Утром Аня уже проснулась в отличном настроении, а на протяжении дня оно только улучшалось. Не казалась тяжелой сумка, которую она везла бабушке. Не утомила дорога — ни до санатория, ни из него.
Не огорчило то, что бабушка устала от общества внучки быстрее, чем рассчитывала Аня… Она сама готова была гулять с Зинаидой столько, сколько той захотелось бы. Обсуждать все… Или почти все на свете. Слушать рассказы из прошлого — о дедушке, их юности, ее детстве…
Но сегодня Зинаида была не очень разговорчивой. Можно было бы попытаться узнать, в чем причина, но Аня не стала.
Побыла рядом столько, сколько бабушка позволила, а потом забрала с собой ненужные вещи, вновь села в автобус, чтобы вернуться в Киев…
Не чувствовать усталости, зато чувствовать пружинящую подушку счастья… Откуда-то вдруг взявшего и окрылившего…
Аня зашла на территорию ЖК Высоцкого, улыбнулась двум мужчинам на посту, впускавшим машины — свои и не только, получила в ответ две вежливые улыбки, почувствовала себя еще лучше…
Все же когда ты счастлив — это прекрасно. Этим хочется делиться. С совершенно посторонними людьми, которых ты видишь в первый раз, чьих имен ты не знаешь и не узнаешь никогда. Не подразумевая ничего эдакого. Просто делить.
И не с посторонними тоже. Особенно не с посторонними. Особенно с одним, чья улыбка… Так редка и так ценна, что заполучить ее — будто выиграть джек-пот счастья. Умножить его разом на миллион. Разлететься от переизбытка счастья на атомы-блестяшки.
У Ани был такой «не посторонний»…
Продолжая улыбаться, девушка достала из кармана телефон, собираясь проверить…
Написала Высоцкому, когда вышла из автобуса и садилась в метро, что вернется раньше обещанного. Обычно он читал сообщения очень быстро, на сей же раз за время поездки и дороги до ЖК — не ответил фирменным «ок». И сейчас тоже — сообщение было доставлено, но не прочитано.
Почувствовав легкую обиду и тревогу, Аня мотнула головой, будто отгоняя ее. Мало ли? Может уснул человек… Он ведь очень много работает и откровенно мало спит. А сегодня суббота. Ну чем еще заниматься?
Утром она не спрашивала у Высоцкого, планирует ли он быть дома. Это было совершенно не в рамках дозволенного между ними. Он сообщил, что планирует невзначай сам, когда предлагал подвести "квартирантку" к бабушке и забрать…
И пусть Ане очень хотелось бы провести с ним наедине несколько часов, но она нашла в себе силы отказаться. Не сомневалась, что сам он предпочел бы провести день иначе. И даже обижаться на это не имела право. Какой бы влюбленной ни была сама, понимала — он для нее куда более «особенный», чем она для него «особенная». Может когда-то это изменится, но пока…
И снова, казалось бы, появился повод взгрустнуть, но Аня улыбнулась шире, обводя взглядом красивые высотки…
Сегодня ей ничто не могло испортить настроение. Вообще ничто.
Играючи перепрыгнув лужицу, которая образовалась после недолгого сентябрьского дождя, девушка резко остановилась, как вкопанная, уткнувшись взглядом в витрину кондитерской, расположенной на первом этаже одного из домов.
Она проходила мимо множество раз и почти каждый отгоняла мысль о том, чтобы зайти. Потому что наверняка безумно вкусно, но очевидно слишком дорого.
Когда-то, подгоняемая любопытством, даже зашла на сайт заинтересовавшего заведения, а увидев цены — поперхнулась слюной, которая успела начать выделяться при виде элегантных эклеров и глянцевых десертов. Но сегодня…
Перед глазами быстро промелькнула череда вымышленных моментов, заставивших сердце забиться быстрее, а улыбку растянуться до того, что скулы начали ныть.
Она заходит в кондитерскую, перед глазами начинает рябить из-за разнообразия, шансов выбрать самой — никаких… Поэтому Аня спрашивает у светловолосого мальчика-кондитера, что посоветовал бы он… Тот уточняет, есть ли предпочтения… Она застенчиво отвечает, что хотела бы угодить человеку с очень утонченным вкусом… Мальчик понимающе улыбается, подсказывает, а когда она с энтузиазмом кивает — пакует заказ в красивую фирменную коробку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И пусть это действительно стоит довольно дорого, но денег не жалко.
