— Какие дивизии входили в состав 5-й армии? Какие задачи ставились перед ней? Каково вооружение ее личного состава?
— 5-я армия, в состав которой входили 124-я, 126-я и 135-я пехотные дивизии, строила тыловые оборонительные рубежи. Основной оборонительный рубеж строился по линии Мулин — Линькоу на Муданьцзянском направлении. Строительство его началось в феврале текущего года. В задачу 5-й армии входило также: прикрывать самое важное оперативное направление в глубь Маньчжурии — на Харбин.
Командарм 1-й Краснознаменной ставит следующий актуальный вопрос:
— Каковы потери 5-й армии с начала боевых действий? Генерал-лейтенант Симидзу не скрывает:
— Примерно сорок тысяч, половина списочного состава моего объединения.
— Но убитых на поле боя подобрано около девяти тысяч. Куда подевались ваши раненые?
— Не знаю. Кто умер вскоре после ранения, кто смог идти, шел, пока не упал. Ранеными мы не занимались, а госпиталь в Муданьцзяне оказался в ваших руках. Количество раненых в нем вам известно.
— Как войска 5-й армии решали свою оперативную задачу?
— Соединениям 5-й армии ставилась задача не пропустить советские войска к Муданьцзяну. Когда выполнить ее не удалось, мне было приказано любой ценой задержать противника на рубеже реки Муданьцзян, чтобы дать возможность подготовить оборонительный рубеж в Харбине.
— Был ли для вас неожиданным приказ генерал-лейтенанта Ямады о капитуляции и сдаче оружия, или командование 5-й армией считало, что войска могут еще долго оказывать сопротивление Красной Армии? — ставит следующий «неудобный вопрос» генерал Белобородое.
Генерал-лейтенант Симидзу признает:
— Вы, господин генерал, победили. Наша армия разбита. Мы просто не ожидали такого молниеносного наступления советских войск, поэтому не успели как следует организовать оборону. Моя армия оказалась плохо подготовленной, так как в ее частях проходила медленная реорганизация. Мы совершенно не ожидали, что ваши соединения пройдут через глухую тайгу и заболоченные участки. Для наших соединений было неожиданным появление такой внушительной силы со стороны труднопроходимых районов и мест.
— Господин генерал, как вы оцениваете боевую мощь личного состава Красной Армии?
— О, русский солдат действует продуманно и оперативно. Он — превосходный воин.
— Популярна ли война с Советским Союзом среди японского народа?
— Эта война не популярна в народе Японии.
— После массированного удара советским войскам пришлось вести борьбу с мелкими группами вашей армии. Это что же, тактический прием?
— Нет, войска сражались мелкими группами потому, что армия оказалась разбитой. У нас просто не было времени опомниться и как-то организовать их действия.
Через Муданьцзян проходит колонна боевой техники Красной Армии. Генерал Белобородое приглашает командарма 5-й генерал-лейтенанта Симидзу и сопровождающих его генералов Кавагоэ, Нечачатэ, Сатоу ознакомиться с нею. Японские генералы 1-го фронта Квантунской армии выходят на центральную улицу города, медленно идут вдоль остановившейся колонны «САУ-152»— самых мощных советских самоходных артиллерийских установок.
— С этими орудиями войска 5-й армии не встречались, — искоса глядя на стайку озадаченных японских генералов, говорит командарм 1-й Краснознаменной. — Они предназначались для штурма оборонительных позиций у Харбина и Чанчуня. Это вам, господа генералы, надо иметь в виду.
— Да, таких орудий мы еще не встречали, — за всех своих подчиненных отвечает генерал-лейтенант Симидзу. — В нашей армии таких орудий вообще нет. Красная Армия сильнее нас.
Запускаются моторы мощных боевых машин. Колонна начинает движение в направлении Харбина. Уныло смотрят ей вслед пленные японские генералы 5-й армии. Что теперь поделаешь? Они по всем статьям биты на поле боя.
Перед возвращением в Токио 20 августа генерал-лейтенант Кавабэ вновь был принят генералом Смитом, который от имени Верховного Главнокомандующего союзных держав вручил главе японской делегации, текст акта о безоговорочной капитуляции Японии. Его подписание должно было стать апофеозом завершения 2-й мировой войны.
Сразу по возвращении в столицу Великой Империи, генерал-лейтенант Кавабэ вручил полученный документ начальнику Генштаба армии, а генерал Умэдзу тотчас ознакомил с ним нового премьер-министра Хигасикуни[79]. Между ними состоялся продолжительный обмен мнениями.
