Читать интересную книгу Тотальная война - Олег Маркеев

Время от времени «старики» бросали на Николаева многозначительные взгляды. К себе не подзывали, но на дистанции преподать урок мастерства не отказывались. «Учись, молодой, пока мы живы», — всем. своим видом говорили они.

Климович возник неожиданно, вынырнув из-за плотной группы завсегдатаев клуба. К неудовольствию Николаева, он тащил на буксире кряжистого мужичка-боровичка с красным заветренным лицом. Двубортный костюм облегал его плотную приземистую фигуру, удачно скрывая тугой начальственный живот, но ничего не мог поделать с провинциальностью, что против воли проступает в каждом вновь прибывшем в первопрестольную.

— Игнат Петрович, знакомьтесь, Юрий Николаев, мой друг. Юра — это товарищ Черкасов.

— Очень приятно.

Николаев, вымученно улыбнувшись, протянул руку. Рукопожатие у Черкасова было по-мужицки крепким. Вопреки простецкой внешности, глаза выдавали человека умного и жесткого.

— Костя, пошептаться надо, — закинул удочку Николаев.

— Обязательно пошепчемся. Только чуть позже. — Климович крутил головой, как радаром, отслеживая передвижения своего шефа. — Ты пока побеседуй с Игнатом Петровичем. Может, он чем поможет. Как считаете, Игнат Петрович, поможем хорошему человеку?

— Ежели хороший, то почему бы и нет. — Черкасов крякнул в кулак. От чего вокруг расползлось облачко свежевыпитого коньяка.

«Сука ты, Климович, — мысленно выругался Николаев, натянуто улыбаясь. — Подогнал, блин, родственничка из Мухосранска».

— Игнат Петрович только что получил назначение в Центр антитеррора. Будет моим куратором. Так что прошу любить и жаловать.

Сбросив информацию, Климович счел возможным удалиться. Ввинтился в толпу и пропал.

— А вы, Юрий, в каком звании пребываете? — первым нарушил паузу Черкасов.

— Полковник, начальник отдела в «пятом» департаменте, — ответил Николаев.

— Ну, значит, есть куда расти, — добродушно усмехнулся Черкасов. — Вот я уже потолок головой чувствую. Взяли старика консультантом в Центр, и слава богу. На самом излете карьеры, но в Москву пробился. Сам-то я, не смейтесь, контр-адмирал. По «третьей» линии служил. М-да.

— А вы к нам откуда, если не секрет? — светским тоном поинтересовался Николаев.

— Из Калининграда. Командовал там военной контрразведкой.

Николаев всегда гордился своей выдержкой и был уверен, что ничего большего, чем вежливый интерес, его лицо не выразило. А внутри все обмерло. Гад Климович, еще надо разбираться, намеренно или нет подвел к нему бывшего шефа калининградского особиста, которого нашли с прострелянной головой в каком-то котловане. Ничего подозрительного в этом якобы случайном знакомстве нет, если бы не Лешка Парамонов, что сейчас геройствует в Калининграде, пытаясь связать смерть особиста с визитом в город Максима Максимова.

Черкасов достал сигарету. Николаев услужливо поднес зажигалку. С удовлетворением отметил, что руки не дрожат больше обычного.

— А я пару раз бывал в Калининграде, — подхватил беседу Николаев. — Давно, еще до девяносто первого года. Искали Янтарную комнату.

Легким смешком он дал понять, с какой иронией он относится к ее поискам.

Черкасов кивнул с видом посвященного. Заложил руку за спину, отчего еще больше выступил боярский живот.

— А последние новости о ней не слышали? — спросил он. Глазки при этом хитро заблестели.

— Нет. От этой проблемы отошел давно.

— И слава богу, — подхватил Черкасов. — Недавно Филипп Реми такое учудил, что теперь все, кто Янтарной комнатой занимался, как оплеванные ходят.

Черкасов не стал уточнять, что за кадр этот Реми. Любой, имевший доступ к литерному делу «Янтарная комната», обязан был знать основных фигурантов.

Реми, владелец частной телекомпании в Гамбурге, возник, как черт из табакерки, в конце восьмидесятых. И с бесовской наглостью стал путаться у всех под ногами, ерничать и давать дурацкие советы. На Янтарной комнате все пытались подзаработать, но лучше всего это получилось у Реми. Он снарядил несколько экспедиций, оговорив эксклюзивное право на съемки, и гонял сенсационные фильмы на своем телеканале.

Черкасов поискал глазами пепельницу, не найдя, стряхнул столбик пепла в кадку с пальмой.

