— Очень. Что-то я испугалась. Мне послышался шум в садике около парадной, меня чуть удар не хватил.
— Не волнуйся. Это Альфредо.
— Альфредо?
— Да, он уже второй день прячется там по ночам.
— Да, но он не должен так делать, он же пугает людей. И потом, на следующей неделе я пригласила гостей на ужин. Многие его знают, если они его увидят тут, что подумают?
— Да какая разница! — но видя, что Раффаэлла не успокоилась, Баби соглашается: — Ну ладно. Если так будет продолжаться до следующей недели, я с ним поговорю. Хорошо, мама? — и она кладет перед матерью другой журнал. — Вот, посмотри, я выбрала, мне Эсмеральда помогла. Давай закажем эти: колосья с зерном, классно, да?
— Да, но…
— Нет, мама. Ты уезжала играть, помнишь? Хватит, мы уже все решили, правда? А то ничего с места не сдвинется. Клянусь тебе, я уже не могу больше, я уже сомневаюсь, что что-то получится, прошу тебя…
Раффаэлла смотрит на Баби с улыбкой.
— Хорошо, Баби, мне кажется, это то, что надо.
Баби успокаивается.
— Серьезно?
— Да.
— Ты говоришь это не потому, чтобы меня успокоить?
— Нет, правда, это — самое лучшее.
Баби снова обретает довольный вид. Раффаэлла хочет и себе доставить удовольствие.
— Слушай, Баби, я хотела тебя кое о чем спросить.
— О чем?
— Помнишь, когда папа должен был встретиться со Стэпом, чтобы попросить его оставить тебя в покое?
— Мама, ты все еще думаешь о той истории? Уже больше двух лет прошло, мы решаем очень важную проблему, а ты еще думаешь об этом?
— Знаю, знаю, я и не думаю об этом, а только из любопытства спрашиваю. Так вот, ты случайно не помнишь, кто в тот вечер играл в бильярд?
— Конечно, помню. Они даже выиграли двести евро, кажется.
— А кто там еще был?
— В каком смысле?
Баби внимательно смотрит на мать. Та сегодня определенно какая-то странная, погружена в свои мысли. Улыбнувшись, Баби качает головой.
— Мама, в твоем возрасте — и ревновать? Да ты что, мама?
— Извини. Ты права. Просто он купил бильярдный кий именно после того вечера. Но, похоже, кому-то его подарил.
— Ну и что в этом плохого? И потом, то заведение, где они тогда играли, закрыли.
При этом известии Раффаэлла полностью успокаивается.
— Ну, хорошо, ты права. Покажи-ка мне, что ты там еще выбрала.
Раффаэлла открывает журнал. Баби показывает ей то, что ей понравилось.
— Вот эти мне очень нравятся, но они такие дорогие.
В этот момент в дверях появляется Даниела.
— Мама, я должна поговорить с тобой.
— О Боже, ты так тихо вошла… Ты меня напугала. Но что это: именно сегодня вечером вам обеим нужно срочно со мной поговорить! Слушай, Даниела, мы сейчас говорим об очень важных делах!
— Мое дело, я думаю, гораздо важнее. Я беременна!
— Что? — Раффаэлла вскакивает с кровати, за ней — Баби. — Это шутка?
— Нет, правда.
Раффаэлла хватается за волосы, ходит взад-вперед по комнате. Баби падает на кровать.
— Именно сейчас…
Даниела смотрит на нее.
— Да, вот именно сейчас… уж ты меня прости, но я выбрала именно этот момент!
Раффаэлла подходит к ней и трясет ее за плечи.
— Но как это возможно? Я даже не знала, что у тебя есть постоянный парень!
Потом спохватывается: не слишком ли жестко она с ней говорит? И гладит ее по спине.
— Ты меня застала врасплох. Но кто он?
Даниела смотрит на мать, потом на Баби. Обе ждут ответа. Тоже с открытыми ртами, как и Джули. Но они ее поймут лучше. Она уверена. По крайней мере, мама. Джули бы удивилась ее реакции. Это точно.
— Мама, знаешь… тут небольшая проблема… то есть, для меня-то это не проблема. Ну и, я думаю, значит, для вас это тоже не будет проблемой.
Тут на лестничной площадке раздается шум — это вернулся Клаудио. Он увидел припаркованные машины Раффаэллы и Баби и даже «Веспу» Даниелы. Все дома. Наверное, уже спят. А его вечер прошел великолепно… просто супер. Это была самая прекрасная бильярдная партия в его жизни. Но его мысли прерывает дикий крик. Жуткий крик в ночи. Сирена, сигнал тревоги. Или даже хуже. Вопль Раффаэллы. У Клаудио в голове проносится тысяча предположений: позвонили из гостиницы, потому что они там сильно шумели, нас увидела какая-то подруга Раффаэлы и наболтала с три короба, Раффаэлла наняла дешевого детектива, которому дала его фото. Ему не приходит в голову ничего лучше, чем сбежать. Слишком поздно. Раффаэлла видит его.
— Клаудио, иди сюда сейчас же, иди сюда! — Раффаэлла кричит как помешанная. — Иди сюда послушай, что случилось!
Клаудио не знает, что делать. Он повинуется, покорившись этому крику, парализовавшему его волю, лишившему его уверенности и способности защищаться.
— Иди послушай, что случилось! Даниела беременна!
У Клаудио вырывается вздох облегчения. Он смотрит на дочь. Даниела молчит. Стоит с опущенными глазами. Но Раффаэлла никак не может остановиться.
— Подожди, подожди! Это еще не все! Хочешь все до конца узнать? Она беременна и сама не знает от кого!
Тут Даниела поднимает взгляд и смотрит на Клаудио, умоляя его о пощаде. Она ищет в его глазах любовь, хоть какое-нибудь сочувствие. Клаудио смотрит на Баби, в ее глазах — отвращение к сестре, которая решила все ей испортить. А в другом конце комнаты — Раффаэлла. Она тоже ждет реакции Клаудио. Но он опустошен. Он даже не знает, что сказать, что подумать. В известном смысле он испытывает облегчение. Он так боялся оказаться уличенным… И тогда он решает просто уйти со сцены, хотя и понимает, что долгие годы будет за это расплачиваться.
— Я иду спать. Извините. Я еще и в бильярд проиграл.
48
Играет музыка. Мы в первом зале. Одни входят, другие выходят, кто-то шутит, кто-то смеется, кто-то пьет. Парни пытаются что-то сказать, но из-за громкой музыки половины слов не разобрать, девушки их слушают, иногда раздается смех. Кто-то просто сидит, кто-то вертит головой вокруг, кто-то надеется, кто-то мечтает.
А вот второй зал. Странный ди-джей, слишком хороший, чтобы это было правдой, ставит хорошую музыку. Все танцуют, и сквозь толпу невозможно протолкаться. На сцене вьются несколько стриптизерш. На других выступах, оставленных нерадивыми архитекторами, танцуют девушки. Одна — раздетая go-go, одна — морячка, другая — одета только в сети, еще одна — в военной форме. Красивые. По крайней мере, выглядят красивыми. Впрочем, музыка и свет способны иногда сыграть злую шутку. Танцор протискивается сквозь толпу, мягко расталкивая танцующих, менее мускулистых, чем он, но зато двигающихся более ритмично. Постепенно мы продвигаемся по этой импровизированной траншее.