– Даже если вы их найдете, – случается и в нашей работе чудовищное везение, – вряд ли они станут с вами разговаривать, – резонно рассуждала Нефедова. – Вернее, говорить они будут очень много и весьма охотно, но вот о Кыше не скажут ни слова. Кто вы им, мать родная? Просто еще один мент…
Да, не мать. Она вообще не знает, что это. У нее и такой, как у Кыши, не было…
Мать?!.
Кира смахнула с дела Сазонова дырокол, и тот с грохотом закатился под Митькин стол. Ладонь ныла, но Кира лихорадочно листала тоненькие листочки официальных бланков, заполненных разными почерками. Где-то здесь. Она точно помнила, что сунула квадратную бумажку с телефоном в папку незадолго до того, как ее вызвал Божок.
– Вот вам телефон одной женщины, – Нефедова вырвала листок из толстенькой пачки. – Может, она вам что-нибудь подскажет. Дети зовут ее мамой…
– А почему? – спросила Кира, но капитан лишь пожала плечами.
Кира уже звонила днем, но телефон не отвечал. Первые цифры 72. Это где-то в Заречном районе, который принято считать спальным. Вероятно, владелица была на работе. Черт! Да где же он? Ага! Кира выхватила листок, подхватила трубку, мимолетно подумав, что звонить, пожалуй, поздновато, но пальцы уже стремительно тыкали в клавиши, сигналы набора сменились гудками. На втором Кире ответили.
– Доброй ночи! – затараторила она, услышав женский голос. – Прошу прощения за поздний звонок. Вас беспокоит дознаватель Кировского РОВД Симакова Кира. Мне очень нужно поговорить с Инной Сергеевной…
– Давайте поговорим, раз нужно, – ответила трубка. – Я слушаю.
– Инна Сергеевна, ваш телефон мне дали в детской комнате Ленинского ОВД. Вы Кирилла Сазонова знаете… знали?
В трубке помолчали.
– Это я привела его в наркологическую клинику несколько месяцев назад. Он умер?
– Да.
Несколько секунд в трубке мертво шелестело электрическими сигналами. Кире показалось, что она разобрала всхлип, но когда женщина заговорила, голос звучал ровно.
– Передоз? – спросила она. – Я знаю, из клиники он сбежал…
– Нет, – ответила Кира, – Инна Сергеевна, извините, я не могу об этом говорить. Мне предстоит принять решение об отказе или о возбуждении уголовного дела, но обстоятельства смерти мальчика таковы, что мне необходима дополнительная информация…
– Спрашивайте.
Кира смотрела на едва различимый в полумраке плакатик с любимым Митькиным изречением давно умершего философа – маньяка по сущностям.
– Вы знаете, с кем Сазонов жил… на улице. Ну, ночевал, может быть, дружил…
– Саймон, Вера и Лека, – последовал быстрый ответ, потом женщина запнулась. – Извините, это их уличные имена, конечно. Саймон – Петр Самойлов. Он самый старший, ему пятнадцать. Вера Ляпина, тринадцать лет, и Лека, Леша Зыбин. Он самый маленький – ему шесть.
Кира внимательно выслушала словесное описание детей, делая пометки на листе бумаги.
– А кого-нибудь по прозвищу Шу-Шу вы знаете? – спросила она.
– Как? – переспросила Инна Сергеевна и, когда Кира повторила, сказала: – Нет, не знаю. Никогда не слышала… Это как-то связано с тем, что Кыша?..
– А где их можно найти? – перебила Кира: невежливо, но ей не хотелось вдаваться в зыбкие предположения и подробности.
– Где они ночевали, я не знаю. Часто видела кого-то из них на Мытном пятаке у торгового центра «Мираж»… Последний раз, три дня назад, видела Веру и Леку…
– «Мираж» первый или второй?
– Второй…
– Спасибо, – пробормотала Кира, с нажимом чиркая на бумаге, – стержни дешевых шариковых авторучек отказывались писать с упорством злостных рецидивистов.
Вновь повисла пауза. На другом конце провода установилась особенная тишина: тяжелая и густая, как кусок расплавленного битума. Кира не знала, как закончить разговор.
– Почему они зовут вас мамой? – выпалила она вдруг. Для себя вдруг…
– Его уже похоронили? – одновременно спросила женщина.
Слова перемешались, столкнувшись в проводах, словно элементарные частицы, разгоняемые в скандально известном коллайдере. Эхом брызнули осколки и застряли у Киры под ложечкой, горло перехватило.
– Не знаю, – услышала она усталый голос. – На самом деле я мало что могу для них сделать. Иногда кормлю, даю что-нибудь из одежды, просто беру за руку и веду в больницу, детскую комнату или в интернат. Разговариваю… В большинстве случаев это не помогает.
Голос ослабел и растаял в электронном шуршании, Кира сглотнула комок вместе с дурацкими вопросами, которые лезли на язык.
– Его похоронили сегодня, – сказала она. – На новом кладбище. Двенадцатая аллея, участок 235.
– Спасибо, – Кира скорее догадалась, чем услышала это. Потом связь прервалась.
Кира уронила трубку на рычаг. Перед глазами плыли цветные круги. Никакого удовлетворения она не испытывала, только усталость. Времени на поиски этих ребят ей никто не даст, на это может уйти не один день. Да чего там, будь она сама на месте Сыромятникова, и она бы не позволила гоняться за химерами на столь зыбких основаниях. Безнадега все это, безнадега. Пустышку тянешь, Кира. Раз, два, три, четыре… Руки на столе сжались в кулаки. Побелевшая на суставах тонкая кожа в свете настольной лампы отливала желтизной, словно кость. Думать, какое сейчас у нее лицо, не хотелось. Кира зажмурилась.
…Остро пахло дезинфекцией, ржавчиной и жестким, много раз стиранным бельем. Светящийся непроглядный туман окутал все вокруг. Справа, порывами, тянуло ледяной сыростью, и ощущение бездонной пасти близкого провала побуждало отодвинуться, но сил не было. С противоположной стороны, из глубины замкнутого пространства, доносилось негромкое журчание, что-то размеренно и влажно шлепало. Свет, холодный и липкий, не согревал. Хотелось кричать, но вдохнуть туман не получалось, и выдох был слабым, неслышным. Громкий щелчок привел белесые слои в движение, смешал их в плотные, угрожающие клубы. Они неспешно надвигались, толкая перед собой ослепительную белизну. Что-то твердое уперлось в плечо, сильно подтолкнуло в сторону пропасти: раз, другой… Нет! Нельзя! Это – нельзя! Там опасно! Нет! Помогите! Слабые руки молотили в пустоту, словно их дергали за веревочки, пальцы на ступнях поджались, ноги согнулись в коленях, рот судорожно разевался, но крика вновь не получилось – только стон…
– Кира. Кира!
Она вскинулась, ощущая струйку слюны на подбородке и красный оттиск кулака на лбу. Островки сна клочками туманили сознание, явь проступала неохотно, Кире потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Желтовский тряс ее за плечо.
– Ну, мать, ты совсем заработалась, – покачал он головой.
Разило от оперативника изрядно, но взгляд был ясным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});