Девушка поджала губы и уставилась в тарелку, продолжая, однако, есть.
— Да, — ответил Дулгухау, решив идти до конца и глядя прямо в глаза Денне, — именно так. Ради нее и Уммара, который мне дают за ней в вечное владение.
— Ты честен, — кивнул Денна. — Это хорошо. Аннахайри, — неожиданно раздраженно сказал он, — оторвись от тарелки, будь добра.
Девушка резко подняла голову.
— Посмотри на него. Чем тебе не муж? Отважен, честен, собой хорош. А женившись на тебе, еще и князем будет.
— Я не хочу об этом говорить сейчас, — отвернулась девушка.
— Почему же не сейчас? Все равно придется говорить, да еще и там, где глаз будет куда больше.
— Брат, ты ведь любишь меня…
— Потому и говорю с тобой. Иначе бы и не спрашивал, — резко ответил он. — А ты что скажешь, Дулгухау, сын Алантора?
Морадан стиснул зубы. Так с женщинами у его народа не было принято говорить. Девушку было жаль. Он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Псу.
— Что я должен сказать? Надеюсь, государь сдержит обещание.
— А моей сестре ты ничего сказать не хочешь?
— Нет. Сейчас — нет.
— Тогда скажи мне. Зачем тебе моя сестра?
— Я хочу своей земли, — резко ответил Дулгухау. — Мы заслужили, чтобы та земля, на которой мы живем и которую защищаем, стала нашей и только нашей. Если так будет, то морэдайн дадут клятву всегда быть союзниками Ханатты.
— Я знаю. А что ты скажешь о браках с ханаттаннайн? Будут ли дети от таких браков считаться у вас законными?
— Если я стану мужем принцессы, кто назовет наших детей незаконными? Другие последуют моему примеру. Нам нужны дети. Много детей.
— А чистота крови? Вы так, говорят, о ней заботитесь. Вдруг измельчаете?
— Дело не в чистоте крови, а в духе крови. Малый ростом может быть велик духом и гордостью. Да и в любом случае наша кровь сильна. Мы всегда будем телом сильнее вас, принц, — дерзко ответил он, глядя прямо в глаза Псу Ханатты.
Денна рассмеялся. Затем помрачнел
— Ты честен, но время сейчас нечестное. Никогда отец не согласился бы отдать тебе эту землю и мою сестру, не будь мы так слабы и в такой опасности.
Дулгухау гордо поднял голову.
— Мы будем воевать за вас. Еще упорнее, чем прежде. Разве мы не заслужили награды? Вам не удержать эти земли, потому что нуменорцы придут с моря, а вы не моряки. В вас нет морской крови, это видно по глазам. Они у вас темные. Глаза земли. У нас — серые, глаза моря. Мы — ваш щит. Вы отдаете нам землю, мы — свою кровь. Разве не справедливо это?
— Возможно, — кивнул Денна, не сводя с Дулгухау темных глаз. — Но пока вы были под рукой Ханатты, вы были и на земле Ханатты. А теперь вы будете сами по себе. Вас будет легче раздавить. Сможешь ли ты отстоять свою землю? А вдруг ты предпочтешь вернуться под руку ваших сородичей? И что тогда будет с Ханаттой?
— Морэдайн не нарушают слова, — еле сдерживая ярость, проговорил Дулгухау. — Нарушивший слово — не государь.
— Ты хорошо сказал, — усмехнулся и снова вдруг помрачнел Денна. — Скажи же что-нибудь моей сестре. Аннахайри, сидеть.
Дулгухау покачал головой.
— Прости, принц, не сейчас. Так нельзя.
Принцесса впервые посмотрела на Дулгухау. Он сделал вид, что поглощен трапезой.
