— И если я сдержу свою клятву,— сказал он пылко,— ты будешь моей?
— Да.
— Поклянись мне в этом именем Аллаха и пророка его!
— Клянусь! — твердо и громко ответила я.
О себе я не думала: лишь бы спасти того, кто заменил мне отца и мать.
Шейх упал к моим ногам и обнял мои колени, но я оттолкнула его.
— Ступай,— крикнула я,— и сдержи свою клятву. О своей я не забуду.
Он склонился передо мной и исчез. Прошло три дня. Дверь темницы, в которой томился капитан, оставалась закрытой. Не появлялся и шейх. Лишь на четвертый день узнала я о том, что же произошло.
Шейх хотел проникнуть в темницу, но был схвачен куанами. Оказалось, что калиф куанов прислал в Уарглу нарочного с приказом не освобождать пленных до возвращения его самого из Мекки. Шейх воспротивился этому и был немедленно убит.
Честь моя была спасена, но капитан оставался в темнице, и я не осушала глаз.
Попытка подействовать на куанов моим мнимым пророческим даром не удалась: я объявила, что Аллах требует моими устами освобождения пленных, но они меня не послушались.
Скоро я узнала, что фанатик-марабут возбуждает чернь к поголовному избиению пленников. От страха и тревоги я снова впала в прежнее полусознательное состояние: фантастические образы вставали передо мной, и таинственный голос шептал мне: «Иди в пустыню, и ты найдешь того, кого ищешь. Тот, кто побеждает льва, победит и твоих врагов, и спасет твоего друга».
Голос этот пробудил меня. За мной приглядывали уже не так бдительно, как прежде: я могла свободно ходить по улицам Уарглы, население которой смотрело на меня со страхом и благоговением. Я решилась на побег.
Раз вечером я направилась к главным воротам города. Белый плащ и покрывало совершенно скрывали меня. Стража, стоявшая у ворот, при моем появлении затрепетала. Бормоча изречения из Корана и описывая рукой круги в воздухе, шла я вперед. Часовые побросали свои ятаганы и ружья и с криками разбежались, я же вышла за ворота…
Аллах привел меня к тебе, господин. И я была свидетельницей, как ты победил льва. Ты тот, кого я не раз видела во сне, тот, кого я искала и нашла!
Медже умолкла и упала к ногам графа.
— Дитя,— серьезным тоном сказал Монте-Кристо,— не думай, что тебя привела сюда сверхъестественная сила. Голос, который слышала ты, был голосом твоего доброго и признательного сердца. Помоги мне Бог спасти нашего общего друга!
— И ты спасешь его! Я знаю и чувствую это,— торжественно сказала Медже.
Монте-Кристо позвал Жакопо и Кукушку.
— Немедленно зарядить все ружья и приготовить все к выступлению! — приказал он.
— Наконец-то! — с восторгом крикнул зуав.— Меня давно подмывает на рукопашную и добрую перестрелку!
Как бы в ответ на это раздались выстрелы и оглушительные крики. На лагерь напали арабы. Граф, Кукушка, Жакопо и другие бросились туда, откуда слышалась пальба. Пули сыпались градом. Граф приказал своим людям приготовиться к обороне, а сам впереди всех устремился к северной границе лагеря.
Но тут произошло нечто неожиданное. Откуда-то появилась группа всадников.
— Стреляйте! — крикнул граф своим людям, но в эту же минуту всадники повернули назад и исчезли. Люди графа дали залп в воздух, и где-то наверху, на скале, раздался хриплый крик, похожий на крик хищной птицы.
Этот крик болью отозвался в груди графа. Он ударил себя по лбу и бросился к своей палатке. Страшное предчувствие не обмануло его: палатка была пуста, львиная шкура лежала на земле… Сперо исчез!
Монте-Кристо едва не лишился рассудка… Этот человек, одаренный железной волей и невозмутимым хладнокровием, ревел, как дикий зверь, и, опрокидывая по дороге все, как бешеный метался по лагерю, крича:
— Сперо! Сперо!
Но пустыня была безмолвна. Граф взбирался на высокие мрачные скалы и обозревал окрестности — нигде ничего не было видно!
Теперь он понял все: враги затеяли ложную атаку, чтобы выманить его из палатки, а между тем похитили Сперо.
Несчастный отец заплакал жгучими слезами, но скоро они иссякли, и Монте-Кристо крикнул громовым голосом:
— Туда! В Уарглу!
38. «Капитан, не надо умирать!»
Мы покинули капитана Жолиетта в тот момент, когда в темницу ворвалась разъяренная толпа с марабутом во главе. Одновременно откуда-то сверху послышался голос:
— Капитан, не надо умирать!
Фанатики уже хотели броситься на Альбера, но марабут повелительным жестом остановил толпу.
— Отведите пленника наверх! — сказал он строгим тоном.— Пусть все наши братья увидят, каким мучениям Аллах подвергает тех, кто противится ему.
Альбера схватили и повели наверх. Высоко подняв голову, шел он на верную смерть, и ему слышался все тот же голос:
— Капитан, не надо умирать!
Пленника вывели за ворота Казбы, на улицу, толпа бешено заревела:
— Смерть ему! Смерть ему!
Марабут приблизился к капитану, положил ему на плечо свою костлявую руку и произнес:
— Велик Аллах, и нет Бога кроме него!
Все замолкли, настала могильная тишина. Марабут прочитал несколько изречений из Корана и затем протянул руку в направлении востока. Толпа раздвинулась, и появились люди, вид которых вселял отвращение и ужас.
Все они были высокого роста, худощавого телосложения и плотно укутаны в белые бурнусы. У каждого на правом плече выделялась кроваво-красная шестиугольная звезда, а истощенные лица и налитые кровью глаза придавали им какой-то нечеловеческий вид. Во главе шел предводитель. Он держал в руке длинную палку, обвешанную блестящими ножами; ножи позвякивали, а фанатики шептали молитвы.
— Куаны, куаны! — тихо пронеслось в толпе, и все преклонили колена.
Капитан Жолиетт понял, что эти мрачные фигуры — предвестники смерти, и не сводил глаз с предводителя куанов.
Марабут бросился к ногам последнего и с благоговением поцеловал край его бурнуса.
В толпе пронесся одобрительный шепот. Куаны стояли неподвижно, как статуи, и не поднимали глаз.
— Чего вы медлите, подлые убийцы? — громко вскричал Альбер. — Я готов, убейте же меня скорей!
Предводитель куанов сверкнул глазами.
— Ты хочешь смерти,— сказал он,— пусть будет по-твоему! Но твоя смерть будет медленной и мучительной: ты не выдержишь и станешь молить о пощаде!
— Никогда! — гордо ответил Альбер.
— Не спеши: сейчас ты увидишь, какие пытки ожидают тебя. — Затем он вскричал: — Пусть приведут сюда остальных пленников.
По знаку, поданному предводителем, капитана привязали к столбу таким образом, что он не мог повернуть головы и невольно должен был видеть все перед ним происходящее…