Читать интересную книгу Время гарпий - Ирина Дедюхова

— Что?

— А то, что люди, не следующие божественному Промыслу, пытаются произвольно изменить ход истории! Они этого и не скрывают! «Кто был ничем, тот станет всем!» Правильно бывший директор этого театра, которого выгнали у всех на глазах, говорил: «Кто был ничем, тот ничем и останется!»

— Да, я помню эти кадры, — отозвалась Вероника. — Его наш бывший министр культуры выгнал прямо у входа в театр.

— И так же Лемешеву угрожали, что его в театр не пустят! — заметила Эвриале. — Мол, слишком он «слащавый»! А на твоих глазах прославленного премьера прямо у входа в театр остановила серость, ничтожество, бюджетный вор! И он в себя верит, а ты — нет! И пока ты не поверишь в себя, он так и будет думать, что имеет на это полнейшее право, раз «наступило его время».

— Но почему… я?

— Понятия не имею! Я бы тоже предпочла, чтобы на твоем месте оказался мужчина, серьезный ученый, как это было всегда! Впрочем, я ведь и сама не знаю, как это получается, потому что не помню, как появилась сама, почему появилась именно такой… Думаю, тебе надо смириться и принять все таким, какое оно есть. Ты — муза с циркулем и небесным сводом! Ты — муза цифр и расчетов! Будь добра, соответствуй своему предназначению!

— Вы что-то говорили о том, что… ну, если кто-то встанет против муз…

— О да! Будь добра, отслеживай это в круге муз, как помогла придать гласности эти списки на уничтожение. Сейчас и понимаю, почему это я вспомнила историю Архилоха. Его убили на острове Наксос. А жизнь у него… мягко говоря, не получилась, поэтому многие считали, что и жалеть его не стоит. Вот только дельфийский оракул вначале отказался отвечать на вопросы наксосца Калонда, сразившего Архилоха, поскольку от его руки погиб великий поэт. А потом Дельфы обходили все рожденные на острове. А в античности именно Дельфы определяли хоть истории, а не Политбюро ЦК КПСС. Верь своему сердцу, Урания!

11. Полигимния

Парнаса жительницы, девы несравненны,Кропящие власа росою Иппокрены,Коль вам всю жизнь свою я оставался веренИ в Вечности иным я быти не намерен,И если к королям я завистью не мучим,А добродетель чту богатством наилучшим,То не хочу, чтоб вы к неблагодарну людуЛаскалися затем, чтоб раздобыть мне ссуду:Прошу лишь не обречь стихов моих на гибель,Дабы, когда умру, их слава шла на прибыль.

Ян Кохановский

— Николенька, тебя наша примадонна к себе зайти просит, — ласково глядя в лицо премьеру балета, сказала сухонькая интеллигентная старушка, которую в театре все звали Глашенькой. На ее обычно приветливом личике с подведенными карандашом губами, не было и тени улыбки, поэтому Николай понял, что отвертеться не удастся.

Он обреченно вздохнул, опустив плечи. На его лице отразились смешанные чувства. Возможно, он поступил опрометчиво, попросив их оперную диву подписать обращение к президенту страны — в поддержку своей кандидатуры на пост директора театра. Ему казалось, что она должна была лучше других осознавать, насколько гибельным и невыносимым становилось положение, когда театром руководили люди без специального образования, соответствующей культуры и творческого опыта. В письме, которое уже подписали ведущие деятели культуры, прямо говорилось о необходимости освободить от должности нынешнего директора.

Накануне они уже вполне душевно поговорили, полностью отдавая себе отчет, что если руководство театра не сменится, погибнет последний оплот классического искусства. Сколько лет они вместе смотрели на огромный котлован, разворочанный на месте «реконструируемого» исторического здания театра, понимая, что вряд ли смогут вернуться в уничтоженные родные стены. Николай был один из немногих, кто резко критиковал «реконструкционные работы», затянувшиеся на шесть лет с увеличившейся в десятки раз стоимостью работ, открыто называя подобные «мероприятия» — вандализмом. Для восстановления театра и прекращения этой бесконечной «реконструкционной деятельности», ставшей поистине «черной дырой» бюджета столицы — он сделал куда больше их директора, являясь членом Совета по культуре и искусству при президенте.

