Правда, воспитанная на женской половине, вдали от мира, Тии при всем своем тщеславии и любви к пышности в некоторых вопросах оставалась наивной и, умело управляя мужем, плохо представляла себе, какое впечатление производит ее поведение на подданных.
В конце концов отец заставил ее обратить внимание и на это. Как-то утром, застав ее сидящей на террасе у озера, возле того места, где они прежде так любили гулять, он молча положил ей на колени браслет, а потом сказал:
– Я слышу о тебе странные толки.
Тии взяла браслет и внимательно рассмотрела. На нем имелась вставка – сердоликовая гемма в золотом обрамлении, изображавшая богиню с телом крылатой львицы и человеческим лицом, как две капли воды похожим на лицо Тии. От восторга она, не удержавшись, захлопала в ладоши.
– Великолепно! Превосходно!
– Вовсе нет, – сердито возразил отец.
Тии взглянула на него в изумлении: до сих пор он никогда не проявлял гнев в ее присутствии.
– Превосходная вещь, – повторила она. – Я не вижу в ней ничего дурного.
– Посмотри внимательнее. – Отец выхватил браслет из ее рук. – Неужто не видишь? Ты изображена в виде голодной хищницы, готовой броситься на добычу. Люди боятся тебя, о дочь моя, – даже те из них, которые готовы тебя боготворить. О тебе говорят как о богине пустынь и диких зверей.
– Разве это моя вина? – спросила Тии, лениво пожав плечами. Она наклонилась, и погладила одного из спавших рядом с ней львов по гривастой голове. – Люди верят в то, во что хотят верить, и я не в силах им помешать.
– Ты должна немедленно отказаться от всего этого.
– От чего? Каким образом?
– От притязаний на божественность. Тебе следует публично объявить, что ты не являешься богиней, ибо есть лишь один Истинный Бог, творец и повелитель всего сущего.
Долгое время Тии молчала, не решаясь встретиться с отцом взглядом.
Иосиф вздохнул и подошел к спуску, где вода озерца мягко плескалась о мраморные ступени.
– Я не могу отказаться от этого, – тихо промолвила Тии, указывая на свою золоченую ладью. – Я уже не могу без этого обойтись.
– Это не главное в жизни.
– Тебе легко говорить, отец. Ты мужчина. Тебе не приходится бояться того, что в один ужасный момент ты окажешься забытым и запертым на женской половине.
Иосиф с печальной улыбкой покачал головой.
– Дитя моя, тебе не пристало страшиться забвения и небрежения, ибо твоя великая судьба была предначертана еще в давние годы, в вещем сне, ниспосланном по воле Всевышнего.
С этими словами Иосиф взял дочь за руку, обнял и поведал ей о видении, явленном царю Тутмосу в долине гробниц, и о значении этого сна, заключавшемся в грядущем очищении царской крови от древнего проклятия.
Но когда он закончил, Тии нахмурилась и покачала головой.
– Если женщина, которую царь Тутмос видел во сне с кувшином в руках, и вправду была моей матерью, откуда у тебя уверенность в том, что это пророчество имеет отношение ко мне? С тем же успехом там могло говориться о судьбе Инена или Эйэ.
Она взглянула отцу в глаза и испугалась, увидев, что они потемнели от боли. Такими она видела их лишь единожды, когда впервые появилась перед ним после падения.
– Что с тобой? – прошептала она. – Ты меня пугаешь.
Отец стиснул ее в объятиях так крепко, что она едва не задохнулась.
– Ты всегда будешь любить меня, дочурка, – прошептал он. – Я в это верю.
– Конечно... А как же иначе? С чего ты вообще об этом заговорил?
– Я... – Отец глубоко вздохнул. – Я рассказал тебе не все, что приснилось Тутмосу. Было и еще нечто – нечто такое, что фараон не решился мне рассказать и, лишь почуяв близкую кончину, записал на папирусе.
– Что там написано?
– Прочти сама.
Тии взяла протянутый ей отцом свиток, быстро пробежала его глазами, а потом, нахмурясь, перечитала более внимательно.
– Отец... Но я... Я не понимаю...
На устах Иосифа появилась горькая улыбка.
– А на мой взгляд, смысл написанного ясен как день. Во сне царя Тутмоса твоя мать изливала воду из кувшина, а он извергал семя, смешивая его с этим потоком. Конечно, он попросил меня истолковать это видение.
– Растолкуй и мне.
Улыбка Иосифа стала натянутой.
– Прочтя папирус, переданный мне по воле фараона Тутмоса, я подошел к служанке твоей матери, и она подтвердила давно терзавшую меня догадку. Как-то раз фараон дал ей сильнодействующее снотворное и приказал подмешать это зелье в питье твоей матери. Не сомневаюсь в том, что в ту ночь, когда она впала в беспамятство, он вошел к ней и заронил свое семя в ее лоно. Мне ведомо, что тот сон лежал на его душе тяжким бременем. Должно быть, он счел это видение обращенным к нему волеизъявлением божества и именно потому позволил себе совершить такое деяние за моей спиной. За спиной своего друга.
– Нет! – Тии сглотнула. – Нет! Это невозможно! – Она покачала головой и отвела глаза. – Ты ведь не можешь быть уверен...
– Я и не был уверен, до твоего падения с крыши. Именно тогда я понял... Я понял, что кровь в твоих жилах не может быть моей. – Иосиф печально улыбнулся и снова крепко обнял Тии. – Несмотря ни на что, ты всегда останешься моей дочкой. Моим младшим, самым любимым ребенком.
Почувствовав, что щеку отца увлажнили слезы, она нежно поцеловала его и отерла щеку своими волосами.
– Отец... – прошептала Тии.
Иосиф, несмотря на свою грусть, улыбнулся.
– Ты сказал, что на крови царей лежит проклятие? – так же шепотом спросила она.
– Боюсь, что да.
– А что это за проклятие?
Он едва заметно пожал плечами.
– Не могу сказать. Единственное, что я знаю... – Он умолк и взглянул на браслет. – Единственное, что я знаю: ты должна выполнять волю Всевышнего. Посмотри. Посмотри на это внимательно. – Он снова вложил браслет в руку дочери. – Ты предупреждена, дочка, так что будь осторожна.
Долгое время Тии неотрывно смотрела на свой портрет.
– Помню, – сказала она наконец, – в тот вечер, когда было объявлено о том, что я стану великой царицей, Инен пришел ко мне и сказал, что ему очень хочется, чтобы все было по-иному. Я часто размышляла о смысле его слов. Наверное, он что-то знал?
Иосиф нахмурился и отвернулся. Лицо его сделалось холодным.
– Полагаю, он знал очень много.
– С тех пор я не видела его – уже семь лет.
– Надо думать, за это время ему стало ведомо еще больше. Ибо сейчас он занимает весьма высокое положение.
– Как думаешь, сейчас он согласился бы раскрыть мне свои секреты?
– Если твой брат смог презреть любовь своего отца и обратиться к магии и почитанию идолов, разве можно надеяться на то, что он поведает свои драгоценные тайны кому-либо непосвященному?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});