Читать интересную книгу Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник) - Георгий Вайнер

– Нет, не придумал, – вынырнул я из воспоминаний. – Я вспоминал о подарках нашей молодости. Думал о женской красоте…

– Ну ты даешь! – восхитилась Лена. – О женской красоте – применительно к дню рождения босса? Или безотносительно?

– Относительно! Как всякий стареющий козел, я стал подолгу рассматривать баб…

– Это хорошо! – одобрила Лена. – Повышает гормональный тонус… К чему рассказываешь?

– Хочу спросить. У меня такое впечатление, что с улиц Москвы исчезли красивые девки. Это факт? Или это старческая мизантропия?

– Это факт, – пожала плечами Лена. – Нормально…

– Куда делись?

– Ну, одна, например, сидит рядом с тобой, – усмехнулась подруга. – Другие – в попутных и встречных машинах, отечественных и иномарках, в такси и персоналках.

– А чего это они все вдруг так автомобилизировались? – искренне заинтересовался я.

– С того, что в этой стране теперь рынок. Не социализм, при котором все одно – уродка иль красотка, была бы только патриотка! Сейчас красота наконец и у нас стала товаром. И естественно, имеет цену…

– А какова цена-то?

Лена раздавила в пепельнице окурок, медленно, улыбаясь – не то всерьез, не то шутя, – сказала:

– На рынке, Сережа, не бывает фиксированных цен. За сколько продашь! Поэтому они не шастают по тротуарам с авоськами в руках, а сидят в дорогих офисах серьезных контор, снимаются в рекламе, топ-моделят, рвутся на телевидение, а некоторые – пока я тут шоферю у тебя – нежатся на пляже в Ницце. Усек?

– Усек…

Не знаю, может быть, она права. Вообще это похоже на правду. Красота – это дар, физиологический талант. Талант ученого, или торговца, или скрипача имеет цену. А почему красота – самый редкий и самый востребованный в мире товар – не должна иметь цену?

У нас, слава Богу, она не имела цены. Может быть, потому, что, как говорит Хитрый Пес, тогда не было реальных денег. А может, потому, что не было ничего дороже – приценить не к чему было.

Пустое. Я многого не цепляю, у меня странное чувство, будто я лечу по касательной к этой жизни. Не сопрягаюсь.

Положил Лене руку на колено:

– Назови цену.

Она легко, прикосновением погладила мою ладонь, со смешком сказала:

– Тебе – бесплатно. Фирма угощает…

Александр Серебровский:

РАЗДАЧА СЛОНОВ

Человек – животное ритуальное. Неохота думать о том, что каждое пробуждение – это и есть твой новый день рождения. Неохота и некогда. День рождения отмечается как сложный ритуал.

Приятно раз в году, потратившись чуток на угощения, собрать близких людей. Близкие – это орда халявщиков, прохиндеев-стололазов, надоевшие сотрудники, друзья детства, с которыми ты познакомился, когда они узнали, что ты далеко уплыл в восьмизначные цифры, и, конечно, надежные компаньоны и партнеры, мечтающие повидать тебя на следующих праздниках – в гробу, на поминках.

С утра до обеда они будут идти через мой кабинет – сегодня это дозволено – и непрерывно врать, кривляться, лебезить и притворяться. Вечером – шикарный прием в загородном доме в Барвихе. Как сейчас говорят – большая парти.

А я улыбаюсь поощрительно, сегодня я добр и доступен. Правила ритуальной игры. Надя и Кузнецов в приемной следят за жестким расписанием движения поздравителей – всем назначен точный срок, минута в минуту, всем определено количество времени для выражения теплых чувств и зачтения поздравительного адреса.

Стол для совещаний уставлен сегодня рядами фужеров с шампанским и наполеонками с коньяком. Подносы тарталеток, канапэ и маленьких пирожных, вазы с фруктами и бездна цветов. В углу горой свалены пакеты и свертки с подарками.

Кто-то из обслуги, от большого ума, догадался пустить через спикеры негромкую классическую музыку. Вот кретины! Нечто похожее я видел только на прощании с отравленным банкиром Кивелиди.

Я выслушивал очередного визитера из близких, говорившего обо мне так сладко, что на губах выступал сахариновый налет, принимал адрес, благодарил сердечно, и если это был дальний-близкий, то мило и душевно ручкался, а если заявлялся близкий-близкий, то мы и лобызались троекратно.

Я думаю, что эта наша неискоренимая традиция – обниматься и целоваться с противными мужиками – восходит к душевной необходимости плотнее ощупать собеседника и убедиться, что он не прячет за спиной нож. А камень – за пазухой.