— Условия акта исключительно жесткие, но мы лишены возможности как-то проигнорировать их, чтобы не вызвать гнев американского командования,— уныло начал генерал Умэдзу. — Надо постараться поладить с Вашингтоном, господин премьер-министр. У меня нет других предложений.
Премьер Хигасикуни, не чувствуя своей вины за поражение, ответил на эту реплику пространным монологом:
— Великая Империя побеждена, Умэдзу, и этим все сказано. Состояние тревоги за ее судьбу будет отныне сопровождать нацию несколько десятилетий. Германии после Первой мировой удалось подняться за двадцать лет, но это произошло потому, что в лагере ее европейских противников с первого победного дня не было единства. Их раздирали непримиримые идеологические противоречия. В этом смысле наше положение намного сложнее. У нас обозначился один главный противник — Соединенные Штаты. Мы начали против них войну, не взвесив как следует соотношение сил и возможные последствия нападения на Перл-Харбор.
— С Японией произошло то же самое в декабре сорок первого, что и с Германией в июне, господин премьер-министр, — негромко констатировал ситуацию генерал-лейтенант Кавабэ.
— Именно то же самое, Кавабэ, — согласился премьер Хигасикуни. — Утратив Индонезию, мы совсем потеряли голову и не хотели остановиться, чтобы посмотреть правде в глаза. Надо было сделать вывод, что это не последняя наша потеря. В конце сорок первого Япония, кстати, предлагала выступить посредником в замирении Германии и Советского Союза, но Гитлер счел момент неподходящим. Он возлелеял надежду сделать сорок второй год триумфальным, победным. Не получилось. В сорок третьем тем более.
Генерала Умэдзу волновала судьба армии и его собственная судьба. Начальник Генштаба армии снова сделал особый упор на текст полученного документа:
— Судя по тексту, господин премьер-министр, американцы не позволят иметь Великой Империи даже небольшую армию и флот. Не будет и Генштабов. Без сильной армии Япония быстро утратит свое величие. С нею перестанут считаться даже страны-ублюдки, типа Внешней Монголии и Филиппин.
— Вас беспокоит судьба армии, Умэдзу. Я вас понимаю. И меня она беспокоит, — взгляды маститых генералов встретились. — Мы можем уповать, к сожалению, только на время. Оно в будущем, позволит разжать эти гнетущие клещи ограничений. Я часто привожу примеры из истории возрождения Германии, но и в данном случае ее пример но размыванию Версальского договора должен и Японии сослужить добрую службу. Налицо прямая аналогия ситуации.
В кабинет Хигасикуни вошел министр иностранных дел Сигэмицу. Премьер-министр тут же подключил его к разговору, сообщив последнюю новость:
— Генерал Кавабэ доставил из Манилы текст акта о безоговорочной капитуляции Японии. Скоро он будет подписан. Как вы думаете, Сигэмицу, роль Советов в дальнейшей судьбе Великой Империи будет падать или, напротив, возрастать? Вы ведь считаетесь у нас крупным специалистом по России[80]. Понять эту страну непросто.
Вопрос премьер-министра не застал «первого дипломата» Японии врасплох. Сигэмицу уверенно ответил:
— Если вас смущают мои прежние заблуждения в отношении России, господин премьер-министр, то на этот раз я буду совершенно определенен: да, роль России будет возрастать. И в отношении Японии тоже. Но я полагаю, что Советы ограничат рост своего влияния в основном материком. Они ведь больше заинтересованы в нормализации отношений с Китаем. Кроме того, у них достанет после войны и своих собственных забот по восстановлению сильно разрушенного войной народного хозяйства.
Хигасикуни удовлетворился ответом:
— И я так думаю, Сигэмицу. Метрополия окажется под жестким контролем американцев. Англичане погрязнут в делах своей империи. Все крупнейшие доминионы хотят быть независимыми, и их трудно сдержать на этом пути.
Сигэмицу поддержал премьер-министра:
— Мир стоит на пороге нового передела сфер влияния. И можно уверенно предсказать, что далеко не всегда соперники смогут договориться полюбовно. Острого соперничества им просто не избежать.
Вдруг, словно спохватившись, Хигасикуни озадачил начальника Генштаба армии «жгучим вопросом»:
— Наша абстрактная дискуссия до сих пор не касалась обстановки в Маньчжурии. Скажите, Умэдзу, что там сейчас происходит? Вы ведь получали оттуда военные сводки.