Аня вместе с коробкой идет домой… Точнее в квартиру Высоцкого… Открывает своим ключом, тихо ставит сумку с привезенными от бабушки вещами в прихожей, а сама на цыпочках крадется в сторону совмещенных кухни и гостиной.
Там наверняка потушен свет… Она успевает зажечь его, убедиться, что в комнатах пусто, накрутить себя, расстроиться, подумать, что Корнея дома нет… Поставить эклеры на стол, практически смирившись, что план не удался… А потом он выходит из своей спальни — подсушивая мокрые волосы руками… В джинсах и футболке… Не натянутый струной, а довольно расслабленный.
Кивает, произносит «привет», направляется к ней… Ну то есть наверняка не к ней, а просто попить воды или заглянуть в холодильник… Но Ане-то что? Она любуется… Тихо, незаметно, из-под полуопущенных ресниц… А когда Корней замечает ту самую коробку, не спрашивает даже, а просто вопросительно вздергивает бровь, она чуть краснеет, опускает взгляд, произносит тихо:
— Вы очень помогли мне со стажировкой. В понедельник я приступаю и хотела бы… Хотела бы сказать вам спасибо.
Открывает ее, позволяя Высоцкому заглянуть внутрь и понять, что она старалась… Что это не вчерашние пирожки из ларька, а пусть маленькие, но вполне достойные его внимания произведения кондитерского искусства.
Замирает на несколько секунд, боясь посмотреть на мужчину и увидеть во взгляде снисхождение…
А потом оттаивает, потому что Корней, привычно хмыкнув, произносит негромко:
— Ставь чайник, стажерка.
И больше для счастья не требуется. Хотя нет. Требуется. Чаепитие. Пусть в тишине. Пусть снова с периодически накатывающим волнением, ведь он наверняка не станет расхваливать пирожные, даже если понравятся. Максимум — сухо поблагодарит по завершению и похвалит за хороший выбор. А когда Аня признается, что выбор был не ее, что ей помогли… Выдержит небольшую паузу и заключит:
— Значит, ты выбрала правильно, кому делегировать. Это не хуже…
И вот теперь точно для счастья больше не требуется.
* * *
Вернувшись в реальность, Аня дернулась было в сторону, сделала несколько шагов прочь от витрины, потом остановилась, оглянулась… А может? А может действительно?
Закусила губу, принимая для кого-то совершенно проходное, а для нее жизненно важное решение.
Повторно отмахнулась, сделала еще три шага в сторону от кондитерской, потом же…
— Не будь трусихой, зайка. Волк тебя не тронет.
Шепнула себе под нос, не зная даже, с чего вдруг такие ассоциации, вернулась к двери, потянула…
Над ней сработал колокольчик, оповещая о посетителе… Тот самый светловолосый мальчик-кондитер в черном фартуке улыбнулся приветливо, степенно ожидая, пока девушка подойдет поближе к витрине, сначала окинет взглядом ассортимент, потом поднимет на него… Немного растерянная, очень красивая…
— Не могли бы вы посоветовать мне? — обратится, явно чувствуя неловкость, напрочь позабыв, что это ведь его работа — советовать… Которую он делает отлично.
— Конечно, только сориентируйте меня, есть ли какие-то особые предпочтения?
— Предпочтения… — повторит, начиная потихоньку краснеть, опустит взгляд на кассу между витринами, а потом, вероятно собравшись, снова посмотрит на него. И произнесет вполне смело. — Предпочтений нет, но я хотела бы угодить человеку с очень утонченным вкусом…
И для кого-то это, наверное, задание, которое совершенно ни о чем не говорит, но мальчик-кондитер кивает, уже зная, чем очаровательная девочка сегодня порадует своего особенного человека с очень утонченным вкусом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *
Корней следил за тем, как Илона с каждой расстегнутой пуговицей все сильнее раскрывается, позволяя губам дрожать в улыбке, а глазам следовать за ее пальцами, которые без намека на дрожь или неуверенность делали свое дело.