Читать интересную книгу Норвежский детектив - Герт Нюгордсхауг

— Ведьма! — повторил он последнее слово, которое еще висело в воздухе.

* * *

Общество собралось в столовой на первом этаже. Две горничные внесли подносы, уставленные бокалами с вином. Они расставили бокалы в три ряда на огромном дубовом столе. Одна из горничных, судя по всему, работала недавно и была еще неопытной, бокалы у нее на подносе звенели, как множество колокольчиков. И руки дрожали так, что она чуть не опрокинула несколько бокалов. Поставив наконец бокалы на стол, она метнулась из столовой, словно перепуганная птица, которая случайно залетела в дом и в конце концов нашла открытое окно.

— До чего неотесанная прислуга, — тихо заметила советница.

Занятая приготовлениями к полуночной игре, фру Дафна долго отсутствовала. Теперь она снова сияла среди гостей, и бриллианты диадемы казались неотъемлемой частью ее собственной красоты. Фру Дафна встала во главе стола. Она указала веером на ровные ряды бокалов с красным вином, выстроенные как солдаты на параде.

— Вино на столе! В одном из бокалов колдовское зелье. Прошу вас, господа!

Пребен Берле обошел столовую и потушил все свечи, оставив гореть только две свечи на столике рококо в дальнем конце комнаты. Слугам велели потушить свет во всем доме, разрешено было оставить лишь несколько свечей в самых больших комнатах, во флигеле для прислуги и на кухне. В глубоком молчании гости по очереди взяли бокалы, они словно исполняли торжественный ритуал.

Камергер Хамел принес маленькие песочные часы и поставил их точно посередине между двумя зажженными свечами. Он стоял возле столика, ожидая начала игры. В руках у него была черная трость с серебряным набалдашником.

Он выглядел величественно — хозяин огромного имения, окруженного кольцом хозяйств, которые сдавались в аренду. Сразу было видно, что это самый богатый человек в уезде. Внизу за лесом, там, где грохотала Гломма, у него была водяная толчея, пять мельниц и двенадцать лесопилен. Он владел также семью грузовыми шхунами, которые возили лес, табачной фабрикой, железоплавильным заводом и фаянсовой фабрикой. Но его интересовали не только богатство и власть. Он любил называть себя Гулливером, так как побывал во многих странах и из последнего путешествия привез свою юную красавицу жену. Не чужды были ему и современные идеи, он знал и Монтескье, и Месмера, и Гальвани. Он овладел опытом и знаниями нового времени, но не мог смириться с его дурными манерами. По своим привычкам и поведению он был господином старой закваски, grand-seigneur[30], получивший воспитание еще до Великой французской революции.

В тот вечер он не изменил себе. Хотя ему и не нравилась затеянная игра, он прилежно исполнял возложенную на него роль, повинуясь желанию гостей. Делал он это с величайшей серьезностью. Как справедливо заметил модный философ Руссо: игра — самая серьезная вещь на свете.

Наконец гости разобрали все бокалы. Хозяин дома трижды ударил тростью в пол и провозгласил, как герольд перед городским собором:

— Игра начинается! Сначала все прячутся, потом осушают бокалы! В вашем распоряжении пять минут!

Хозяин перевернул песочные часы, и песчинки тонкой струйкой потекли вниз, а сам он сел у столика спиной к гостям и приставил руки к глазам, как шоры. Гости с бокалами в руках стали разбредаться по темному дому. Лица у всех были мрачные, словно в эту ночь их ожидало какое-то роковое событие.

Минуты шли, по всему дому слышался шорох, похожий на шелест летучих мышей. Скрипели ступени лестниц, взвизгивали дверные петли, кто-то заполз под кровать, кто-то притаился за гардинами. И каждый, спрятавшись, осушил свой бокал. Только что в нем было, вино или колдовское зелье?

Когда на дно песочных часов упала последняя песчинка, камергер открыл маленькую табакерку и взял понюшку табаку. Чихал он нарочито громко. Потом встал, и по дому раскатился его оглушительный голос:

— Время истекло!

С тростью в правой руке и подсвечником в левой он пустился на поиски.

В гобеленовой комнате возле самой печки хакедальских мастеров подозрительно оттопырился один гобелен. Камергер Хамел откинул его и обнаружил фрекен фон Сибберн с пустым бокалом в руке. Камергер легонько ударил ее по плечу серебряным набалдашником своей трости.

— Вы найдены! — объявил он.

— Ой, значит, я не стала невидимой? — И очаровательная фрекен фон Сибберн окинула себя игривым взглядом. Ее прелесть и обаяние по-прежнему радовали глаз.

