Таким образом, в нашем распоряжении был огромный парк грузовых машин. Огромен был и наш парк транспортных самолетов.
Англичане располагали большим парком американских грузовых самолетов, который они использовали для авиадесантных операций. Он состоял из четырехсот или даже более С-47. Кроме того, у них были большие парки Ланкастеров и Галифаксов, на которых можно было перевозить грузы, — хотя эти машины находились, конечно, в распоряжении другого командования и имели свои задачи. Но решающий по своей численности парк воздушных грузовиков составляли самолеты, доставившие во Францию две американских авиадесантных дивизии и занятые доставкой третьей, — а также самолеты авиатранспортного командования. Их было около тысячи. И, наконец, если бы всех этих транспортных средств не хватило, был еще парк "летающих крепостей", численность которых в этот момент превосходила численность английских бомбардировщиков.
Авиадесантные операции во Франции являлись в одно и то же время политической проблемой и постоянным предметом шуток. Политическая проблема возникла из самого факта слияния английских и американских авиадесантных частей в единую Союзную авиадесантную армию. А постоянным предметом шуток было то, что с первого дня вторжения, — какую бы операцию Союзная авиадесантная армия ни запланировала, сухопутные войска осуществляли ее прежде, чем "воздушная кавалерия" успевала подняться в воздух для удара. Авиадесантники обещали освободить Шартр, и Брэдли согласился, что это было бы неплохо, — но Первая армия уже была в Шартре, когда Союзная авиадесантная армия еще только проверяла свое снаряжение. Авиа десантники собирались обеспечить нам переправу через Сену, — но мы оказались на том берегу, пока они изучали данные фотосъемки. Три авиадесанта на побережье, осуществленные в первый день вторжения двумя американскими и одной английской дивизиями, были известным достижением, но им предшествовала многомесячная разработка планов и репетиции, причем ни один командир авиадесантных частей, видимо, так и не овладел искусством опережать наземные удары танковых колонн атакой с воздуха. Тем не менее, главная квартира Союзной авиадесантной армии продолжала существовать, и главные средства переброски людей и материалов по воздуху находились в ее распоряжении. Это обстоятельство придавало ей значение жизненно важного фактора при обсуждении вопроса — что делать после того, как будет достигнута германская граница?
Все это были части того политико-снабженческого ребуса, который должен был решить Эйзенхауэр, учитывая, что, на какую бы чашу весов он ни положил гирю запасов и авиадесантных частей, чей-нибудь национальный престиж непременно будет задет. Но даже если бы он устранил из уравнения столь сложные неизвестные, оставались бы открытые расхождения честных военных специалисток. Верховному главнокомандующему было, над чем подумать.
За год до вторжения в Европу англичане настаивали, чтобы оно было совершено через Балканы; американцы же считали, что необходим прямой удар через Ла-Манш. Подобное же расхождение обозначилось и тут — по вопросу о том, каким образом вторгнуться в Германию. Англичане желали, чтобы вторжение было произведено через низменные пространства Голландии и равнины в районе Гамбурга — прямо на Берлин. Американцы отдавали предпочтение так называемому Франкфуртскому коридору; любопытно, что доводы их в пользу этого решения в точности совпадали с теми, которые заставили авторов «Оверлорда» отказаться от напрашивающейся высадки в Кале ради в пять раз более длинного пути к побережью Нормандии: именно потому, что Кале гораздо ближе, немцы ждали нас там; длинный же путь в обход тамошних укреплений в действительности был ближайшим путем к цели. Точно так же и теперь американские плановики понимали, что германская оборона окажется сильней всего на северных равнинах, пересеченных большими реками и тысячами мелких водных преград, — равнинах, хотя и удивительно плоских, но в то же время столь низменных, что там редко попадается грунт, достаточно твердый, чтобы выдержать тяжелые танки, идущие по целине.
С другой стороны, Франкфуртский проход представляет собой трудный путь, избрав который, надо было сломить Мец, форсировать Мозель и Саар и прорвать Западный вал в наиболее укрепленном месте. Но в противовес всем препятствиям, этот южный путь представлял следующие выгоды:
1) переправа через Рейн в месте, вдвое более узком, чем возле устья;
2) наличие широких неукрепленных долин, которые можно использовать как удобные подступы (тогда как равнины возле Гамбурга были полны военных сооружений, служивших немцам для учебных целей);
3) прочный грунт, позволяющий машинам в любом месте покидать дорогу;
4) высокие шансы на внезапность, поскольку было известно, что немцы гораздо больше озабочены северным путем, ведшим прямо к столице, и
5) великолепные возможности для стратегического маневрирования, открывающиеся на отдаленном конце Франкфуртского коридора, уже в Германии.
Прорвавшись в этом направлении, армия могла бы выбрать по своему усмотрению любое из трех направлений: северное — на Берлин, восточное — на соединение с русскими и южное — на Баварию и Австрию.
Наоборот, чем больше она углублялась бы в гамбургские равнины, тем более обнаруживала бы свои намерения, предоставляя противнику возможность сосредоточиться, чтобы преградить ей путь.
Разногласия по вопросу о способе вторжения в Германию проистекали — по крайней мере, в тот период, когда мне пришлось с ними столкнуться, — не из различия личных точек зрения отдельных фронтовых командующих. Они имели скорее характер широкого расхождения между двумя основными группами: большинство английских офицеров стояла за северный путь, почти все американские офицеры — за южный.
Для всех нас, участвовавших в прежнем споре — о способе вторжения в Европу, было ясно, что, настаивая теперь на северном пути, англичане руководятся не только чисто военными, но также и политическими соображениями. Они желают иметь Берлин и северное германское побережье, чтобы быть уверенными, что, в случае крушения Германии, ни то, ни другое не будет занято русскими.
Обе противоположные точки зрения обозначились еще до высадки в Нормандии. К сентябрю противоречие стало явным. Брэдли требовал запасов для наступления какой-либо из своих армий на Рейнскую долину через Западный вал, затем через Рейн в районе Франкфурта, а оттуда — прямо на восток, ставя цель, — если этого пожелает Совет начальников генеральных штабов, достигнуть Центральной Германии и взять Берлин с юга. Монтгомери, исходя из той же возможности, настаивал, чтобы запасы союзников направлялись в первую очередь ему. Он требовал этого предпочтения, желая нанести молниеносный удар на Голландию через устье Мааса и Рейна, и затем вторгнуться в равнины Гамбурга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});