Часть III
На Земле
Личное конфиденциальное послание от адмирала Успенского свалилось на командира полицейской эскадры Рабиновича как снег на голову. И погрузило в глубокое расстройство. Во-первых, так и не удалось выяснить, откуда именно на полицейский информационный бакен пришел сигнал. Во-вторых, текст послания оказался до того неожиданным, что Рабинович поначалу даже растерялся. Полицейский адмирал был реалистом и хорошо знал, с кем имеет дело. Официальную версию, гласящую, что Рашен сошел с катушек, он с ходу отмел как несостоятельную. Узнав, что группа F вышла из повиновения, Рабинович сразу понял, что старый друг Алекс решил-таки наконец уйти в политику и захватить власть. По мнению Рабиновича, демонстрация силы на Марсе означала вовсе не сумасшествие Рашена, а просто начало его политической карьеры.
Как полицейский, Рабинович обязан был Рашена арестовать и предать суду. Но как живой пока что человек, да к тому же еще и семейный, он этого делать категорически не хотел. Поэтому, едва только с Земли пришло распоряжение мятежного адмирала схватить, Рабинович занервничал и принялся судорожно перемещать свои войска. Разукомплектованная армия не была готова к серьезной межпланетной войне и едва-едва годилась оборонять Землю. Единственной реальной силой, которая могла бы Рашена укоротить, оставалась злосчастная эскадра Рабиновича.
Больше всего Рабиновича мучило недоверие к информации с Земли. Гражданские власти, приказавшие ему арестовать Рашена, сообщали, что тот сам явится к полиции в руки и первым стрелять не станет. В ответ на резонный вопрос, а что еще Рашен будет делать в районе Пояса, если не бить полицейских, толковых разъяснений не последовало.
Поэтому вице-адмирал не спал ночами, извелся сам и задергал свой штаб. То ему казалось, что группу F следует накрыть упреждающим массированным ударом, а далее выкручиваться сообразно обстановке. То Рабинович требовал представить ему какой-нибудь план, по возможности подлый и коварный, позволяющий выманить Рашена с «Тушканчика» и таким образом мятеж обезглавить. Но все идеи по управлению огнем упирались в проблему совершенного непонимания, в какую сторону придется стрелять. А все коварные планы захвата оказывались на поверку слишком шаблонными для того, чтобы быть достаточно подлыми.
И когда Рашен внезапно первым вышел на контакт, у Рабиновича сначала от радости гора с плеч свалилась, а потом от удивления заболела голова. Он ждал от Рашена чего угодно – предложения сотрудничать, ультиматума, знаменитого русского «иду на вы», наконец. Вместо этого он получил в руки спокойный и дружественный информационный текст, внешне ни к чему не обязывающий. Рашен просто сообщал, что произошло на самом деле, объяснял свои дальнейшие намерения и ничего взамен не просил.
Худшего подарка он Рабиновичу сделать не мог. Теперь полицейский должен был каким-то образом принять решение, причем всю ответственность за него взвалить на себя. Борясь с желанием отдать письмо Рашена психоаналитику, Рабинович принял таблетку от головной боли и вывел на монитор сопровождающую текст картинку.
Внимательно просмотрев ее, он принял еще две таблетки. Потом отправился в медпункт и реквизировал у доктора недельный запас спирта. На следующий день Рабиновичу было очень плохо, и эскадра наконец-то смогла от него отдохнуть. А еще днем позже он вызвал на флагман всех старших офицеров эскадры и показал им запись, на которой огромные блестящие загогулины чужих кораблей гонялись за маленьким земным скаутом.
Когда в кают-компании утихли изумленные возгласы, Рабинович поднял ладонь, призывая людей к порядку, и произнес характерную для него речь, короткую и безапелляционную.
– Эта долбаная запись, мать ее так, подлинная, – сказал вице-адмирал. – Работал Абрам Файн, опытный старый хрен, вы его, бля, знаете. Алекса Успенского, чтоб ему провалиться, вы тоже знаете. Никакой он, трам-тарарам, не псих. Нормальный русский, мать его так. Говорит, с красножопыми его подставили. Замечательно. Пусть эти… (набор эпитетов продолжительностью в минуту) гражданские подставляют кого угодно, сто херов им в рот и якорь в жопу! Главное, чтобы не подставили нас. А хотели… (еще минута раздумий вслух). Воевать с этой трахучей группой F занятие для умственно отсталых, я так считаю, чтоб меня… Понятное дело, никто здесь группы F, трам-тарарам, не боится, мы ее вздрючим, трам-тарарам. Если понадобится, эти военные у нас будут сосать, пока не подавятся. Но сколько при этом они побьют нашей гребаной посуды, страшно подумать, трам-тарарам. Я таких гнилых раскладов не хочу. Похоже, и Алекс, мать его, тоже этого не хочет. Он старый и умный русский мудак. Предлагает разойтись, бля, по-хорошему. Так что в сложившихся педерастических обстоятельствах беру всю ответственность на себя. А вы, такие-разэтакие… (несколько минут задушевного рассказа об особенностях интимной жизни подчиненных). Да, о чем это я?
– Вы сказали, что берете ответственность на себя, господин вице-адмирал, сэр! – напомнил заместитель Рабиновича.
– А кто еще здесь на такое способен, ты, что ли? – осведомился Рабинович, но ни одного крепкого слова к вопросу не присовокупил. Как хороший командир, он никогда не ругал своего офицера персонально, когда рядом были младшие по званию. Хотя при этом не стеснялся материть всю свою эскадру оптом. – Так вот, негодяи! – заключил он. – Приказываю всем быстро рассосаться отсюда на хер и носа блядского не казать, пока я не разрешу. Может, Алекс и не врет, мать его, а может, тут какая-то засада. Короче, план расстановки наших вонючих сил получите у начштаба. После чего встанете по своим долбаным местам и будете тихо стоять. Занимаем, мать ее, сферическую оборону. Я в центре жду Алекса, он, зараза, должен подойти на двух кораблях. Но если он, паскуда, задумал кинуть нам подлянку, так хоть вы, трам-тарарам, живы останетесь. Всякие детали, подробности и прочие гребаные координаты вам сообщат. Вот так-то, мать-перемать и все такое. Жду ваших сраных вопросов, на хер!
– А как же насчет чужих, сэр? – спросил кто-то не в меру любопытный. – В смысле – что мы с ними будем делать.
Вице-адмирал испепелил непонятливого офицера взглядом, крякнул и с надеждой посмотрел на заместителя.
– Мы ничего не будем делать с чужими, – спокойно объяснил заместитель. – Это задача армии. Поскольку от армии на сегодня не осталось… – он слегка замялся, – почти ничего…
– Короче, нам этот русский траходактель со своей трахучей бригадой нужен живой и невредимый! – заключил Рабинович. – И это ваше мудацкое счастье, что он не псих и хочет по-прежнему делать свою долбаную работу! Потому что, мать-перемать, если бы против чужих выставили вас, трам-тарарам, мне даже страшно представить… (и так далее). Короче, если с Алексом все нормально, мы его должны в жопу поцеловать и не поморщиться!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});