Мадам де Бове выплакала над этим ядовитым памфлетом свой единственный глаз, и Людовик XIV в третий раз отправил в Бастилию его автора.
Чуть поодаль спит в глубокой ночи, подобно гигантскому киту в темных глубинах океана, огромная крепость Бастилия.
Со стен доносится чихание мерзнущих солдат, и видно, как поблескивает в лунном свете бронза маленьких пушек. В подземельях красноглазые крысы приходят навестить забытых заключенных. Повыше уровнем, в хорошо обставленной камере с коврами и гобеленами на стенах, Бюсси-Рабютен, отправленный в тюрьму письмом с королевской печатью, сочиняет монарху просьбу о помиловании в стихах. В это же самое время в своем дворце в Тампле его кузина, мадам де Севинье[77], пишет ему письмо: «Вы сейчас в тюрьме, бедняжка… Я встретила вчера вашу дочь. Она остроумна настолько, словно проводит с вами целые дни, и благоразумна настолько, словно никогда с вами не встречалась…»
На улице Башни Нинон де Ланкло пишет мадам де Севинье, в своем письме рекомендуя мадам Скаррон:
«Это скромная женщина, и она могла бы быть полезна, если вы поручите ей управление горничными и лакеями. К несчастью, она прекрасна, как ангел, и столь умна, что может вас затмить. Вот почему многие дамы не хотят ее видеть у себя: боятся, что тогда на них самих мужчины и не взглянут…»
Капнув на письмо красным воском и запечатав его, куртизанка потягивается и зевает. Устоит ли перед прекрасной Нинон де Ланкло этот ужасный маркиз де Сокур? Все дамы без ума от его жизнерадостности и славы неутомимого любовника. Но уже поздно, а он так и не пришел. Все-таки ей хотелось бы попробовать этот терпкий плод. Сокур не так давно в Париже, и однако он быстро приобрел известность благодаря темпераменту настоящего сатира. Пусть он и заика, но в постели так неистов, что дамы почти боятся его. Нинон дрожит от страха и возбуждения.
Она проходит в туалетную комнату, где для нее приготовлен чан, полный горячей воды с ароматом цветков апельсинового дерева. На мраморном столике служанка разложила пудру с Кипра, мази из Флоренции и Рима, испанский воск, эфирные масла из Ниццы и Генуи, косметическое молочко, всевозможные цветочные духи, флакончики…
Наконец кто-то стучит в калитку сада. Это он…
* * *
На своей узкой кровати спит мадам Скаррон. Она ворочается во сне и тихо стонет. И внезапно просыпается — ей почудился из темноты смех Скаррона-калеки. Она нисколько не боялась его, пока он был жив, ей никогда не было с ним скучно.
Отныне она согласится принять помощь лишь в той мере, какую сама определит.
Поселившись в монастыре урсулинок, принять маленькую комнату, предложенную кузиной, женой маршала д'Омона[78], было прилично. Но когда некий блистательный господин прислал для нее в монастырский двор целый воз дров, Франсуаза немедленно отправила подарок обратно.
Впервые в жизни она испытывает чувство свободы и уверенности в завтрашнем дне.
Отныне Франсуаза сама будет обеспечивать себя и скроет ото всех, что в основе ее поступков лежит унизительная бедность — вот что она называет свободой.
Со временем она устроит свою жизнь в соответствии с собственными вкусами и мечтами, окружит себя друзьями, для которых имеют цену только ее личные достоинства, избежит унижений и фальшивого сострадания, которые подстерегают каждого, кто оказался в беде.
Любовных развлечений на ее долю не выпало, но Франсуаза к ним безразлична. Она мечтает избавиться от подозрений в глазах высшего света в том, будто у нее есть склонность к амурным похождениям. Только благодаря связям в обществе вдова надеется выбраться из нищеты, и сейчас она обдумывает, как добиться поставленной задачи. Ей потребуется большой запас честности, терпения, настойчивости. Нельзя давать поводов для сплетен, ибо единственное богатство, которое есть у бедных, — это добродетель. Франсуаза будет появляться там, где предоставляется случай напомнить о себе и где она имеет право находиться рядом с сильными мира сего. Если вы бедны, принадлежность по праву рождения к благородной семье — это сокровище, которым нельзя пренебрегать. Но увы! Имя деда, грозного и талантливого поэта Агриппы д'Обинье, вряд ли сослужит добрую службу, ведь он восстал против короля и даже взывал к помощи англичан, желая наказать Генриха IV за предательство им веры своих предков-гугенотов.
Лучше забыть об этом, лучше укрыться за именем Скаррона. Она многим обязана тому, кто протянул ей руку в годы полной лишений юности. Общения с ним искали все лучшие умы столицы, и именно он научил Франсуазу искусству быть королевой известного салона.
Но как заставить свет забыть, что она вышла замуж из бедности?
Завтра на рассвете она отстоит мессу, а потом отправится в Лувр подать прошение королеве-матери о назначении на скромную должность, приносящую немного денег, и тогда она, Франсуаза Скаррон, не будет отличаться от других, но при этом сохранит достоинство, присущее ее положению.
* * *
А вот король Людовик XIV, напротив, не спит и отнюдь не предается мечтам.
Его Величество бежит по крыше Лувра. Делает он это, потому что во что бы то ни стало хочет сравняться в любовных подвигах с маркизом де Сокуром. Ему недостаточно того, что инфанта-жена влюбленно смотрит на него сияющими голубыми глазами. Ему мало того, что мадам де Суассон украдкой обжигает его взглядом и что герцогиня Орлеанская, утонченная Генриетта, посылает ему смелые улыбки. Король остановил свой выбор на мадемуазель де ля Мотт-Уданкур, фрейлине королевы. Но сегодня вечером, стоило только Людовику нанести визит красавице в апартаментах фрейлин, как он сразу наткнулся на госпожу де Навай, которая обязана блюсти честь этого роя юных прелестниц.
Его Величеству пришлось обратиться в постыдное бегство и спешно созвать в кабинете Большой галантный совет, состоявший из Пегилена, маркизов де Гиша и де Варда и камердинера Бонтана[79].
Пегилен прекрасно знает в Лувре все тайные проходы. Он объявляет, что единственный путь в апартаменты красоток — пробраться по крыше вдоль водостока, а потом спуститься по дымоходу через камин пустой комнаты, в котором — это ему доподлинно известно — огня не разжигают.
«С трудом представляю себя на сцене этого галантного театра», — вздыхает обескураженный король.
Но Пегилен подбадривает его.
В конечном счете Большой совет в полном составе выбирается на крышу дворца через слуховое окно в мансарде. Дорога, по которой предстоит идти, узкая и выглядит ненадежной, зато дневное солнце не оставило на крыше и следа от снега.