Денна криво усмехнулся. Непонятно, куда мог бы завести этот разговор, но тут за дверьми послышались какая-то возня, вопли, хохот и ругань. Денна поднял бровь, мгновенно забыв и о сестре и о забавном морадане. Дверь распахнусь, двое морэдайн втащили в залу упиравшегося мужчину в красно-золотом кафтане с длинными, заплетенными в косы росами. У него было злое острое лицо, скуластое и узко-глазое, с длинными черными усами и короткой бородкой. Он скалился, вырывался и ругался на местном диалекте, который и Дулгухау с трудом понимал. Нос пленника был разбит, глаз заплыл. Его швырнули на пол, он вскочил, дергая связанными руками, и, набычившись, уставился на Денну, словно пытаясь прожечь его взглядом.
— О, князь Тув-Харанна, — отчетливо кивнул Денна. — Какая честь.
— Честь для тебя, ублюдок, говорить со мной!
— Я не ублюдок. Я младший щенок, — очень спокойно ответил Денна и резко поднял руку, останавливая рванувшихся было к князю воинов. — Пусть говорит. От того, насколько поганой будет его речь, зависит то, насколько поганой будет его смерть.
— Сын змеи!
— Змея священна, а мать мою звали Утейир-анни, что означает «смиренная», а вовсе не змея, — опять не обиделся принц. — Почтеннейший, ты хоть чего поновее придумай. И измена стара, как мир, и брань твоя стара, как мир, и не разозлишь ты меня так, чтобы дал я тебе легкую смерть. Придумай что-нибудь еще.
Князь молчал, дрожа от ненависти и развевая рот, как рыба на суше. Дулгухау, оцепенев, смотрел на это зрелище. Красавица Аннахайри вцепилась побелевшими пальчиками в стол.
— Ты отважен и глуп, князь. Так что говори, кто и зачем подтолкнул тебя на мятеж. И почему толпа кричала о сероглазых демонах. Кому это было нужно? Я хочу это знать, и ты умрешь быстро.
Дулгухау молча ахнул. Он даже забыл об этом — значит, кто-то нарочно натравливал их на морэдайн?
Князь осклабился и, выпрямившись, горделиво выставил вперед ногу, презрительно глядя на принца. Снова что-то заговорил, злобно и злорадно, Дулгухау улавливал лишь обрывки оскорблений, насмешки и какие-то обвинения.
Когда князь иссяк, Денна кивнул, подперев подбородок кулаком.
— Ты сам не подозреваешь, как много мне рассказал. Значит, старик Техменару никак не уймется? Значит, права на пятину хочет? Значит, храмы в Нирун? Ну, вот и вся шайка… Как всегда, князья да монахи. Ничего нового, ничего нового… Кто вас подстегнул, ну? Кто дал вам деньги?
Князь мотнул головой и сделал гордый и неприступный вид.
— Значит, не знаешь. Ну, ты сошка мелкая, монета разменная, можешь и вправду не знать.
Князь побагровел чуть не до черноты. «Вот сейчас его удар хватит», — подумал Дулгухау, с недоумением обнаружив у себя на ноже наколотый кусок мяса, который так до рта и не успел донести.
— Ты просто мелочь, которая хочет в большие. Только вот кишка тонка да мозгов мало, — устало сказал Денна. — Все, что от тебя осталось бы, это запись, что был, мол такой князь. Так что славу бессмертную ты все же добыл. Будут рассказывать о том, как кончил изменник Тув-Харанна. Я видел, как это бывает. — Денна поднялся, оперся руками о стол, глядя в глаза пленнику. — Сначала тебя разденут догола и выставят так на потеху толпе. Потом оскопят. Потом подвесят за руки, взрежут ножом кожу вокруг груди и спины и снимут ее, как чулок. И если дурак Тув-Харанна еще будет жить, ему выпустят кишки. Если и тогда дурак Тув-Харанна не умрет, ему набьют живот горячими углями, и если уж он и тогда не умрет, то оставят висеть, ибо делать с ним уже нечего. — Аннахайри сидела белая как мел, с ужасом глядя на брата, словно он никогда таким не бывал. У Дулгухау прошел по спине холодок. Князь тоже заметно побледнел, но хорохорился. — Да, Тув-Харанна отважен. Он сейчас гордые слова говорить будет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});