Мне кажется, что если бы в августе 1944 года был назначен такой Союзный верховный главнокомандующий, как было сказано, он сумел бы окончить войну к рождеству, оказав решительную поддержку либо Монтгомери, либо Брэдли. Но такого верховного командующего не было. Не было сильного кормчего — человека, который взял бы все на себя. Была только конференция с председателем — тонким, умным, тактичным, осторожным председателем. Эйзенхауэр получил пост председателя после торга, в результате которого пост этот, украшенный званием Союзного верховного главнокомандующего, был ему предоставлен в обмен на реальное управление ходом событий, осуществляемое тремя главнокомандующими (армии, флота и авиации), и на действительное руководство в области планирования, переданное ключевым штабам, предусмотрительно заполненным тщательно подобранными офицерами высокого ранга. Человек, возведенный в звание Союзного верховного главнокомандующего, был выбран именно благодаря своей способности примирять спорящих, согласовывать противоположные точки зрения, быть выше национальных интересов, не проявляя ни смелости, ни решительности, не выступая ни вождем, ни командиром. Этот выбор был предопределен Уинстоном Черчиллем и английским правительством. Им удалось отстоять Эйзенхауэра благодаря тому, что они имели возможность отвести любого кандидата, относительно которого они сомневались, что он сочувствует их точке зрения. Эйзенхауэр сочувствовал ей — и получил свой пост.
Историки-фальсификаторы, вероятно, будут объяснять колебания Эйзенхауэра в августе "опасением за свои фланги", боязнью, как бы одна из армий не выдвинулась слишком далеко вперед и не оказалась под угрозой флангового удара. Но Брэдли доказал под Сен-Ло, что превосходство союзников в воздухе и их подвижность на земле (при наличии горючего) с избытком компенсируют опасность неприкрытого фланга. Кроме того, когда Брэдли выпустил вперед Паттона, союзники еще имели дело с организованными немецкими армиями, тогда как после форсирования Сены перед ними были лишь остатки разбитых частей противника.
Однако можно представить положение и в другом свете, более благоприятном для верховного главнокомандующего. Было бы не вполне справедливо осуждать его за неудачу в такой области, за которую и не имелось в виду возлагать на него ответственность, — именно в области руководства военными действиями. Если бы Монтгомери выиграл сражение у Кана или июльский заговор против Гитлера увенчался успехом, Эйзенхауэр оказался бы победителем без необходимости принимать какие бы то ни было решения относительно хода боев. Беда, в которую он попал, заключалась в необходимости сделать выбор между планом кампании, предлагавшимся Монтгомери, и тем, который предлагал Брэдли. Необходимость эта была ему навязана историей.
Все это не было предусмотрено теми, кто составлял план «Оверлорд», разрабатывал структуру командования, которое будет проводить его в жизнь, и назначил Эйзенхауэра на пост Союзного верховного главнокомандующего. Они считали, что командование фронтом само найдет нужный выход из положения. Их беда заключалась в том, что они не понимали, до какой степени беспомощен командующий боевым соединением — будь то Монтгомери или Брэдли, — не имеющий власти над средствами своего же боевого снабжения. И Монтгомери, и Брэдли находились в полной зависимости от Эйзенхауэра в вопросе о распределении находящихся на побережье и поступающих из Англии запасов.
Таким образом, в конечном счете, именно авторы «Оверлорда» были повинны в бездействии американского и английского командования на поле боя в сентябре 1944 года. Именно авторы «Оверлорда», сваливая в одну кучу политические соображения с военными, передали все запасы союзников в распоряжение командующего, который, по их собственному замыслу, не должен был принимать боевых решений.
Реакция генерала Эйзенхауэра на обстановку, сложившуюся в августе 1944 года, когда немецкие армии во Франции разваливались, и позади них ничего не было, соответствовала характеру этого генерала с той же точностью, с какой действие химически чистого реактива соответствует химической формуле. Его задача заключалась в том, чтобы быть осторожным и внимательным ко всем точкам зрения, — и он был осторожен и внимателен ко всем точкам зрения в вопросе о том, что делать после того, как Париж пал, и мы приблизились к германской границе. В начале августа он пошел навстречу настояниям Монтгомери и, сократив снабжение американских войск, стал снабжать англичан. Количество переадресованных запасов было достаточным для того, чтобы подорвать наступательный порыв Брэдли, но недостаточным, чтобы обеспечить возможность наступления Монтгомери. К концу августа кризис в области снабжения углубился. После того как возможность решающего удара была упущена, Эйзенхауэр, наконец, сдался. Он поставил всю оставшуюся у него мелочь не на Брэдли, а на Монтгомери. Но было уже поздно.
Остававшаяся у Эйзенхауэра мелочь составляла, однако, еще некоторую сумму.
Три новые американские дивизии, только что выгрузившиеся на Шербурском полуострове, были превращены в транспортные организации, их личный состав оставлен на месте, а машины включились в подвоз запасов частям Монти.
Союзное верховное главнокомандование возложило на США обязанность поставлять пятьсот тонн бензина в сутки на английские полевые склады в Брюсселе. Маршрут, по которому грузовики доставляли этот драгоценный груз в английскую зону, получил название "Красный лев", — как бы в параллель маршруту "Красная пуля". На нем было занято не менее восьми авторот, по пятьдесят с лишним 2,5-тонных трехосных грузовиков. Чтобы использовать этот маршрут на сто процентов, они должны были находиться в движении круглые сутки.
Между прочим, срок действия этого конкретного обязательства первоначально был определен в две недели, но проволочки и всякие помехи в аппарате снабжения привели к тому, что он был удлинен, и бензина поставлено было почти вдвое больше предусмотренного количества.
Но, быть может, самым чувствительным ударом для армий Брэдли было прекращение доставки запасов самолетами. Благодаря американскому наступлению в наши руки перешел большой аэродром возле Орлеана, и к 25 августа его хранилища могли пропускать до полутора тысяч тонн бензина в сутки. В деле снабжения наступающих армий горючим это бензохранилище получило чрезвычайное значение по двум причинам.
Во-первых, полторы тысячи тонн бензина в сутки, доставляемые самолетами С-47 в Орлеан, забирались из бензохранилищ Англии и были, таким образом, чистой прибавкой к запасам, находящимся на континенте. Этот бензин не входил в разверстку и был под рукой. Он шел сверх того, что доставляли бензинопроводы и автоцистерны, и в большем количестве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});