Письмо в поддержку своей кандидатуры на пост директора он составил уже после развернувшейся травли, когда руководство театра отказалось продлевать его контракт на преподавание, стараясь попросту выжить из театра. В письме президенту он характеризовал себя как человека, неравнодушного к сохранению русского культурного наследия, который способен не только сохранить его, но и приумножить. Но разве это еще было кому-то неясно? По крайней мере, когда он подписывал это обращение, в том числе и у их оперной дивы — никаких вопросов по этому поводу не возникло.

Ожидал ли он удара именно от нее? Он понимал, что, в принципе, при их непрофессиональном руководстве в театре стало возможным все. Но вряд ли эта подпись могла чем-то серьезно угрожать певице, покорившей все оперные вершины мира от Марсельской оперы, Лиссео и Ла Скала — до Гранд-опера, Ковент-Гарден и Метрополитен-опера. Как и он, она была удостоена всех высших званий России, но вдобавок имела звания и награды СССР, а так же самые престижные премии других стран. Как и он, примадонна была совершенно неотделима от театра, где у нее была своя оперная школа.

Они знали, что контракт с прежним директором будет рассматриваться 9 ноября. Чуда не произошло, письмо деятелей культуры, среди которых была и подпись примадонны, даже не рассматривали, контракт с прежним директором продлили на безальтернативной основе. Министерство культуры было явно не готово резко менять администрацию театра, поскольку в этом случае неминуемо бы всплыли многие факты «реконструкционного» вандализма и негативные приметы театрального бытия, давно ставшие привычными при прежнем руководстве.

Про их письмо никто и не вспомнил. Лишь выплывший из небытия бывший министр культуры скорбно поведал в своем блоге общественности о его содержании, заметив, что подписавшиеся в поддержку премьера балета театральные деятели не могут адекватно оценить масштабы проделанной работы по реконструкции театра и должны сознавать, что «какой-то балерун» вряд ли подходит роль директора театра. Он высказал предположение, что некогда знаменитые мэтры, которых «давно вспомнить нечем», подписали это письмо не только, чтобы «напомнить о себе», но и «поддавшись общему психозу, подрывающему устои нашего общества». Сам пост бывшего министра начинался с фразы, разъясняющей основные общественные пороки современности: «Иногда кажется, что эта эпистолярная зараза пропитала все вокруг…»

Но, как говорится, «бывший министр — что отмененные деньги», на его собственную «эпистолярную заразу» особого внимания никто не обратил. И после продления контракта с прежним директором, все потихоньку возвращалось на круги своя. Балетным и оперным артистам было не привыкать к перегрузкам, сама их профессия предполагала «полную выкладку» в каждом спектакле на главной сцене страны. Сопутствующие «мелочи жизни» в виде непременных отчислений в какие-то непонятные «фонды» процентов с гонорара, несправедливое распределение ролей и оплаты за спектакли, практически нескрываемый дележ финансов из Попечительского фонда, президентских грантов и средств, выделенных на новые постановки, — воспринимались в качестве своеобразной «оплаты» за каждый выход на эту великую сцену. В такой «текучке» все благополучно забыли про выборы директора, про его письмо, больше не ожидая никаких перемен в своей жизни, понимая, что в стране, переживающей очередной виток «демократических преобразований», никому нет дела до их «отдельных недостатков».

Однако, спустя почти две недели, его знакомая журналистка опубликовала в своем блоге это письмо со всеми подписями, как бы поддерживая этим странным шагом его кандидатуру на пост директора. Причем, когда он ее просил опубликовать письмо за две недели до окончания срока контракта, она ему отказала. Но как только все успокоилось, 21 ноября она вдруг решила оказать ему такую «медвежью услугу». И после этого началось, будто кто-то незаметно подал команду «Ату! Трави его!»

Весь день у него почти до вечера надрывался мобильный, поскольку все средства массовой информации перемывали ему косточки, желая «узнать его реакцию», публикуя извинения примадонны директору театра за свою подпись в этом злосчастном письме президенту.

На страницах разных изданий она объясняла, будто подписала его письмо «обманувшись», считая, что контракт у директора не будет продлен. Больше всего его поразили ее слова, будто она подписала письмо, боясь того, что «в театр могут прислать человека, не компетентного в музыке», и заверяла директора, что «…ни в коем случае, никто из подписавшихся не думал, не хотел и не предполагал нанести Вам психологический удар и причинить боль. В театре все с большим пиететом относятся к Вам! Вы пользуетесь непререкаемым авторитетом в коллективе! Можно сказать, многие (и я в том числе) испытывают перед Вами благоговейный трепет».