все такие?! Когда они крайне необходимы, то до них невозможно дозвониться!
– Иван, я поехал в клинику, – сказал я. Еще бы! Информация о появившемся Геннадии – это как раз то, что мне сейчас особенно необходимо, именно как члену Общества.
– Ну, это твое дело… Только это… Ты меня с собой не захватишь? Мне к этому костоправу опять надо – лапа болит, сил нет…
Ну неужели я буду против? Не прошло и пятнадцати минут, как мы с Курачом уже катили по направлению к «Серватису». Я пытался выяснить, что, собственно, еще сказала Эльвира, но Иван бурчал невнятно, а в конце концов начал злиться: