– Супер, – закрываю глаза и представляю нас только вдвоем в лазурной водичке. И крик… очень громкий истошный крик. Эх. Открываю глаза и перевожу взгляд на Славу.
– Как думаешь, почему она сейчас разрывается от плача? – первой не выдерживаю я.
– Просто так.
– А мне кажется, нет. Так истошно орут, когда реально что-то не так. Может, нагадила?
– Гадят животные. Мать, блин, твою мать.
– Отец, помолчи, – оба прислушиваемся к плачу. – Не получится проигнорировать.
– Встаем?
– Ага. Кто?
– Давай на камень ножницы.
– Давай.
Видимо, каждый из нас не сильно заморачивался с фантазией, раз трижды у обоих выпали ножницы.
– Давай четвертый раз решающий, но только не ножницы.
– Давай, – соглашается Слава и мы тут же переигрываем партию. Оба лжецы, судя по вновь выпавшим у обоих ножницам. – Вместе.
Так и хочется сродни ребенку крикнуть «я же говорила, что нагадила», но вовремя замолкаю, когда Слава берется наводить чистоту. Не могу объяснить, но что-то в этом есть. Нравится мне видеть его с дочкой. Нравится, что он не брезгливый и не трус, как большинство мужиков. Обнимаю его сзади, крепко прижимаясь к его спине.
– От тебя вкусно пахнет.
– Ну я ж не обосрался, так и должно быть.
– Да ты ж мой романтик. Такой момент испортил. Прости меня за то, что вела себя так отвратительно во время беременности.
– Да ладно, я плевал тебе в чай. Шутка, – тут же добавляет он улыбнувшись.
– Ты точно не плевал?
– Ну, разве что разок.
– Ну, Слава!
– Да шучу я. Но это тебе на будущее – бойся меня.
– Сложно бояться мужчину, в руках которого обкаканная попа малышки.
– А это ты зря, – усмехаясь, произносит Слава. И как только заканчивает с мытьем, берет Софию за ножку и выставляет на меня. – Пиф-паф.
Эпилог
Смотрю на раскраску и не понимаю, то ли у меня двоится в глазах от изобилия цветов, то ли Соня реально разукрасила зайца в розовый.
– Разве это зайчик?
– А кто?
– Мы же смотрели с тобой картинки. Какого цвета заяц?
– Серый.
– Тогда почему ты разукрасила его розовым?
– Хочу. Ты же тоже серая, – показывает пальцем на корни моих волос. – А тут белая.
Очередной ступор и незнание, как вырулить из неудобных тем и вопросов. А неудобные они почти всегда. Ибо мы не знаем, как на них отвечать. Оказалась, что мы вообще мало что знаем. Точнее я.
Не знаю, в кого наш ребенок такой любознательный и умный для своих лет. Я только в свои двадцать семь узнала то, что она уже знает в неполные пять. Собственно, благодаря ей и узнала, ибо пришлось.
Но есть вопросы, ответы на которые мы до сих пор не знаем. Например, почему чайник от слова чай, а для какао не существует какальника. Почему на ногах ногти, а на руках не рукти.
Иногда накатывает такое отчаяние от того, что не можешь выкрутиться, что единственным желанием является – рявкнуть. Правда, во мне тут же просыпается психологичка. Если постоянно буду отмахиваться от вопросов, то Соня почувствует себя ненужной. Станет скрытной и не подойдет к нам в будущем, когда понадобится помощь. А я такого не хочу.
– Мама – это человек, она красит пряди волос, чтобы быть красивой. А животные имеют то, что дает природа. Они не для красоты.
Капец, муж, чего ты несешь? Бухнул, что ли? Сейчас же последует вопрос для чего животные…
– А для чего они?
– Ну из зайца неплохая кол…
– Зайчики и прочие животные, нужны, чтобы населять леса и следить там за порядком, – прерываю Славу, наступая на ногу.
– Ну и для этого тоже. Ладно, девчонки, такая хорошая погода, надо ловить последние летние дни. Пойдемте купаться. София Вячеславовна, запрыгивайте, – присаживается на корточки, и Соня тут же залезает на Славины плечи.
Стягиваю с себя шорты и сажусь на бортик бассейна, опуская ноги в воду. Залезать в бассейн не спешу, со стороны наблюдать интереснее, нежели участвовать в их забавах.
– А почему только я поеду с бабушкой на море? А вы?
– Мама на работу выходит, а у меня она не отменялась. Так что вы вдвоем.
Подумаешь, мы улетаем через день после них. Можно ли врать детям? Нужно, если это во благо себе любимым. Спасибо, хватило одного раза совместного отдыха, после которого потребовалась реабилитация для нас двоих. Больше я такого до Сониного взросления не потерплю. Спасибо Славиной маме за то, что души не чает во внучке и выручает нас на постоянной основе. Все же подплываю к ним и начинаем дурачиться вместе, до тех пор, пока Соня не выдыхается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Все, Сонь, давай вылезай.
– Но я хочу еще.
– Ты не русалочка, так что иди отдохни. А потом снова искупаемся, – не уступаю я дочери.
– О, папа, а как какают русалочки? У них же нет попы как у нас, – гневный Славин взгляд вполне говорящий. Ну да, тупанула. С нашей дочерью нужно фильтровать речь.
– У них есть попа. Просто она находится не там, где у нас, а на хвосте. Там такая маленькая дырочка. Под чешуей не видно. Но она есть. Все, давай вылезай, и отдыхай. Минут через двадцать снова поплаваешь.
Смотрю за тем, как Слава усаживает Соню на шезлонг, вытирая длинные волосы полотенцем, и типичная девочка внутри меня не может нарадоваться. Ну кто бы мог подумать, что такой с виду феерический обнагленец окажется хорошим папой и мужем? Несмотря на все «прелести» беременности и материнства, иногда хочется родить сына. Так и вижу его копией Славы. Правда, тут же себя одергиваю. Только-только все устаканилось и после отпуска на море у меня действительно начинаются трудовые будни.
Все же не время. Годика через три. Подумаешь, Славе будет сорок восемь. Сейчас про его возраст почему-то шутить не хочется. Наверное, потому что я не чувствую этой разницы. Да я бы ему и сорок не дала.
Так бы и дальше размышляла о возрасте, если бы не плюхнувшийся в воду Архангельский.
– Это так клево, осознавать, что у меня такой умный муж, – теперь уже я запрыгиваю на Славу. Правда, не как София. – Откуда ты знаешь, как испражняются русалки?
– Мать, ты серьезно?
– Что?
– Русалок не существует.
– А как же Ариэль? – прыскаю от смеха. – А вообще, мне кажется, они реально есть. Просто прячутся. Так ты пошутил, что ли, что у них есть попа под хвостом?
– Если исходить из того, что русалка – это обычная рыба, то все логично.
– Что логично? Я не знала, как это делают рыбы.
– Ну вот теперь знаешь.
– И все-таки меня возбуждает то, что ты умный, – тянусь к Славиным губам и целую.
– Я бы не советовал тебе вот так меня обнимать при Соне и целоваться.
– С какого хрена?
– С обыкновенного. На вопрос откуда берутся дети, я недавно херню какую-то ляпнул, растерявшись.
– И что ты сказал?
– Что они появляются, когда муж с женой обнимаются и целуются. Поэтому давай не будем это делать при ней. Пристанет же сейчас, что мы ей братика делаем.
– Ясно, ну тогда отстаньте от меня, мужчина, – игриво толкаю его в плечо и вылезаю из бассейна. Слава следом за мной.
– Мам, а давайте попоем.
– Ты начинай, а мы подхватим.
– Вот только петь мне с утра пораньше не хватало. Я пас, девочки.
– А я спою. Давай, Сонь, начинай.
– Хуеморген морген хуета, – сказать, что я и Слава опешили, ничего не сказать. Смотрим друг на друга с открытыми ртами и выпученными глазами, мысленно охреневая. И только на очередном Сонином продолжении «песни», я, наконец, отмираю. – Хууууета…
– Соня! Прекрати!
– Что?
– Ты вот это что сейчас такое поешь?
– Песню.
Поворачиваюсь к Славе, посылая тысячи лучей гнева. Ну свинья! Просила же сотни раз!
– Я в душе не е… не знаю откуда она это взяла. Почему сразу я? Может, ты.
– Я так не выражаюсь!
– Хуеморген морген хуета *, – как ни в чем не бывало продолжает петь дочь, еще и подплясывая.
– Соня, забудь эту песню, где бы ты ее ни слышала.
– Почему?