Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай, Серега, выпьем… За нас! – Он провел ладонью по лицу, будто умывался или стряхивал наваждение. – И за Кота! Он, дурак, думает, что я его боюсь и ненавижу…
– А на самом деле? – живо заинтересовался я.
– На самом деле? Наверное, жалею… Он соскочил с катушек окончательно…
– Это не страшно! – бодро заверил я. – Как говорил наш незабвенный вождь Михаил Сергеевич – процесс пошел! Если ты его не боишься и не ненавидишь – можно решить все по-хорошему…
Сашка покачал головой:
– Ничего нельзя решить… Серега, ты не понимаешь – все зашло слишком далеко. Американцы всегда говорят: «Nothing personal – only business»…
– Ничего личного – только дело, – повторил я за ним, и хотел спросить: – А Марина знает…
– Оставь! – перебил меня резко Сашка. – У нас с Мариной общее чувство огромной любви к ней. Не в ней проблема. Я не дам Коту сломать дело своей жизни. И если он появится в округе со своей дурацкой аркебузой, я велю изрешетить его в клочья… Я больше ему не партнер в этой сумасшедшей игре…
Я встал, грустно сказал:
– Сань, к сожалению, нет во мне твоей бандитской финансовой гениальности. И нет, к сожалению, великого таланта обаяния Кота…
– Почему – к сожалению? – удивился Сашка. – К счастью! Если бы все люди были похожи на нас с Котом, жизнь на земле давно бы прекратилась – все перебили друг друга начисто! Мир плохо приспособлен к парным играм…
– Хорошо, – кивнул я. – Будем эту жизнь донашивать, какая есть…
– Все, все, все! Собирайся, поедем вместе – гости званы на шесть.
– Мне надо заскочить переодеться.
– Не надо! В твоей гостевой комнате тебя ждет мистер смокинг, месье пластрон, мисс бабочка и лаковые туфли сорок третьего размера, – невозмутимо сообщил Сашка. – Подтяжки я для тебя выбрал алые – как лампасы, ты же у нас без пяти минут генерал…
Я засмеялся:
– Разница между нами в том, что ты все помнишь, а я забыл…
– Что ты забыл?
– Я забыл тебе сказать, что я раздумал становиться генералом.
– И правильно! – щелкнул от удовольствия пальцами Сашка. – Как тот грузин из анекдота – дэлом займись! Все, поехали…
Прошлой ночью я мало спал – по указанию Хитрого Пса радовался жизни. С Леной. С утра нервничал. Огорчался. Выпил несколько рюмок коньяка. Релакснулся. Плюнул на все. В мягком полумраке лимузина удобно умостился и заснул. Сладко продрых весь перегон до Барвихи и проснулся у ворот резиденции оттого, что Сашка громко смеялся, разговаривая с кем-то по телефону:
– Аля, я люблю тебя как бабу, как друга и единственного министра-женщину. Но твои подопечные уроды хвастаются своей бедностью, как талантом… Ага, ага, я понимаю… Но штука в том, что я вообще не люблю бедных… Глупые бедные не заслуживают разговора, просто гумус. А умные бедные – злые завиды и ненавистники. За что их любить?.. Ладно-ладно, что-нибудь придумаем… Сегодня я добрый… Хорошо, до вечера…
Вот так, Серега, ты, наверное, просто гумус. Земля. Прах.
Машины затормозили. Толчея на подъезде. Рычащий и скачущий от счастья Мракобес с красно-налитыми глазами. Охранники с неподвижными лицами, делающие вид, что не замечают кровожадного кабыздоха и не боятся его.
Хитрый Пес гладит его по холке, дает указания:
– Заприте собаку в моей спальне, чтобы она не устроила себе праздничный ужин из гостей…
Генерал Сафонов говорит начальнику охраны Мише:
– Приглашения проверять у внешних ворот. Ни одного, кто называются «этот со мной»! Охрану гостей не впускать ни под каким видом – пусть провожают хозяев до вахты и там же встречает, безопасность на территории мы гарантируем. Гостей пропускать через лучевой контроль – ни одного постороннего с оружием в резиденции! Сегодня режим безопасности – «тревога!».
На английском газоне было расставлено множество столов, которые украшала стая официантов под предводительством сомелье Вонга.
Электрики под приглядом охраны проверяли мигающие и переливающиеся разноцветными огнями гирлянды маленьких лампочек на деревьях и беседках.
Из глубины сада доносились звуки легкого джаза, смягченное ностальгией ретро – «Because of you…» Интересно взглянуть, кто надзирает за ними? Кто проверяет безопасность и чистоту исполнения? Или только футляры от инструментов? Неужто гений этих лабухов совместен со злодейством?
Э, пустое! Остановись! Глубокая раздумчивость без юмора – верный путь к величавой торжественности идиота.
Пошел к себе в гостевую спальню и на прикроватной вешалке-подставке узрел нечеловеческой элегантности смокинг – он дымно светился шелковыми лацканами, как рояль-миньон. На кровати аккуратно положена тончайшая белая рубаха с накрахмаленной грудью-пластроном, с жемчужными пуговками и запонками.
