никто не работает, но рядом с дверью есть желтый телефон. Тебе всего-то и нужно – поднять трубку, никаких номеров набирать не надо. Скажи в трубку, что у нас горит дом. Какой у нас адрес?
– Я… не знаю.
– Знаешь. – Я заставляю себя говорить спокойно. Уже чувствую запах дыма и его горький привкус на языке. – Дом два…
– Фарм-Коттеджес.
– Молодец. А как город называется?
– Хардлингтон.
– А теперь адрес полностью.
– Дом два, Фарм-Коттеджес, Хардлингтон.
– Еще раз.
София повторяет адрес, на сей раз увереннее. Если она запаникует, что-нибудь забудет, к участку направят патрульную машину, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Возможно, экипаж поможет ей вспомнить, где она живет, а если не сможет… У меня колет в груди. Ну, по крайней мере, хотя бы один из нас останется в живых.
Мне хочется снова «прогнать» дочь по всему маршруту, но времени уже не остается.
– Объясни, что твой папа заперт внутри, чтобы они знали, что сюда нужно быстро направить кого-то.
– Я скажу, что ты полицейский, – серьезно произносит София, и я улыбаюсь. – Скажу, что ты настоящий полицейский, у тебя есть номер, но он у тебя не на форме. А номер этот – восемь-три-девять.
Я гляжу на дочь и вспоминаю, когда слушал, как она наизусть выдает бортовые номера самолетов, как перечисляет все полетные маршруты и обязанности Майны. Вспоминаю, как каждый раз испытывал к ней легкую зависть.
– Ты знаешь номер моего жетона.
– Ты – сержант уголовной полиции 839, работаешь в отделе уголовного розыска, когда-то ездил на «воксхолл-астре» с мигалкой, а теперь у тебя синяя машина без мигалки, которая срезает повороты, как чертов танк.
– София Холбрук, ты постоянно удивляешь меня. – Я глубоко вздыхаю. – Пора в путь, конфетка. Помнишь, как вы с мамой играете в «полеты»?
Она кивает.
– И ты умеешь балансировать на маминых ступнях, словно летишь?
Снова кивок.
– Мы сейчас с тобой немного побалансируем, но тебе нужно быть очень храброй, хорошо?
Глаза Софии – словно небольшие островки света в темноте, а свет из угольного желоба лишь еще больше затемняет ее очертания.
– Я боюсь, – шепчет она. Нижняя губа у нее трясется.
– Я тоже.
Угольный желоб расположен слишком высоко, чтобы София дотянулась до него, встав мне на плечи, когда я сижу, а с прикованными к трубе руками подняться я не могу. Я кое-как разворачиваюсь, лежа на полу и упершись ногами в стену. Неожиданно с болью вспоминаю, как однажды Майна после работы лежала в таком положении. Спина меня просто убивает.
Я медленно подползаю к стене, пока мои плечи не оказываются настолько близко от кирпичной кладки, насколько я могу их поднять. Ноги вытянуты так высоко, как только я могу их вытянуть, будучи прикованным к трубе.
– Готова поиграть в «полеты»?
– Да.
Я подгибаю ноги к груди, стараясь держать подошвы горизонтально.
– Можешь встать на колени у меня на ступнях? Вот так – и не думай, что делаешь мне больно.
София забирается на меня, наступив мне на лицо, когда карабкается ко мне на ноги, зажав в одной руке слона. У меня в горле першит от дыма, и я с трудом удерживаюсь, чтобы рывком не подбросить дочь вверх.
– Готова? Сейчас полетим!
Я очень медленно распрямляю ноги, чтобы она не упала. Бедренные мышцы гудят от непривычной нагрузки. София цепляется за мои ступни, и, когда она чуть наклоняется в сторону, я с трудом удерживаю ее в равновесии. Я сжимаю колени вместе.
– Встать можешь?
Я не вижу отверстия угольного желоба, но понимаю, что мы еще недостаточно высоко.
– Тут все качается и шатается!
– Тебе нужно встать, дорогая. Прошу тебя, постарайся.
На мгновение мне кажется, будто София не решится. У нее не получится. Наверное, все кончено, мне придется опустить ее обратно на пол, и мы так тут и останемся, и погибнем – в кирпичном гробу.
Но вот я чувствую, как дочь начинает двигаться. Медленно. Осторожно. Одна крохотная ступня прижимается к моей большой. Она обретает равновесие, потом я ощущаю, как она ставит на меня другую ступню. Я загибаю пальцы ног вокруг мысков ее шлепанцев, словно лишь это не даст ей упасть.
– Туннель видишь?
– Он прямо перед моей головой.
Еще один глубокий вздох.
– Так, дорогая, теперь пора выползать и бежать за подмогой.
Желоб не очень длинный. Забравшись с ногами в выходное отверстие, София может вытянуться в трубе, чуть поползти и…
Ей всего пять лет.
Что же я делаю?
У меня нет выбора. Если она останется здесь, то погибнет. На улице подмораживает, лежит снег, а София лишь в пижаме и тапочках. Она каждый день ходила в школу пешком, наизусть знает каждый поворот и магазин, но сумеет ли одолеть этот путь одна? Да еще в темноте?
Даже если не сумеет, она будет вдали от огня и дыма. София спасется.
Неожиданно я ощущаю легкость в ногах, когда дочь забирается сначала одной, а затем другой ногой в желоб, заслонив собой весь свет, движется вверх и выползает на пожухлую траву.
– Не беги! – кричу я ей вслед. – Иначе упадешь!
Может, София успеет привести кого-нибудь мне на помощь. Или не успеет.
Это самая крупная игра и ставка за всю мою жизнь.
Глава сорок пятая
Пассажир 1G
Я не пойду в тюрьму. Не пойду под арест, на допросы, не позволю бросить себя в камеру. Не смогу сидеть на скамье подсудимых и слышать, как труд всей моей жизни перемалывают в пыль. Не могу допустить, чтобы все закончилось именно так.
Не будет ни суда, ни адвокатов, ни моей фотографии в газетах. Никаких наручников, никакого ареста.
Я не верил в судьбу, но мне показалось, будто я бессилен перед ней и выпавшим мне жребием. Меня ожидал совсем иной конец, и я смирился с ним.
Я был готов.
Глава сорок шестая
90 минут до Сиднея. Майна
– Она мертва. – Дерек отнимает пальцы от шеи Миссури.
– Вы уверены?
Он кивает.
Я ее убила.
На меня обрушивается отчаяние от пролитой крови, от того, до чего нас довели. А где-то вдалеке за ним, словно зная, что его там быть не должно, затаилось зловещее спокойствие. Одиннадцать лет я несла в себе чувство вины, ни с кем его не разделяя, и вот теперь на мои плечи, будто вторая кожа, ложится более тяжкая ответственность. Я ее убила. Это бесспорно.
На сей раз.
С глухим стуком Роуэн и Дерек вытаскивают тело Миссури из кресла второго пилота и выволакивают его за дверь кабины. На мгновение я остаюсь одна, пространство вокруг меня обширное и одновременно давящее со всех сторон. Лучи солнца расцвечивают небо