— Белый человек.
Он услышал голос Шункаха Люта будто издалека. Усилием воли он оторвал взгляд от дрожащей фигуры Брианы и встретился с глазами лакотского воина. Он удивился, обнаружив, что они были вдвоем. Остальные трое воинов ушли в кусты, чтобы облегчиться.
— Чего ты хочешь? — с усилием выдавил Адам Трент сквозь трясущиеся губы. Сейчас он сильно дрожал.
— Я собираюсь предложить тебе жизнь, белый человек. Твою жизнь в обмен на мою.
— Что ты имеешь в виду?
— Мои братья согласились отпустить тебя, если ты разрешишь мне вернуться в Винслоу с Брианой и больше не будешь нас беспокоить. Ты возьмешь тело моего мертвого воина-брата и скажешь своим людям, что это мое, чтобы никто больше не пришел охотиться за мной.
Адам Трент уставился на Шункаха Люта, не в силах говорить. Он почувствовал облегчение.
Шункаха Люта по ошибке принял его молчание за сомнение, и > лицо его стало хмурым.
— Я не буду спрашивать тебя снова, белый человек. Однажды я сказал, что не спасу твою жизнь во второй раз, но я делаю это сейчас, потому что Бриана высоко ценит тебя. Будешь ты жить или умрешь, нет большой разницы. Я вернусь в Винслоу со своей женщиной. Ты никогда не получишь ее.
— Я принимаю твое предложение, — быстро сказал Трент, а потом решительно посмотрел на Шункаха Люта. — Ты считаешь меня трусом?
Улыбка разгладила жесткие морщинки на лице воина, когда он поднял нож и разрезал веревки, освобождая Трента.
— Я считаю тебя мудрым человеком, — признал он. — Мудрым и храбрым. А если ты еще и проворный, то покинешь это место сегодня же ночью, пока мои братья не передумали.
— «Проворный» — это мое детское прозвищу, — сказал Трент. Поднявшись на ноги, он натянул штаны, потом протянул руку.
— Очень признателен тебе за помощь, и здесь, и тогда в Винслоу.
Шункаха Люта серьезно кивнул, пожимая руку.
— Надеюсь, что когда-нибудь ты найдешь женщину, которую полюбишь так же, как я люблю мою жену.
Адам Трент взглянул на Бриану, стоявшую с другой стороны костра.
— Я тоже надеюсь на это, — сказал он тихо, собрал оставшиеся пожитки и, взвалив на свою лошадь мертвое тело, поехал прочь от лагеря. Больше он никогда не увидит Бриану.
У Брианы и Шункаха Люта не было в ту ночь много времени поговорить. Три лакотских воина свернулись калачиком у костра и вскоре тихонько посапывали. Бриана была уверена, что не сможет уснуть после всего происшедшего, но едва она закрыла глаза, как сон взял свое.
Воины уехали на следующее утро. Бриане было не по себе рядом с мужем. Она кормила сына и вспоминала, как выглядел Шункаха, танцуя у огня, как блестели его глаза, когда он держал нож. Она была не в силах поинтересоваться, что бы случилось, если бы воины отказались освободить Адама. Принял бы Шункаха участие в истязании полицейского? Дважды она порывалась спросить Шункаха, что бы он делал, и дважды проглатывала слова, не уверенная, что действительно хочет узнать ответ.
Закончив кормить сына, она приготовила завтрак. Шункаха Люта оседлал лошадей. Они поели в тишине, потом Бриана мыла посуду, а индеец собирал вещи.
Потом пришло время ехать.
Бриана потянулась за ребенком, но Шункаха поймал ее руку и повернул ее лицом к себе.
— В чем дело? — спросил он. — Что тебя беспокоит?
— Беспокоит меня? Что может меня беспокоить?
— Ишна Ви, не возводи между нами стены.
Бриана заглянула ему в глаза, и, смутившись, отвела свой взгляд.
— Я смотрела на тебя прошлой ночью и не узнавала.
Шункаха Люта нахмурил брови.
— Не понимаю.
— Ты бы тоже резал Адама?
Шункаха Люта глубоко вздохнул и с шумом выпустил воздух из легких.
— А как ты думаешь?
— Я не знаю. Я хочу верить, что ты не стал бы, что ты не можешь быть таким жестоким. Таким…
— Диким?
— Да, — призналась она, устыдившись.
— Однажды я делал такое, — сказал Шункаха Люта, — но больше не буду.
— Из-за меня?
— Да. — Шункаха Люта улыбнулся Бриане. — Воины собирались убить Трента, но я сказал им, что он нужен мне живым, и они согласились.
— Значит, все это сдирание кожи было просто фарсом?
— Да, я убедил их разрешить мне использовать белого человека в своих собственных целях.
— Это жестоко: позволить Адаму думать, что он умрет, когда ты знал, что это совсем не так.
Шункаха Люта пожал плечами.
— Это был единственный способ, который я придумал, чтобы заставить его смотреть на мир по-моему. — Он притянул ее ближе и поцеловал в лоб. — Трент жив и здоров, а Шункаха Люта мертв, как и требует закон белых. Разве ты не довольна?
Шункаха взял в руки лицо Брианы, провел большими пальцами по изгибам ее щек.
— Я часто думал, что вернусь к своему Народу, но теперь я знаю, что мой народ — это ты. Я слушал разговоры своих братьев вчера ночью, слышал гнев и горечь в их голосах, чувство беспомощности. Они потеряны, без домов, без семей, без цели. Они ищут старый образ жизни, но его нет. Теперь я знаю это.
Он опустил руки Бриане на плечи и притянул ее ближе, наслаждаясь тем, как она прижимается к нему, как ее руки обвиваются вокруг шеи.
Они стояли так вместе некоторое время, слушая, как довольно урчит их сын. Потом Бриана немного отодвинулась, ища глазами взгляд мужа.
— Куда мы поедем отсюда?
— Домой, — просто ответил Шункаха. Сердце Брианы глухо забилось.
— В Винслоу?
Шункаха Люта кивнул.
— Теперь нашим домом будет ферма. Мы начнем новую жизнь вместе, ты и я. И наш малыш.
— Ты и вправду будешь там счастлив?
— Я счастлив везде, где есть ты, — сказал Шункаха Люта и, притягивая ее к себе, поцеловал долгим завораживающим поцелуем, полным страсти и обещания на будущее.
Бриана чуть не задохнулась от счастья.
— Ты готова ехать домой, митавин? — спросил он.
— Да, — нежно ответила Бриана. Сердце ее наполнилось радостью, когда Шункаха Люта посадил ее на спину лошади и подал на руки их сына.
Она смотрела, как Шункаха легко взлетел на свою лошадь, восхищаясь его грациозной силой, размахом его плеч, любовью, сияющей в его глазах.
А потом она ударила пятками по бокам лошади и последовала за Шункаха Люта домой.
— Эпилог —
Бриана сидела на верхней перекладине забора, глядя, как Шункаха Люта обучает их трехлетнего сына искусству верховой езды. Дэвид Красный Волк был подобием своего отца, начиная от цвета волос и глаз и кончая походкой и манерой говорить. Сейчас он внимательно слушал объяснение отца: держать поводья следует легко, но крепко, не позволяя им ослабевать, чтобы не потерять контакт с лошадью, и никогда не дергать их без надобности.