на груди у бога?
Бородатый правитель с прической светлых длинных волос, повязанных белой лентой, весь в украшениях из золота и жемчуга, с улыбкой произнес:
– О, это древний талисман, ему много тысяч лет. Он волшебный! Мы верим, что за последние двести лет никто не смог захватить нашу столицу, так как город находится под защитой этого талисмана.
Береника внимательно смотрела на талисман с ликом Солнца, который на золотой цепи висел на шее статуи, и вспоминала слова возлюбленного. Тигран-младший как-то раз поведал ей фразу армянского царя: «Нужен ключ, золотой ключ, разделенный на две части: „Луна“ у нас, а „Солнце“ в Парфии». Несомненно, перед ней была вторая часть ключа от заветной двери! Мать всегда учила Беренику: «Ты должна мыслить рационально и никогда не упускать свой шанс». Береника с надеждой посмотрела на Тиграна‑младшего, но не увидела в его глазах никакой заинтересованности. Напротив, он был равнодушен и явно скучал.
– Этот талисман, – сладко сказал Фраат, – постоянно находится под охраной Мантикоры.
Царь посмотрел в темный угол. Только сейчас, повернув головы, Тигран-младший и Береника увидели в стене решетку, а за ней тигра. Это был огромный тигр, крупнейший хищник Азии, опасный, но очень красивый зверь. Помахивая хвостом с десятью кольцами черного цвета, увенчанным таким же черным кончиком, Мантикора внимательно смотрела на людей.
– Это – моя кошечка, – умиленно сказал Фраат, – ее выпускают погулять, когда нет молящихся. Уж не помню, – он посмотрел на телохранителя, – шесть или семь человек она съела?
– Твое войско, государь, – Тигран‑младший задал вопрос, который его волновал, – готово ли оно немедленно выступить и под каким знаменем?
– О, мой юный друг, мы – храбрый и свободолюбивый народ. Постоянного войска у нас нет, не держим мы и наемников. Рабы – наше войско, они готовы умереть за царя. Персидские «бессмертные» и парфянские «неранимые» воюют под знаменем с изображением дракона.
– А какая польза от бога Шамаша?
– Недопустимо так говорить, мой друг, – строго сказал царь, – но ты мой гость, и я тебя прощаю. Счастьем и несметными богатствами мы обязаны нашему могущественному богу Солнца.
Он умолчал, что его больше интересовали политические аспекты религии. Вот уже триста лет парфяне, создав многонациональное государство, почитали скифских, ассирийских, греческих и индийских богов.
– Прости, государь, мое любопытство, но когда ты соберешь армию для похода на Великую Армению?
– Потерпи, думаю, скоро начнется римское продвижение в Малую Азию. Пусть цари Митридат Понтийский и Тигран Армянский понесут ощутимые потери в войсках, а там и мы начнем активные действия.
– Государь, неужели есть точные сведения о походе римлян на Армению?
– Появление Рима на полуострове Малая Азия меняет всю политику на Востоке. Я заключил с Римом союз, и знаю, о чем говорю. В случае войны мы выступим на его стороне.
– Да, великолепно! – воскликнул Тигран-младший. – Если дашь мне войско, я ударю по армии отца с тыла, она окажется в клещах, и тогда правление отца закончится.
– Терпение, мой друг! Я осмотрительный, всегда выжидаю, хотя отлично понимаю, что главный источник, из которого мы черпаем свои богатства, – война.
– Советник отца Амфикрат говорил: «Когда нет войны, начинаются внутренние неурядицы».
– Я сказал бы не только внутренние, но и родственные. – Царь Фраат поменялся в лице, вспомнив, что ему донесли о тайном разговоре сыновей, желающих его сместить, но потом вернулся к добродушию: – Амфикрата знаю лично, он посещал Парфию и, получив приглашение остаться и учить моих сыновей, неуважительно заявил, что «дельфина в тазу не уместить».
– Греческие советники отца все такие, – сказал Тигран‑младший, – чем больше им доверяешь, тем больше верят в твою умственную отсталость.
– Греческое искусство и философия обречены, – с воодушевлением произнес Фраат. – Хоть я и открыл греческий театр в Нисе, уверен, скоро везде будет доминировать парфянский стиль. Но мы увлеклись. Сегодня вечером, мой друг, будет грандиозный пир до утра в честь твоего прибытия в Парфию. Придет вся знать столицы, и все увидят, с каким уважением я к тебе отношусь. Завтра проспимся, а на послезавтра назначена охота. Знаешь, охота – моя главная страсть. Посмотрим, чего ты стоишь при встрече с дикими зверями.
Глава 41
Пиры были популярным времяпрепровождением знати Парфии. Играла музыка, барды исполняли героические баллады, все переговаривались, было шумно. За главным столом в огромном зале, где собралось не менее пяти тысяч гостей, сидел царь Фраат в парадном одеянии. По правую руку от него Ород, а по левую Тигран-младший, рядом с которым восседала царевна Родогуна. Тут же были высшие сановники Парфии, место для Береники приготовили в конце зала, где разместился гарем.
Родогуна, поглядывая краем глаза на Тиграна-младшего, говорила:
– Мы верим, музыка лечит от душевных переживаний и тоски.
– Греческий философ Платон, – вторил ей довольный юноша, – считал, что музыка восстанавливает в человеческом теле гармонию всех процессов, а еще насаждает согласие во Вселенной.
– А наш лекарь игрой на флейте лечит кашель…
Одежды у вех присутствующих были дорогие – из шелка и шерсти, украшенные жемчугом и драгоценными камнями, а туники и мужчин, и женщин покрывала богатая вышивка. На столах – стеклянные кубки и серебряная посуда, правда, утонченности греческих форм здесь не наблюдалось. Слуги разносили добытые на охоте медвежатину и оленину, подавали свежие овощи и фрукты, много приправ, пальмовое и виноградное вино. Все много пили и мало ели. Стены зала увешены персидскими коврами, которые также лежали и на каменных полах; музыканты играли бодрые мелодии на лирах, дудках, барабанах.
Береника мрачно смотрела, как Тигран-младший любезничает с Родогуной, и ее недоверие к нему росло. «Он меня не стоит! – думала она. – Я лучше нее, она мне не соперница». В ее душе поселилась ревность, убивая все другие чувства к армянскому царевичу. В воспаленном воображении рисовались картины, одна ужаснее другой: он ее предал и уже завтра покинет. Слезы выступили из глаз. «Криков, слез и мольбы он от меня не дождется, – думала она, – месть будет изощренной».
Возможно, ее ревностью руководила не любовь, а раздутое самолюбие и болезненный страх остаться одной, но она убедила себя, что важнее всего собственные чувства и эмоции; надо взять себя в руки, обдумать ситуацию спокойно. Она сидела за столом, разочарованная, раздраженная, готовая крушить все, а дочь Фраата чувствовала себя победительницей, ее наигранная наивность исчезла, и теперь перед царевичем была уверенная в себе прекрасная Родогуна.
В момент, когда в зале начались пляски, Береника встала и незаметно покинула пир. Бесшумно, никем не замеченная, как тень, летящая по дворцу, добежала до своих покоев, переоделась в мужское платье, повязала черный платок на лицо и, прихватив кинжал, веревки и крюк, вылезла в окно и ловкими движениями полезла по отвесной стене на крышу. Зацепляясь за щели между каменными плитами, хватаясь то одной, то другой рукой за неровности и выбоины, она забиралась