пыталась сохранить поместье, выплачивая долги мачехи. Княгиня слушала с искренним интересом в глазах, не единожды всплакнув или рассмеявшись.
— Хороша сказка! — благосклонно кивнула она после того, как я замолчала. — Если хоть половина этого правда, то понятно, почему внук на вас позарился. И графа Бровина знаю. Вернее, супругу его и дочь. Сейчас, правда, отбыли в этот ваш Кузьмянск, но ближе к зиме вернутся. Авось и Станислав Альбертович с ними заявится.
— Очень хотела бы его увидеть. Этот человек много хорошего сделал для меня. Переживаю насчёт лесопилки. Я же с ним договорилась о поставках досок. И сильно сомневаюсь, что Вольдемар с мачехой поддерживают работу предприятия. Получается, что подвела приличного человека.
— То не вы, а они подвели. Кого с досками, а кого сразу под монастырь. Но случаев таких много. Думаете, Елизавета, почему я Дом Призрения открыла?
— Из-за вашей дочери?
— Сперва из-за неё. Да и не собиралась изначально. Когда она интерес к жизни потеряла, каких только докторов к ней ни направляла. И наши были, и иностранные. Денег много на них потратила, а результата никакого.
Тут Илья Андреевич учёбу свою закончил. Ох, как мы все были злы на него, когда он, блестящий морской офицер, оставил военную карьеру и пошёл простым студиозом в Московский Императорский Университет. Потом по заграницам ездил, прислуживая там, словно простолюдин, профессорам и магистрам всяким.… Но не об этом сейчас.
Вернувшись, внук сказал, что почти знает, как вылечить мать. Он и предложил создать Дом Призрения для дам с душевными расстройствами. Мол, на их примере поймёт какие-то там механизмы и сможет вернуть в нормальную жизнь не только мать, но и остальных страждущих. Понимали все, что это невозможно, только надежда в сердце всегда имелась. Согласились, ожидая, что скоро эта блажь пройдёт.
Так и завертелось. Подали прошение в Церковь и уже под её крылом открылись в одном из особняков нашего рода. Он и так простаивал, никому не нужный, поэтому решили, что нечего добру пропадать. Моя дочь знатного рода, поэтому вначале отбирала в её окружение соответствующих дам. Наш Дом Призрения даже модным из-за этого сделался. Но как-то незаметно стали попадаться девушки вроде вас, Елизавета. Не то, чтобы простолюдинки, но и особой знатностью похвастаться не могут. Хотела им отказать, но Илья Андреевич настоял, чтобы были. Говорит, что большинству некуда идти, так как в собственных домах не ко двору пришлись.
— Так и есть, — подтвердила я. — Им домой возвращаться практически смерти подобно. Везде деньги завязаны, наследство и прочее.
— Знаю уже. Но чтобы толпами под окнами не стояли, ввела обязательную плату. Коль родственнички сюда упекли за деньги немалые, значит, ещё больше хотят поиметь на этом. А уж если не получится от кормушки отвадить, то и голову бедняжке свернут играючи. Вот и держу их, пока платят.
— А когда перестают? — поинтересовалась я.
— Тут уж пусть сами девицы выбирают. Хотят домой — пусть идут. Ну, а кто боится, тем работу гувернантками найти могу. Почти все на неё соглашаются.
— Я вернусь домой. Как только появится возможность доказать, что я не сумасшедшая, тут же поеду в Озерское.
— С вами всё не так просто. Вы же не по воле родственников тут оказались, а по настоянию дознавателей Святой Церкви. Если бы не граф Бровин, то вообще в монастыре на долгие годы остались: оттуда быстро не выходят. Так что, когда не только Илья Андреевич, но и церковная комиссия поверит в вашу нормальность, лишь тогда сможете быть свободной. Если же в течение года дозволения не получите, считайте себя навеки сумасшедшей. Родственники возьмут полную опеку над вами и над всем вашим имуществом до конца жизни.
— Не возьмут. Да и имущества у меня нет.
— Вот теперь вижу, что вы, Елизавета, наивная провинциалка. Коль вас, люто ненавидя, берегли столько времени, значит, корысть есть. И удавить нельзя было, и денежки ваши к рукам прибрать не получалось.
— Граф Бровин говорил то же самое. И ещё он уверен, что у моего покойного отца денег было намного больше, чем в наследстве записано. Станислав Альбертович даже расследование затеял, но тут случились события, из-за которых я и оказалась здесь. Ещё был странный случай…
Однажды опоили и хотели выдать замуж за одного не очень приятного типа. Подсунули бумагу, в которой написано, что я, переходя в чужую семью, обязуюсь оставить всё своё имущество родственникам по отцовской линии и жить исключительно на попечении мужа. Так случилось, что у отца больше нет никого, кроме Марии Артамоновны Ка… Озерской. Официальная вдова, как-никак. Эту интригу с дурманящей настойкой я до этого раскрыла, поэтому не стала ничего подписывать, притворившись невменяемой.
— А сколько вам лет, Елизавета? — приняв чуть ли не охотничью стойку, с азартным блеском в глазах спросила княгиня.
— Двадцать один по осени исполнился.
— Как невеста старовата, а вот в полные права недавно вступила. Ох, чую, клад немалый под вами, Елизавета, зарыт. Особа вы упрямая и слова на вас плохо действуют, поэтому предлагаю сделку: вы отстаёте от Ильи Андреевича, а я помогу вам вернуть ваше благосостояние.
— Спасибо, не надо. Я привыкла всего добиваться сама. Ну а ваша сделка с очень неприятным душком. Получается, будто меня покупаете. Продажной девкой никогда не была и быть не хочу.
— Как знаете, — резко потеряв интерес к разговору, встала из-за стола княгиня. — Пора почивать. Слуги покажут вам вашу комнату.
Когда я увидела, где проведу сегодняшнюю ночь, чуть глаза из орбит от удивления не вылезли. Настоящее императорское ложе стояло посреди огромной комнаты, в которой, кажется, золота было больше, чем в пещере Али-Бабы. Ни в этой, ни в прошлой жизни подобных апартаментов не то что не имела, но даже не видела. Если только в музее.
Кровать оказалась выше всяких похвал. Такое ощущение, что легла не на перину, а на мягкое облако. Но сон не шёл. События сегодняшнего дня роились в голове и не давали расслабиться. Столько всего сразу навалилось!
Неожиданный отъезд из лечебницы, ссора и очень нежное примирение с князем. Его чудовищный поступок с представлением меня как невесты вообще ни в какие рамки не вписывается! Естественная реакция старой княгини тоже настроения не прибавила. Особенно попытка купить меня.
Но почему-то больше всего волнует другое. Моё отношение к Елецкому. Почему я так взбеленилась, когда подумала, что он может встречаться с другими женщинами? Он прав: я действительно приревновала. Причём жутко. Никогда ни к одному мужчине не испытывала столько обиды, как тогда, в карете к Илье Андреевичу. И наш поцелуй…