Из соседней комнаты доносились странные звуки, как будто там работала мельница. Камергер Хамел вошел в комнату, и пламя его свечи осветило стену над диваном. На стене висели две гравюры Уильяма Хогарта, каждая иллюстрировала прискорбный итог пьянства. Что касается третьей иллюстрации, то к Хогарту она не имела ни малейшего отношения, — прискорбный итог пьянства лежал на диване собственной персоной. Это был помещик, любитель пунша. Он храпел, как мельница или лесопильня камергера Хамела.

— Вы найдены! — воскликнул камергер Хамел, на этот раз удар серебряного набалдашника был посильнее.

Помещик забормотал во сне:

— …розги, молодой человек! Пальчики фру… Хамел! — Последнее слово он произнес в момент пробуждения, увидев стоявшего над ним камергера.

Вскоре камергер Хамел уже пробирался через вороха одежды в гардеробной. Он решил заглянуть сюда, заметив перед дверью два пустых бокала, которые стояли словно двое часовых. В глубине гардеробной висело старинное платье-кринолин, эта мода конца прошлого века пала вместе с Бастилией. Притаившись за сей шелковой крепостью, замерла в пылком объятии юная пара.

Серебряный набалдашник был беспощаден:

— Найдены, найдены!

— Пожалуй, это недалеко от истины. — Юная особа посмотрела сияющим взглядом на своего кавалера. Это была та самая дама с веером, разрисованным бабочками. Здесь, в гардеробной, она нашла своего суженого.

Камергер продолжал охоту. В темноте он застал немало нежных сцен, то и дело слышался смех, игра в невидимку имела большой успех. Гости, которые уже были «найдены», собрались внизу в столовой, там они утешались горячим шоколадом с пышками и ждали конца игры. Общее оживление возрастало с появлением каждого нового гостя. Пока что здесь были только те, кто выпил всего-навсего чистое бургундское, без примеси уксуса, паутины или телячьей крови. Кому же досталось колдовское зелье?

Игра длилась долго — дом был велик и гостей съехалось много. И некоторые из них спрятались весьма искусно. Прошел почти целый час, прежде чем все общество вновь собралось в столовой.

Опять зажгли свечи.

— Все на месте? — спросил пьяный помещик, ему казалось, что игра затянулась, его опять мучила жажда.

Камергер Хамел стоял и осматривал своих пленников.

— Все здесь, кроме одной. — Он нахмурился. — Но она знает все углы и закоулки в доме лучше, чем я. — Он распахнул дверь в коридор и крикнул — Дафна, сдаюсь, выходи!

Молчание. Ни ответа, ни звука шагов.

Вскоре голос камергера Хамела был слышен уже по всему дому: то в одном зале, то в другом, то на лестнице, то где-то вдали, то совсем рядом.

— Дафна, выходи! Где ты?

Наконец он вернулся к гостям.

— Ничего не понимаю, — пробормотал он.

— А может быть, ее и нет в доме — ведь она могла спрятаться в сарае или амбаре, — предположил кто-то из гостей.

— Выйти она не могла. — Пребен Берле показал в окно на дорогу, которая вела к парадному входу.

На заснеженных ступеньках лестницы не было ни одного следа. А между тем снегопад прекратился не меньше чем полчаса назад.

Проверили все выходы из дома: один был в задней части дома, два другие — во флигелях. Всюду у самого порога лежал нетронутый снег.

— Значит, она в доме, — сказал Пребен Берле. — Только где?

Исчезли его удаль и самоуверенность, он был встревожен. Гости приуныли. Их лица уже не сияли весельем, и только пьяный помещик благополучно утратил способность что-либо понимать. В гнетущем молчании гости растерянно смотрели друг на друга, они не знали, что и думать, лица у них окаменели. Время от времени кто-нибудь подходил к окну и оглядывал заснеженные окрестности.

Камергер Хамел предпринял новую экспедицию в коридор и наткнулся на камеристку, фрекен Матильду.

— Фрекен Матильда, может быть, вы видели фру Дафну?

Щуря глаза за толстыми очками и ломая руки, она пролепетала:

— Нет… то есть — раньше видела, а сейчас нет.

— Мы играли в прятки, фрекен Матильда, и вот фру Дафна пропала.

— А господин камергер смотрел на чердаке? — Белым иссохшим пальцем старой девы фрекен Матильда показала вверх, на чердак.

— Там я уже был… — Камергер Хамел потер лоб. — Разве что в сундуке?

Он быстро повернулся к гостям.

— У нас на чердаке стоит большой сундук, — начал он. — Что если…