Он резко повернулся, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Я этого не говорил! Господи, дай мне терпенья! Все женщины такие бестолочи! Не удивительно, что твой отец выбросил тебя из дому.
Пораженный глупостью только что сказанных им слов, Джослин даже не успел увернуться, как Лайза отвесила ему громкую пощечину. Боль и смущение заставили его забыть о благих намерениях вести разумный разговор.
Джослин перехватил ее руки, поднял ее и потащил в соседнюю комнату, где и бросил ее на кровать. Она упала на толстые покрывала, и все ее юбки оказались на голове. Затем он схватил одеяло и набросил его на жену, свернув ее в некое подобие трубы. Она что-то кричала из-под одеяла, но он только улыбнулся и вышел из комнаты. Закрыв дверь, Джослин повернул ключ в замке и прокричал ей оттуда:
— Ты останешься там до тех пор, пока мы оба не успокоимся.
Лайза стала стучать кулаками в дверь спальни.
— Ты не выйдешь оттуда до тех пор, — прокричал он ей в ответ, — пока не найдешь в себе силы спокойно выслушать меня без эмоций.
Через некоторое время, когда Джослин отказался разговаривать с ней и тем более выпускать ее из заточения, Лайза прекратила стучать. Он посмотрел на письменный стол рассеянным взглядом, сел за него, взял ручку и написал письмо своим адвокатам, в котором просил их устроить так, чтобы Тоби мог сам подписывать контракты фирмы «Пеннантс», что освободит его жену от излишнего бремени забот.
Затем он открыл ящик стола, чтобы найти чистую бумагу, и наткнулся на письма Тоби. Их содержание еще раз доказало ему, что он был прав, взяв Лайзу в свои руки. Она не только пыталась непосредственно управлять своей фирмой, но, ко всему прочему, продолжала свои попытки разобраться в причинах смерти своего брата и других его соратников.
Джослин прочитал краткое изложение событий, связанных со смертью Уильяма Эдварда, Эйри, Стэплтона и Холлоуэя. Были ли это несчастные случаи, связанные с обычной преступностью? Покачав головой, Джослин свернул все эти бумаги и положил в свой внутренний карман. Он отдаст их своему сыскному агенту и поручит ему разобраться во всем. Что-то здесь, конечно, было не так, но он не знал, что именно.
Возле стола он заметил небольшую книжную полку. Содержание лежавших на ней бумаг, как он и предполагал, было таким же, что и на столе, — Бронте с ее негодованием по поводу безрадостной судьбы женщины, какие-то трактаты небезызвестной Барбары Лей Смит и, что самое невероятное, — работы женского врача Элизабет Блэкуэлл. Положив на место томик Барбары Лей Смит, Джослин спустился по лестнице в свою библиотеку, где вложил всю информацию о предполагаемых убийствах в конверт, написал адреса и вызвал звонком Чоука.
Когда в библиотеке появился дворецкий, Джослин вручил ему конверты, адресованные Тоби и сыскному агенту.
— Чоук, отправь это, пожалуйста.
— Да, милорд.
— И еще вот что… гм… Ее светлость чувствует себя не очень хорошо и хочет, чтобы ее не беспокоили. Она в своей комнате, и, пожалуй, скажи всем слугам, чтобы они не бродили возле ее покоев.
— Да, милорд.
Это было великое достоинство Чоука. За двадцать лет безупречной службы в качестве дворецкого он научился беспрекословно выполнять все указания хозяина. Джослин с удовольствием наблюдал, как дворецкий вышел из библиотеки. Если бы только Лайза была такой же послушной! Но она такой не была, и он не мог подавить в себе легкое чувство беспокойства. Он должен заставить ее понять, что ее работа не должна препятствовать их нормальной жизни. Почему она не может быть более покладистой, как его любовницы, например, или его мать?
Мать. Да, сейчас его мать может быть хорошим примером, которому должна следовать Лайза. Его мать воплощала в себе все лучшие достоинства женщины — скромность, деликатность, сознательную зависимость, уважение к мужу. Но он был уверен, что Лайза никогда не будет относиться к нему так, как его мать относится к его отцу. Поэтому будет ли уместным выставлять свою мать в качестве образца для подражания?
Несмотря на все его ссоры с семьей, мать всегда оставалась верной ему. Правда, она оказалась неспособной выступить против отца. Но с другой стороны, это была не ее вина, что она не встала на его сторону. Она была слишком деликатной и послушной женщиной, чтобы вступить в борьбу против герцога. Однако ее превосходное воспитание и врожденное чувство долга заставят ее взять шефство над Лайзой.
Но прежде ему нужно найти подход к отцу. Он, конечно, сглупил, понадеявшись на то, что его отец посмотрит правде в глаза после стольких лет. Джослин подошел к своему столу и взял перо. Если его отец хочет сохранить наследника и превыше всего желает обрести внука, он должен извиниться перед Лайзой и пойти на уступки.
Джослин весело улыбнулся и начал писать на листе бумаги, украшенном его родовым геральдическим символом. Он заставит своего отца содрогнуться, содрогнуться оттого, что ему придется смириться с присутствием в его доме внучки мясника, и еще больше оттого, что ему нужно будет вывести ее в высший свет. Джослин громко рассмеялся, представив отца, выводящего Лайзу в свет.
Он быстро закончил свое письмо и ускакал на лошади из дому. Разумеется, он болезненно переживал, что оставил дома Лайзу, запертую в спальне. Он навестил Эшера, затем Ника, вместе с которым он вернулся к обеду. Карты и разговоры позволили ему забыть о временной ссоре с женой, и только после полуночи он поднялся к ней, прихватив с собой поднос с горячим чаем.
Отложив в сторону поднос, он легко повернул ключ в дверном замке. В этот момент он услышал слабое всхлипывание. В его горле застрял комок, который он с большим трудом проглотил. Не был ли он слишком жесток по отношению к ней? Она ведь действительно любит его, эта маленькая увлеченная букашка. Теперь он знал это наверняка и очень ценил тот благоговейный взгляд, которым она иногда его одаривала. И все же ему придется заключить с ней своего рода соглашение. Расправив плечи, он закинул руку за спину и вошел в спальню.
В спальне было темно, если не считать тусклого света, который отбрасывали свечи над ее кроватью. Он подошел к куче юбок и нижнего белья, лежавшего на кровати, и увидел, что плечи Лайзы слегка вздрагивают. Он стиснул зубы и прикоснулся к ее руке. Она отдернула руку и повернулась к нему, все еще всхлипывая. Ему стоило немалых усилий сдержать себя; он оказался совершенно не готовым к тому, что она бросится в его объятия и будет плакать у него на груди. Джослин нежно обнял ее и прижал к себе. Затем он прижался лицом к ее волосам и прошептал слова сожаления.
— Я не-на-ви-жу, — произнесла она сквозь слезы, — когда мы ссоримся.