до небес и выше. Он был счастлив. Я была счастлива из-за того, что был счастлив он. Если бы я могла сделать это ещё раз, я бы сделала.
– Там написано, что ты особенный. И что ты освещаешь мой мир. Освещал, пока я находилась на достаточно большом расстоянии. И я буду находиться на расстоянии и дальше, в целях самосохранения.
Он не пошевелился и ничего не ответил, но ощущение было такое, как будто плотность боли вокруг нас увеличилась в разы, и вот-вот нас расплющит. Если бы он был моим пациентом, я бы предложила ему препараты, но он не был, и предложить мне было нечего, кроме того, что я уже дала. Он хотел эту правду и просил о ней, а теперь она его душила.
– Лея, ты меня ненавидишь?
– Нет.
Это я могла сказать с уверенностью и без раздумий, я любила его, я его обожала, я просто не хотела, чтобы он своим поведением портил моё отношение к нему, поэтому выбирала дистанцию. Он спросил с таким недоверием, как будто точно знал, что не давал мне повода, а я просто придумала себе конфликт на пустом месте:
– Ты... не хочешь меня видеть? Вообще никогда?
– Нас ничего не связывает.
– На тебе моя Печать, – прозвучало как королевский аргумент, который решает всё, я кивнула:
– А на тебе – моя. Я от своих обязательств не отказывалась, но они состоят только в защите, которую сильный дарит верному, и всё. Если она тебе нужна, обращайся, я не откажу. А пока не нужна, мне эти Печати не мешают. Это телефон, который никогда не звонит.
– Сегодня ты мне позвонила.
– Я хотела попрощаться. Я не думала, что выживу.
Звучало глупо и жалко, я ненавидела себя за те слова, и он почуял эту слабость, как акула каплю крови, это придало ему сил, я ощущала это в его голосе.
– Я спас тебе жизнь?
– Я не просила.
Теперь молчал он, а меня это молчание испытывало на прочность, я добавила предельно ровно и безэмоционально:
– Это твоя крепость, ты защищал свой народ.
– Я защищал тебя.
Я изобразила микроскопический наклон головы и сухой голос:
– Спасибо.
Я ненавидела себя за это, и всю эту ситуацию ненавидела, он мне жизнь спас, а я реагировала так, как будто он передал мне соль. Это всё было неправильно, это убивало меня так же, как и его, менее очевидно, но точно так же разрушительно. Я понятия не имела, что с этим делать.
– Поцелуй меня, принцесса.
– Не хочу.
Я врала, я хотела. И я не врала ни на грамм. Я любила его сияющим и уверенным, а сейчас он выглядел жалко, он был похож на наркомана в ломке, весь чёрный, тощий и измотанный процессами, которые происходят внутри него, в которых он виноват, и которых никто не поймёт, кроме него самого, и никто его от них не спасёт, потому что они и есть он весь. Мне было его жалко, и мне было противно на это смотреть, и мне хотелось ему помочь, и хотелось бежать без оглядки, оставив его разбираться со своими заскоками самостоятельно, потому что я была в них не виновата, и разгребать их точно была не обязана, это доводило до безумия. А потом я поняла простую истину, объясняющую всё – он просто в дефиците, и в дисбалансе, ему просто плохо, и он хочет сделать хоть немного лучше. А я просто подвернулась. Не было бы здесь меня – он бы пошёл в палатку к любой другой, получил от неё всё необходимое и расслабился. А я не даю ему этого сделать просто своим существованием и своим присутствием здесь. Я предложила единственное, что могла предложить:
– Хочешь, я поправлю тебе баланс?
– Лея, чёрт, нет! – он схватился за голову и сгорбился с мрачным стоном, выпрямился и прошептал на грани крика, задушенного из последних сил: – Лея, это не проблема баланса, это проблема души, будь она проклята, но она у меня есть. Я те ситуации уже сотню раз пережил, проклял и возненавидел себя за это, но это ничего не изменило. Я уже на всё согласен, на какие хочешь условия, мне ничего от тебя не надо, делай что хочешь, и со мной делай что хочешь, просто обними меня сейчас. Я так скучаю, Лея, это как голод, только страшнее. Кажется, что ты здесь, и должно быть легче, а не легче, и от этого ещё больше ломает. Обними меня. Как друга хотя бы, нам же было хорошо, хоть немного?
– Было.
– Можно я тебя обниму?
– Можно.
Он схватил меня и прижал к себе, точно как в здании суда, я помнила это ощущение – как давящую повязку. Я не хотела быть повязкой, но в данный момент я не знала, чем ещё могу ему помочь, как будто он был пациентом с неизвестной болезнью и страшной болью, а я была самым некомпетентным в мире врачом. Хотя, когда выбора нет, то выбор один – облегчить боль.
Я просто сидела и ждала, либо когда ему станет лучше, либо когда он поймёт, что лучше не станет никогда, потому что одной повязки мало. Он сжимал меня с такой силой, что была бы я эльфом, уже бы сломалась, потом прошептал с отчаянной обречённостью:
– Не легче, принцесса, вообще не легче... Почему?
– Ты правда ждёшь ответа или тебе просто подыграть, чтобы ты и дальше наслаждался своими страданиями?
Он помолчал, потом спросил серьёзно:
– У тебя есть ответ?
– Он и у тебя есть, просто ты не хочешь его принять. Это проблема баланса, ты можешь это отрицать, но то, что ты в это не веришь, не избавляет тебя от того, что это на тебя влияет. Хочешь, докажу? И помогу заодно, хочешь? Без переливания, чистый эксперимент.
– Как?
– Беги.
– Ты шутишь?
– Из своего тела беги, как тогда во время операции, с Деймоном, только теперь со мной. Поле с колосьями работает в обе стороны, я тебя приглашаю. Попробуй.
– Я не смогу, это не так просто. Когда я это для тебя делаю, это такое состояние разума, при котором нет вообще никакой защиты, нет анализа, нет решений, ты приходишь как... как эмоция, как ощущение. У тебя так не получится, ты всегда в состоянии анализа. Ты даже когда