— Паршивец обдурил всех, — продолжил Черкасов. — Слил в полицию информацию, что одна преступная группа готова продать эмиссарам боливийских наркобаронов Янтарную комнату Да, да, все четыре панно и прочую мелочь. Само собой, полиция встала на уши, перевернула вверх дном весь Гамбург и вычислила и продавцов и покупателя. Брать решили на передаче, чтобы эффектней смотрелось. Получилось, как в кино. Но настоящее кино вышло позже. Захваченный фургончик с ящиками перегнали к полицейскому управлению, где шеф полиции уже собрал пресс-конференцию. И тут вылез этот Реми и всю малину… Сам понимаешь. Оказалось, что он заранее изготовил пластмассовые копии панно и нанял актеров изображать гангстеров. Короче, выставил всех дураками. Соль в том, что никто не усомнился, что комната цела. Хотя по самым оптимистичным версиям пролежала в земле пятьдесят лет. — Черкасов придвинулся ближе, понизил голос. — А мы-то знаем, что сгорела она. Но и ты вначале клюнул. Признайся, я же видел, как у тебя лицо вытянулось.

Черкасов закудахтал, живот при этом запрыгал, как тугой мячик. Николаев вынужден был вторить смеху старшего по званию. Смешно, не смешно, а субординацию нарушать не рекомендуется.

При этом он не мог не отметить, что беседу Черкасов ведет умело, выбирая тему, в которой собеседник не чувствует себя профаном.

«Он явно меня прощупывает, — решил Николаев. — На шапочное знакомство это не похоже. Ишь, как зыркает, будто рентгеном просвечивает. А вдруг он не просто прилип, спасаясь от скуки в незнакомой компании? Вдруг он тянет время, как и я, дожидаясь Климовича? Что, если Климович, помня наш предыдущий разговор, привел нового куратора, чтобы все решить разом и на месте? Вот это была бы удача!»

Николаев преисполнился симпатией к новому знакомому, такому забавному в своей провинциальной барственности. Стал прикидывать, как лучше перевести разговор с опостылевшей Янтарной комнаты на актуальную тему борьбы с исламским терроризмом. До прихода Климовича можно успеть показать себя с самой лучшей стороны: инициативным, компетентным и творчески мыслящим сотрудником, которого давно пора выдвигать на ответственный участок.

Черкасов тем временем затушил окурок в кадке. Потер короткие толстые пальцы о рукав. Завел руки за спину, крепко сцепив в замок.

— М-да. Или вот еще свежий случай, — начал он, не глядя на Николаева. По всему было видно, что Черкасов на прежней должности привык, что его слушают, — ловя каждое слово. — Командировочный один запил. С таким, знаешь ли, русским размахом. У нас там не Москва, развернуться негде. А мужик совсем края потерял. Как его черт занес в Литву, хрен его знает! Мимо КПП, какими-то проселками, болотом… Белая горячка, одним словом. И на территории суверенного государства раздолбал свою машину, угнал чужую. На ней въехал через стекло в кафе на окраине Таураге. Перед тем как вырубиться окончательно, пальнул пару раз из табельного пистолета. Городок тихий, в нем к такому проявлению эмоций не привыкли. С перепугу литовцы подумали, Первый прибалтийский фронт опять в наступление пошел. Подняли по тревоге ОМОН, или как он у них там называется. Командировочного спеленали, благо он и не сопротивлялся. Ладно бы сам в дерьме извалялся. С кем по пьяной лавочке не случается. Так он же, подлец, нас им измазал по самую макушку. Теперь перед лицом всей прогрессивной общественности стоим и обтекаем. — Черкасов грустно вздохнул. — Такие дела. Самое страшное, что ксива у него с собой была фээсбэшная. Вот и думай, то ли из него шпиона сделают, то ли просто срок дадут. Но шум будет великий. И кое-кому такой арбуз законопатят в причинное место, что не один год переваривать будет.

У Николаева сердце обмерло от нехорошего предчувствия. Суеверно сжал кулак.

— А когда это случилось? — спросил он, с трудом уняв дрожь в голосе.

— Сегодня и случилось. Пару часов назад, поэтому в сводку новостей еще не попало. Мне друзья позвонили. По старой памяти информируют, м-да. Как там бишь его, засранца этого, фамилия… — Черкасов почесал складку на затылке. — Пара… Пара… О! Парамонов! Из Москвы, кстати.

В коленях у Николаева образовалась такая слабость, что он едва удержался на ногах. Потребовалась вся воля, чтобы не осесть на пол, цепляясь за пиджак Черкасова.

А тот придвинулся вплотную, хищно прищурил свои ледяные глазки. Понизил голос до злого, свистящего шепота:

— Ты что думал, я тебе, сучонок, позволю шарить по местам моей, так сказать, боевой славы? Тоже мне, красный следопыт нашелся!

Николаев открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого лишь судорожно глотнул воздух. Гул голосов вдруг стал глуше, будто уши забило ватой, хрустальная люстра под потолком почему-то превратилась в светящееся облачко.