я опускаю руку в карман.
Вот, дай-ка я тебе покажу…
Нет. Дай-ка я покажу тебе.
Наушники Финли туго обтягивают шею Миссури, а их концы обмотаны вокруг моих кулаков. Она цепляется руками за шею, пытаясь оттянуть провод, но я еще крепче сжимаю удавку, упав на пол и упершись ногами в спинку кресла. Я ощущаю запах крови Франчески, чувствую вокруг себя переплетение чьих-то рук или ног, но по-прежнему тяну провод на себя. Пытаюсь представить выпученные глаза Миссури, ее распухший и вывалившийся наружу язык, только вижу не ее, а мужчину. Одного из пилотов.
Меня вдруг охватывает какое-то странное ощущение невесомости, когда шнур лопается, и я падаю на пол. Потом с трудом поднимаюсь, руки болят от неимоверного напряжения, а Миссури не двигается. Я ее убила? Все закончилось? Пространство становится одновременно и слишком тесным, и чересчур просторным, облака летят так быстро, что кажется, будто мне нельзя стоять на месте. Я смутно вижу, как вокруг меня суетятся Роуэн с Дереком, вытаскивая из кабины Майка и Амазонку. Ко мне возвращается слух, словно уши у меня были чем-то забиты, все воспринимается с такой ясностью, которой раньше не было. Я склоняюсь над неподвижно лежащей Франческой. Дерек подает мне скатерть, и я прижимаю ее к ране на голове Франчески.
– Не бросай нас, – шепчу я. От горячих слез щиплет глаза. Теперь мы почти у цели. Я поднимаю голову и вижу Роуэна. – Наверх, – говорю я ему. – Там еще два пилота. – И даю Роуэну код к отсеку со спальными местами для смен пилотов.
Глаза Франчески подрагивают под закрытыми веками, под туго натянутой кожей виднеется переплетение тонких сосудиков.
– Помогите перенести ее в кухню. Там рядом с холодильником аптечка первой помощи.
Мы то ли несем, то ли тащим ее в кухню, когда вдруг раздается громкий удар, и дверь в отсек со спальными мешками распахивается настежь. Я сдерживаю слезы облегчения. Все будет хорошо. Я смогу послать сообщение Адаму и Софии, и они узнают, что я сдержала обещание.
Вот только у входа в отсек не Бен и не Льюис.
Роуэн смотрит на меня и на Дерека, судорожно дергая губами в попытке что-то сказать.
– Оба пилота мертвы, – наконец произносит он, качая головой, будто сам не верит своим словам.
Кровь оглушительно ревет у меня в ушах.
Бен и Льюис мертвы.
Франческа без сознания.
Самолет у нас под контролем, но никто на борту не знает, как им управлять.
Глава сорок четвертая
6:00. Адам
Огонь потрескивает у нас над головами, словно шаги по ковру из сухих листьев. У меня на ладонях, на спине и на лбу выступает обильный пот.
– Папа! – София смотрит на меня со смешанным выражением любопытства и настороженности, и я складываю губы в некое подобие ободряющей улыбки.
Где-то в доме раздается грохот. Вешалка в коридоре? Картина на стене? Пол в коридоре устлан коврами, около двери – плотные шторы, чтобы не сквозило с улицы. Слишком много одежды, слоями навешанной на несколько крючков. Масса пищи для огня.
– Папа, что случилось?
Я повидал много пожаров. Возгораний от бензина для зажигалок, от канистр с бензином, от пропитанных машинной смазкой тряпок. Наблюдал, как автомобили выгорали до самого остова, стоявшего на земле, словно скелет огромного животного, мясо с которого объели стервятники. Видел, как горели дома-башни, они пылали упрямо, несмотря на струи воды, хлещущие из пожарных шлангов. Я стоял в морге после поджога, впившись глазами в тело ребенка, попавшего в огненную ловушку, помощь к которому опоздала буквально на минуту. Мне не надо ничего видеть, чтобы знать, что происходит.
Я тщательно подбираю слова:
– По-моему, наверху огонь.
Как будто могут быть сомнения. Огонь. Словно у нас в электрокамине в гостиной, когда сверкают металлические угольки, или в мангале на улице, где мы обжариваем зефир. Так, небольшой огонек. Не о чем волноваться. Наверху. До него – целая лестница.
Я слышу настойчивое пиканье дымовой сигнализации и вспоминаю Майну, стоящую на стуле с деревянной ложкой в руке, чтобы перезагрузить датчик. Опять эти чертовы гренки сгорели! По крайней мере, мы знаем, что сигналка работает.
– Нам надо идти! – тянет меня за рукав София.
– Да.
Мои слова настолько далеки от мыслей, что вместо меня говорить мог бы кто-то еще. Нужно сохранять спокойствие. Необходимо. Ради Софии, а еще потому, что если я запаникую, как мы отсюда выберемся?
Огонь двинется наверх. Пламя начнет лизать ковер, потом первую ступеньку, вторую, третью. Поползет по перилам и по дверным коробкам. Вскоре огонь распадется на отдельные очажки, каждый станет змеиться в пустую комнату, чтобы там разгораться и наполнять пространство нарастающим жаром, от которого темнеет краска и занимаются оконные шторы. Разделяясь и разрушая.
– Папа!
Потрескивание перерастает в рев. Подержанный диван, подушки, которые Майна складывает на полу и откидывается на них, когда смотрит телевизор. Коробки с игрушками «Лего», плавящиеся в разноцветную однородную массу. Кухонный стол, стулья, семейный календарь с колонками для каждого из нас.
– Папа! – София сжимает мне лицо ладонями, и я резко дергаюсь, словно меня ударили. Нам нужно отсюда выбираться.
Мы погибнем не от огня, а от дыма. Я уже вижу, как он струйками просачивается сквозь дверь в подвал. Прямо сейчас дым станет подниматься вверх: какое-то время еще будет возможно проползти через кухню, прижавшись лицом к полу. Но вскоре дыма станет больше, чем воздуха, и вот тогда-то он и начнет сползать в подвал.
– Я вызволю тебя отсюда, – говорю я дочери.
– А как же ты?
– Когда ты приведешь людей мне на подмогу, они смогут войти в дом и вытащить меня, – отвечаю я с большей уверенностью, чем чувствую ее сам.
София глубоко вздыхает:
– Я постучу в дверь к тете Мо. Она наберет «три девятки», приедут пожарные машины, и…
– Нет! – возражаю я, пытаясь придумать другой вариант. Представляю дочь, колотящую в дверь, пока Мо спит, а наш дом сгорает дотла.
– Тебе не кажется, что он как-то слишком далеко от остального жилья? – спросила Майна, когда риелтор выслал нам информацию об этом доме.
– Здесь тихо и спокойно, – ответил я. – Никаких тебе соседей, а до паба можно пешком дойти.
Сейчас я смотрю на охваченную ужасом дочь.
– Ты знаешь, где полицейский участок?
– Нет.
Сверху доносится грохот.
– Знаешь! – София вздрагивает, и я повторяю, на сей раз мягче: – Знаешь, дорогая. Тебе известно, где он находится. Книжный магазин, потом пустой магазин, затем контора риелтора, где продают дома. Мясная лавка, за ней «Сейнсберис»… – говорю я нараспев, чтобы дочь подхватила.
– Дальше обувной магазин, потом магазин «Овощи-фрукты», – нерешительно продолжает она, и я спешу ее подбодрить:
– Вот молодец! А сразу за ним – полицейский участок. В это время там