Сержант, подошедший доложить, что люди готовы, спас своего начальника от дальнейших веселых насмешек. Кальверт обнажил саблю и с непрояснившейся еще головой и покаянной душой, но твердо печатая шаг, повел своих солдат выполнять вверенное ему щекотливое поручение.
К четырем часам дня они были в Джонсвилле. Руководясь здравым смыслом, лейтенант не захотел переправляться морем (это значило бы известить о предпринятой экспедиции всех заинтересованных лиц на взморье и на Болоте), а повел людей кружным путем — лесом. Переправившись на общественном пароме через отделявшую его от Дедлоуского болота реку, они подошли к поселку незамеченными и тотчас заняли обе дороги, ведшие из Джонсвилла к нагорью. После недавнего визита сержанта — так рассуждал Кальверт — спрятавшиеся дезертиры могли вернуться в поселок, рассчитывая, что второй раз он так скоро сюда не придет. Оставив часть своей крохотной армии патрулировать обе дороги, а другую рассыпав цепью в долине, он отправился сам в поселок. С помощью незатейливой дипломатии, а также и личных чар, которыми он не гнушался пользоваться, лейтенант выяснил, что, если даже жители и знают о дезертирах, в поселке их сейчас нет. Заново поделив свой отряд и забрав с собой капрала и трех солдат, он решил лично обследовать нижнюю часть Болота.
Занятость порученным делом, прогулка в лесу, а вернее всего, живительное действие насыщенного солью и йодистыми испарениями морского воздуха прояснили голову лейтенанта и словно укрепили его физически. Он впервые был в Дедлоуском болоте и сейчас от души наслаждался невиданной красотой береговых топей. Наступал тот час дня, когда птицы ведут себя шумнее всего; утки и чирки тучами летели от пресной речной воды к соленым озерцам на Болоте, и трепещущие тени их безостановочно пересекали тропу, по которой шагал лейтенант. Порою казалось: то зыбкая почва Болота сама поднялась к небу и поспешает прочь на темных крылах. Внезапные всплески сообщали о скрытых вблизи бочагах и топях; вот из-под самых ног лейтенанта взметнулся вдруг вверх сверкнувший на солнце лебедь. Неумолчный крик и щебет царили вокруг. В этом птичьем гомоне он не сразу расслышал окликавшего его правофлангового.
Находка была немаловажной. В кустарнике, спускавшемся узкой грядою до самой трясины, солдаты нашли заляпанную грязью форменную одежду, вплоть до кепи с литерой роты на козырьке.
— Скажи, Шмидт, есть здесь поблизости дом или еще какое жилище? — спросил Кальверт капрала.
— Фот именно так, лейтенант, — отвечал капрал. — Том старого Кульпеппера, симородка. Пьюсь оп саклад на толлар, что парень наш где-то стесь.
Сквозь переплетение кустарника он указал на белое в лучах солнца, низкое строение, стоявшее на черных сваях. Наметанным глазом разведчика Кальверт увидел, что единственный вход в дом — по лестнице, ведущей с Болота. Приказав солдатам укрыться в кустах, он быстро пересек открытое пространство и поднялся по ступеням. Пройдя по галерее, он постучался в дверь. Никакого ответа. Он постучал еще раз. Ближнее окно с маху растворилось, и навстречу ему высунулось двуствольное дробовое ружье. Машинально пробежав по стволу взглядом, он увидел в окне на редкость красивую девушку: глаза ее сверкали, щеки горели, маленький ротик был крепко сжат. Отдавая дань воинской выдержке лейтенанта, упомянем, что глаза девушки произвели на него большее впечатление, чем направленные ему в грудь два сверкающих ствола.
— Ни с места! Понятно? — грозно сказала девушка.
На лице Кальверта не выразилось ни страха, ни удивления. Вытянувшись, как на параде, он поднес к козырьку руку в белой перчатке и негромко сказал:
— Рад служить!
— Ах вот оно как! — живо откликнулась девушка. — Пошевельнетесь, и я отправлю вас вместе с перчатками вниз, в Болото.
— Надеюсь, вы этого не сделаете, — улыбаясь, сказал лейтенант.
— А почему?
— Потому что это лишит меня удовольствия побеседовать с вами. Кроме того, я не захватил второй пары перчаток.
Не сводя взгляда с очаровательных глаз, он глядел восхищенно, почтительно, но в то же время не без воинского расчета; он понимал, что действительно, стоит ему сейчас шевельнуться, и она всадит в него разом оба заряда.
— Где остальные? — так же резко спросила она.
— В трехстах ярдах отсюда, в укрытии. Вам не будет от них беспокойства.
— Они придут сюда тоже?
— Полагаю, что нет.
— Полагаете? — повторила она презрительно. — Почему же вы полагаете?
— Потому что им приказано оставаться на месте.
Она чуть опустила свой дробовик, но ее черные брови целили ему в лоб.
— Думаю, вы не сильнее меня, — сказала она, оглядев не без некоторого пренебрежения хрупкую фигуру противника, и отперла дверь.
С минуту они стояли, озирая друг друга. Он увидел близко очаровавшее его красивое личико; девушка была высока, тонка в талии; распахнутая матросская куртка делала ее широкой в плечах; под курткой на ней была перетянутая поясом красная фланелевая рубаха навыпуск и синяя юбка; воротник, стянутый черным матросским платком, полузакрывал тронутую загаром прелестную шею. Она увидела невысокого молодого человека в скромной походной форме без галунов (если не считать золотой наплечной тесемки, указывающей его звание), но необычайно опрятного, даже щеголеватого. Коротко подстриженные светлые волосы, крохотные светлые усики, ясные синие внимательные глаза и веснушки вдобавок довершали его портрет, произведший на нее в целом неважное впечатление. Тем более ее раздражала уверенность и непринужденность, с которой незнакомец демонстрировал свои очевидные недостатки. Отставив ружье, глубоко засунув руки в карманы куртки и слегка расправляя плечи, она спросила отрывисто:
— Зачем вы пришли?
— За пустячными сведениями, которые, я думаю, вас не затруднят. Мои люди нашли в кустах мундир и кепи бежавшего дезертира. Не знаете ли вы, как они туда угодили?
— А кто вам дал право рыскать по нашей земле? — спросила она, резко поворачиваясь к нему и сразу бледнея.
— Никто.
— Так зачем вы пришли?
— Чтобы просить у вас права на это, если вы нам ничего не сообщите.
— Почему вы пришли ко мне, а не к брату? Боитесь его?
— Едва ли он смог бы встретить меня более воинственно, — возразил, улыбаясь, Кальверт. — Имею я честь беседовать с мисс Кульпеппер?
— Я сестра Джима Кульпеппера.
— Значит, вы тоже имеете право пойти мне навстречу или ответить отказом?
— А что, если я отвечу отказом?
— Что ж, я попрошу прощения за беспокойство и позже вернусь с приливом. Тогда, надеюсь, вы уже не будете целиться в меня из окна, — добавил он весело.