и спросил, все ли с ним в порядке, и он посмотрел на меня и снова закатил глаза. Затих на некоторое время, может быть на пятнадцать – двадцать секунд, а потом снова продолжил дергаться.
Кертис позвал старшего помощника шерифа, того, что носил галстук-бабочку, и они вдвоем встали над периодически бьющимся в конвульсиях Стивеном, пытаясь решить, что делать. Помощник шерифа Кертис не поверил, что у Стивена случился припадок, и интуиция его не подвела. Стивен притворялся. Он надеялся, что его отвезут в больницу, где может представиться возможность сбежать. Лежа на полу и имитируя судороги, Стивен не реагировал на терпеливые требования двух маршалов прекратить. Он упорно продолжал дергаться и капать слюной.
– Я дергался и дрожал, потому что видел у людей подобные припадки, – объясняет Стивен. – Поэтому я без конца повторял эти движения. Но это занятие оказалось на удивление утомительным. Я выбился из сил.
Протокол требовал, чтобы маршалы оказали Стивену медицинскую помощь. Они вызвали скорую помощь, и под их неусыпным присмотром Стивена отвезли в медицинский центр университета Вермонта. По прибытии его усадили в инвалидное кресло и сдали с рук на руки врачу и бригаде медсестер. Стивен не просто так решил инсценировать проблемы со здоровьем. За два дня до этого тюремный персонал заметил у него хриплый кашель и температуру. После заполнения медицинской анкеты, в которой Стивен правдиво ответил, что в последние несколько лет он посещал Восточную Азию, его отвезли в больницу для проведения некоторых анализов, в основном чтобы исключить возможность птичьего гриппа. Тогда Стивен заметил, что сопровождающая его охрана ведет себя относительно сдержанно и расслабленно.
К досаде Стивена, в этот раз все было совсем по-другому. Два маршала совершенно не хотели рисковать.
– Помню, как они тщательно следили, чтобы я оставался пристегнутым наручниками к инвалидному креслу. Они были совершенно одержимы безопасностью, – вспоминает он, хмурясь, как будто это была какая-то их любопытная личная причуда. – Я не ожидал, что они будут постоянно присматривать за мной.
Стивен продолжил изображать конвульсии. Врачи и медсестры сделали множество анализов. Комната была полна людей, но план Стивена требовал, чтобы его оставили в покое хотя бы на короткое время.
– Я подумал, что если смогу вылезти из окна, то мне удастся убежать и скрыться, – признается Стивен, несмотря на факт, что он был в наручниках. – Я не склонен к насилию, но предполагал, что в худшем случае смогу разоружить одного из них. Предпочтительным вариантом было бы выпрыгнуть из окна. Оттуда я просто убежал бы в лес.
Анализы показали, что со Стивеном все в порядке. Он сидел, ссутулившись, в инвалидном кресле, притворяясь, будто потерял сознание. Затем комната начала пустеть. Медицинские сотрудники и старший маршал ушли, и дверь закрылась. Теперь Стивен слышал лишь низкий ровный писк кардиомонитора. Наконец-то он остался один. Для подстраховки он выждал еще несколько мгновений.
– Потом он очень быстро открывает один глаз, думая, что в комнате больше никого нет, – вспоминает помощник шерифа Кертис, который стоял над Стивеном в абсолютной тишине. – Он видит меня и тут же закрывает глаза. Я бросил ему пару фраз, мол, никуда не уйду и только что видел, как он открыл глаза, и вообще пора возвращаться в камеру. Вскоре после этого судороги у него прошли. Думаю, ему просто нужно было, чтобы кто-то сказал: «Игра окончена, хватит притворяться, это не работает, и нам пора ехать».
Помощник шерифа Кертис говорит, что в своей работе он давно привык иметь дело с совершенно отчаявшимися и встревоженными людьми, и в подобных ситуациях важно оставаться твердым, но терпеливым и понимающим.
– У них худший день в жизни, и я не пытаюсь сделать его еще тяжелее.
Даже тогда, сидя на заднем сиденье полицейского фургона в наручниках и в оранжевой тюремной робе, закапанной спереди собственной слюной, Стивен все еще не терял надежды на побег. Но знал, что надо поторопиться.
– Я понимал, что двери заперты, но подумал, что, возможно, есть способ отключить центральный замок, поэтому осторожно пытался дотянуться до кнопок, – признается он.
Помощник шерифа Кертис догадался по лицу Стивена, о чем тот думает, и вмешался.
– Он напряженно соображал, как выбраться из машины. Я отвлек его внимание от двери на себя и сказал, что это не очень хорошая идея.
Затем маршалы, сидящие в передней части фургона, сделали несколько продолжительных телефонных звонков. Они поговорили с персоналом Северо-Западного исправительного центра штата Вермонт, куда везли Стивена, и известили о его поведении. Несмотря на совершенное преступление, дневники и на вероятность того, что Стивена разыскивают в других странах, поначалу никто не собирался сразу помещать его в одиночную камеру. Но чем больше он стремился к свободе, как испуганный ребенок, пытающийся освободиться из китайской ловушки для пальцев [22], тем крепче сжимались вокруг него тиски.
– Я уверен, что в исправительное учреждение была передана информация о его притворном припадке и поведении в целом, – говорит помощник шерифа Кертис. – И учреждение решило обращаться с ним так, как сочло нужным. Однажды, когда он находился под федеральной стражей, ему случилось повздорить со службой маршалов. Вот и все на самом деле.
Когда Стивен прибыл в исправительный центр, на подземной автостоянке его ждали восемь вооруженных надзирателей. Двери фургона распахнулись, Стивену приказали лечь на спину, и крупные охранники с силой прижали его лодыжки к полу, чтобы надеть и застегнуть ножные кандалы. Надзиратели окружили Стивена и чуть ли не волоком протащили его через зону приема заключенных. Он прошел мимо маршала в галстуке-бабочке, разговаривающего с человеком в костюме. Они оба наблюдали за Стивеном, когда тот проходил мимо, но ничего не сказали.
Войдя в коридор, Стивен потерял равновесие, и кандалы на ногах издали долгий, леденящий душу стон, когда его поволокли по твердому, до блеска начищенному полу. Из камер, расположенных вдоль коридора, доносились голоса, в дверях виднелись чьи-то лица, но взгляд Стивена был устремлен в пол. Процессия остановилась перед тюремной камерой размером два на три метра, Стивен, спотыкаясь, вошел внутрь, и дверь с жужжанием закрылась за ним. Делая короткие, неглубокие вдохи, он огляделся вокруг, но видел лишь сплошную стену. Он не мог пошевелиться. Не мог дышать. Он закрыл глаза и попытался представить себя свободным. Образы вспыхивали и рассеивались. Вот вид с горы Совиная Голова. Вот камбоджийский лес на рассвете. Вот озеро во французской сельской местности. Вот открывающийся с верхушки дерева вид на маленький городок Девон в огромным море зелени, и это выглядело красиво. Он подумал о Робин Гуде. О детях, роющихся в кучах мусора, о