в религиозной дискуссии с ним. Изложение этой дискуссии содержится в Вавилонском Талмуде.
Участие Адриана в такой дискуссии неудивительно. По словам выдающегося христианского мыслителя Тертуллиана, этот римский цезарь был «omnium curiositatum explotator» («всех интересных вещей исследователь»). Потому Адриан доброжелательно беседовал с Иехошуа бен Хананией и вполне дружелюбно расспрашивал его об иудейских обычаях и традициях[728].
В то же время наивно было бы полагать, что проявленная Адрианом любознательность радикально изменила его отношение к иудаизму в целом и к ряду его традиций в частности. И это самым ярким образом проявилось во время пребывания Адриана в Иудее в 130 году.
Разумеется, он не мог не посетить Иерусалим. Город после завершения Первой Иудейской войны так и не восстановился. Слишком ужасен для него был конец боевых действий. Вот свидетельство Иосифа Флавия: «Войско не имело уже кого убивать и кого грабить. Ожесточение не находило уже предмета мести, так как всё было истреблено беспощадно. Тогда Тит приказал весь город и храм сровнять с землёй; только башни, возвышавшиеся над другими, Фазаель, Гиппик, Мариамма и западная часть обводной стены должны были остаться: последняя — для образования лагеря оставленному гарнизону, а первые три — чтобы служить свидетельством для потомства, как величествен и сильно укреплён был город, который пал перед мужеством римлян. Остальные стены города разрушители так сровняли с поверхностью земли, что посетитель едва ли мог признать, что эти места некогда были обитаемы. Таков был конец этого великолепного всемирно известного города, постигший его вследствие безумия мятежников.
В качестве гарнизона Тит назначил Х легион и несколько отрядов конницы и пехоты»[729].
Потому-то и не узрел Адриан со своей свитой на столь знаменитом месте ничего примечательного. Помимо крепостей — лагеря Х легиона — было там лишь одно населённое местечко — vicus, гражданское поселение близ расположения войска, где жили те, кто обычно следовал за военным лагерем[730].
Столь печальное зрелище не могло не побудить Адриана к решительным действиям. Ведь не случайно, а вполне заслуженно называли его в многочисленных облагодетельствованных провинциях restitutor — восстановитель, обновитель. Адриан заслуженно мог титуловаться как restitutor orbis terrarium — обновитель земного круга[731]. Как же было ему не распорядиться немедленно о восстановлении этого великого и так образцово разрушенного города! Какой именно город надо построить на месте уничтоженного доблестным Флавием Иерусалима, Адриану было совершенно очевидно: это должен быть римский город. Да и было бы более чем странно, если бы римский император повелел вернуть к жизни город иудейский, да ещё и с главным храмом иудаизма. Как человек глубоко римского практического ума в делах военных и государственных, Адриан вознамерился построить на месте Иерусалима римскую колонию и заселить её для начала отслужившими свой срок легионерами. Метода, хорошо и многократно опробованная в самых разных провинциях Империи. Дабы ничто не напоминало о прежнем священном для иудеев городе, и название было дано иное — Элия Капитолина. А Храмовую гору, где ранее возвышался храм Соломона, жестоко пострадавший некогда и от ассирийцев, и от вавилонян, отстроенный Иродом Великим и, наконец, снесённый Титом Флавием, должен был увенчать истинно римский храм: Юпитера Капитолийского. Вот и объяснение нового названия: Элия — в честь родового имени Адриана, Капитолина — в честь Юпитера Капитолийского.
Создавая новый город на месте древнего, Адриан своеобразно обеспокоился недопуском в него представителей народа, Иерусалим своим священным местом почитающего. По свидетельству Евсевия Памфила, «перед воротами, теми, через которые мы ходим в Вифлеем, он (Адриан. — И. К.) поставил идола в виде мраморной свиньи, что символизировало подчинение иудеев римской власти»[732]. Далее Евсевий пояснял двойную суть этого намеренного оскорбления иудеев, нанесённого Адрианом: свинья — нечистое животное, коего иудеям должно избегать; иудаизм запрещал как рисованные, так и скульптурные изображения, которые могли быть использованы как идолы для поклонения язычников. Понятно, что теперь ни один правоверный иудей не решился бы войти в город, ворота которого приветствовали входящего в них такой вот скульптурой-идолом!
Известно, что Адриан обладал очень развитым чувством юмора, но шутка со скульптурой свиньи над воротами священного города иудеев была не только крайне злой, но и столь же недальновидной. Она неизбежно должна была вызвать самую жёсткую реакцию оскорблённого в своих чувствах народа.
В Элии Капитолине Адриан ухитрился задеть чувства ещё и христиан. Близ храма Юпитера Капитолийского по императорскому повелению вырос храм Венеры и Ромы. Очевидно, уменьшенная копия римского храма этих покровительниц Рима, по проекту самого Адриана, как мы помним, близ Колизея сооружённого. Только вот в Иерусалиме сей сугубо языческий храм оказался рядом с Голгофой. В этом уже христиане усмотрели обиду своей вере[733]. Здесь, правда, едва ли Адриан мыслил уязвить поклонников Христа. К ним он, как известно, был вполне благодушен. Просто болезненность восприятия христианами языческого храма близ места распятия Христа не приходила ему в голову. Возможно, он и не знал о казни на Голгофе.
Колония Элия Капитолина на месте Иерусалима, свинья над её воротами, храм Юпитера на Храмовой горе — это было ещё не всё, чем Адриан постарался задеть религиозные чувства иудеев во время своего не очень-то и долгого пребывания в этой провинции. Традиционный для иудеев обряд обрезания он воспринял как исключительно злонамеренное членовредительство. Потому категорически запретил калечить половые органы (vetabuntur mutilare genitalia). Но для иудеев обряд этот — завет Божий, от какового никак они не могли отказаться. Для них остаться необрезанными — перестать быть иудеями. Потому Адриан, видевший в обрезании лишь некую нелепую форму кастрации, окончательно превратил иудеев в своих лютых врагов.
Доведя своими новациями иудеев до белого каления, Адриан убыл в Египет. По дороге к берегам священного Нила император посетил провинцию Каменистая Аравия и бывшую столицу Набатейского царства Петру. Здесь по его повелению были возведены многочисленные каменные сооружения, до сих пор восхищающие своей удивительной красотой и необычностью.
В Египте он прибыл в портовый город Пелузий. Некогда, почти 180 лет назад, в Пелузий из Фессалии, где он проиграл Цезарю в решающем сражении за власть в Риме, приплыл на корабле Гней Помпей Великий. Здесь он надеялся найти приют и поддержку у молодого египетского царя Птолемея ХIII. Но советники царя решили, что такой гость принесёт царству вред, а не пользу, ведь за ним к берегам Нила явится и победоносный Цезарь. Самым убедительным оказалось мнение учителя риторики, приглашённого к царскому двору с острова Хиос некоего Теодота: «Приняв Помпея, мы сделаем Цезаря врагом, а Помпея своим владыкой; в случае же отказа Помпей, конечно, поставит нам в вину своё изгнание, а Цезарь — необходимость преследовать Помпея. Поэтому наилучшим выходом из положения было бы пригласить