Н-да-тес, скромное обаяние буржуазии. Эта жизнь так удобна, привлекательна, мила – может, мне кого-нибудь по блату протырить на нее? А самому свалить к едрене-фене?
Ладно! Если поживем, то увидим. В душе долго плескался под острыми, колющими струйками, уменьшая постепенно горячую воду, пока не стало нестерпимо холодно. И трезво.
Вылез, натянул толстый махровый халат с шитой золотом монограммой «АС», посидел в кресле, чтобы не тревожить на кровати, не стеснять покой моей барской рубахи с крахмально-кружевным пластроном. За окном в саду раздавались возбужденные голоса, смех, крики, гавкал Мракобес, с шипением, в брызгах искр пролетела петарда. Праздник назревал как нарыв.
Оделся, нацепил бабочку, причесался. Туфли – тонкие и мягкие, как хороший презерватив. Положил свою «беретту» в задний карман брюк. Посмотрел на себя в зеркало. Как странно выглядит человек в смокинге!
Слушай, але, ты чего тараканишь? Не знаю. Мне грустно. Плохой признак. Современный человек должен испытывать или злобу, или кайф. Все остальное – игра навылет.
Спустился в холл и в дверях встретил Марину с бокалом шампанского в руках.
– Серега! Тебя мне и недоставало!..
– Как только – так сразу…
– Не говори ты эти всеобщие пошлости! – сморщила свой короткий хорошенький нос Марина. – Когда-то ты меня удивил – мент читал на память Георгия Иванова…
– «Поговори со мной о пустяках, о вечности поговори со мною…» – усмехнулся я. – Знаешь, это очень мешает в работе и в быту, в боевой и политической подготовке…
– Плюнь ты на всю эту чепуху, – предложила Марина. – Не к чему больше готовиться. Все экзамены давно сданы. Нас оставили на второй год. Давай выпьем!
– Отчего бы нам не выпить? – Я взял с подноса бокал, а ей протянул закусить маленькое миндальное пирожное.
Она отвела мою руку с гримасой отвращения:
– Терпеть не могу миндальные пирожные. От них несет цианистым калием…
У нее глаз был под влажным напряжением слезы, готовой пролиться при любом неосторожном слове. Но я ее знал давно – никогда Марина не плакала, а только еле слышно потрескивали сухие молнии неразразившейся грозы.
Мы чокнулись, пригубили, и она сказала негромко:
– Я виделась с Котом…
Я допил свой бокал, пожал плечами:
– Ну, вообще-то ты меня не удивила. Он ведь вернулся сюда за мечтой… Он хочет, наверное, своего журавля с неба?
– Серега, беда в том, что Коту не нужен журавль в небе, – серьезно, спокойно, трезво сказала Марина. – Он по ошибке гонится за мной, будто за волшебной небывалой птицей, золотисто-розовой, как фламинго. А я уже никогда не взлечу в это заоблачное голубое поднебесье…
Вспыхнула огромная хрустальная люстра, заметалась быстрее обслуга, Марина вынула из сумки и протянула мне маленький телефон, сказав:
– Он тебе позвонит. Он знает, что твой телефон прослушивают. Позвонит по своему, если станет совсем невмоготу. – Подумала и неуверенно добавила: – А может, и я позвоню, если выхода не будет… Я номер помню…
Я спрятал телефон и пошел к парадному входу.
Теплая латунная желтизна неба – солнце только ушло за кроны деревьев. Пахло сеном и подступающей осенью. Хорошо было бы завалиться в смокинге на траву, слушать, как стрекочут кузнечики, смотреть в меркнущее небо, по которому гнался мой безумный друг за Мариной, которая не хотела, не могла, разучилась летать, пить коньяк и медленно, как в ночь, погружаться в сон.
Нельзя. Гость пошел от ворот табуном. На ступеньках их встречал Сашка, торжественно ручкались, обнимались, говорили, смеялись, похлопывали по спинам и шустро устремлялись к пиршественным столам.
Я уселся сбоку на балюстраде и с огромным интересом смотрел на неиссякающий поток гостей. Их лица мне были очень знакомы, я их всех где-то когда-то видел! И вдруг вспомнил старый рассказ Брэдбери «Вельд» – из глубины телевизора вышли в жизнь, материализовались львы-людоеды. И сожрали зрителей.
Ну, эти-то были, конечно, не львы. Не хочется говорить – кто именно! Бездна, толпа, орава людей, которые с утра до ночи полощут нам, несчастному безмозглому гумусу, наши несильные мозги, – министры, депутаты, банкиры, миллионеры, обозреватели, телеведущие и еле ведомые генералы и академики. Эстрадная попса – вся! Тьма баб, сверкающих брюликами, как догорающий бенгальский огонь. И отдельно гуляла какая-то неведомая мне молодая поросль этой прекрасной жизни – шальные девочки полусвета и томные мальчики полутьмы.