После этого возвращался к своему столу и смотрел на терминал финансовых индексов – биржа катилась вниз неостановимо. Сегодня она может рухнуть. Это, конечно, плохо. Очень плохо. Но я ничего не могу сделать…

А посетители все шли. Они любили меня. Они искренне надеялись притулиться к моим деньгам.

Владимир Вольфович, похохатывая, хлопал меня по плечу:

– Нет, Александр, ты неправильно себя ведешь! Однозначно! Ты же форменный нормальный гений! Держись ближе к нам – все будет у тебя нормально!..

Мясищев, грубый человек, хозяин агропромышленного банка, обнимал меня, досадливо крякал:

– Трудный денек сегодня, Сашок! Вкладчики бегут, паникуют, тащат понемногу… Знаешь, курочка по зернышку клюет, а весь двор в говне…

Президент «СБС» Смоленский веселился, подначивал, до печенок достать старался:

– Ну, тезка, поздравляю! Еще годешник отмотал! Ты – орел! Одно мне только скажи – зачем ты попер в губернаторы? Нужно это тебе? Будут шутить – у олигарха положение хуже губернаторского!

Стая кинорежиссеров – все невероятно революционные художники, верящие в торжество прекрасного:

– …и ваши несомненные будущие успехи, Александр Игнатьич, мы считаем залогом бессмертия, непобедимости нашего многострадального кинематографа…

Сенька Агафонов, глава «Росалюминия», низкий завистник, долго рассматривал картины, потом сочувствующе вздохнул:

– Цены на русскую школу в Европе катятся вниз, как сегодняшняя биржа…

– Не тревожься, Семен! После того как повисят на моих стенах, эти полотна свою цену удвоят…

А министр экономики Хейфец сказал по-простому, по-мужицкому, по-нашему:

– Ну что же, господин Серебровский, я очень доволен, что премьер поручил мне вас поздравить и сказать вам, что вы лишний раз доказали, как может быстрых разумом Билл-Гейтсов российская земля рождать. Вы по праву являетесь лидером нашего поколения Интер-Некст!

И довольный сложной шуткой – домашней заготовкой – с чувством засмеялся, вперед меня…

Шли, шли, шли.

Потом появился взволнованный Палей. Тревога, тайный испуг явственно проступали сквозь восторженно-поздравительное выражение лица, как на плохо загрунтованном холсте.

– Дорогой Александр Игнатьич! С восхищением, с гордостью…

– Притормозите, Вениамин Яковлевич, – остановил я его. – Спасибо за поздравление, но мы с вами финансисты и оба знаем, что лесть – просто эффективное коммерческое действо. Набираешь моральный капитал, не вкладывая ни копейки из основных средств. Давайте лучше поговорим по делу.

Палей тяжело вздохнул:

– Вести неутешительные, рынок не сегодня-завтра может рухнуть. Это приведет к международному дефолту… Государственное банкротство…

– Бог милостив, а западные кредиторы не зарежут курицу с золотыми яйцами, огромными, как у быка. Что еще?

– «Московский комсомолец» напирает на нас. Фамилий никаких не называют, но грубо намекают, что хорошо бы разобраться – кто инициировал кризис и кому он может быть выгоден…

– Ну, это они, молодые, ретивые, торопятся. Поперед батьки в финансовое пекло лезут, – усмехнулся я. – Рановато разбираться пока. А что с немцами? С банкирами?

– Возмущены и огорчены, – покачал удрученно головой Палей. – Говорят, что впервые сталкиваются с таким несправедливым и нелояльным поведением партнера. Они потрясены…

Палей просто цитировал их. Я спросил – он ответил. Но он им сочувствовал. Он со мной был не согласен. Он думал по-другому. Он считал, что мы с немцами братья навек. Он считал, что нам еще многому можно будет научиться у них.

В Писании сказано: «Мои пути – не ваши пути».

– Вениамин Яковлевич, пошлите им для успокоения вагон валиума. Кстати, нам надо решить один вопрос. Присядьте, пожалуйста…

Усадил его в кресло, обслужил, как хороший официант, – подал бокал шампанского, на тарелочку покидал закусь.

– Нам предстоят тяжелые времена, большая война. Статейка в «МК» – просто первая ласточка…

– Что вы имеете в виду? – встревоженно спросил Палей.

– По моим прикидкам, уже на следующей неделе начнутся поиски концевого, стрелочника, виноватого. Наши позиции неуязвимы, но в азарте свершения справедливости, в разгуле гражданского гнева надо быть подальше от места праведного побоища…

– Я не понял, уточните… – попросил побледневший Палей.

– Я говорю о вечной проблеме нашего правосудия – ужасного выбора между произволом и самосудом, – спокойно пояснил я. – Чтобы выстоять в предстоящей кошмарной разборке, нужны огромные деньги, гигантские связи и стальные нервы.