— Вот что я скажу вам, Келвин Дженсен, — прошептала она, скользнув в его объятия, — почему бы нам просто не выяснить это?
Поцелуй Келвина был на этот раз совсем иным, дразнящим, раскрывающим ее губы, пробующим ее на вкус. Он крепко прижал ее к своему сильному, стройному телу. Каролина почувствовала, что по его телу пробежала дрожь, когда он оторвал свои губы от ее и смотрел на нее так пристально, что ей казалось, он навсегда запечатлел в своем мозгу ее черты. А потом он неожиданно взял ее на руки и, легко держа, понес в спальню.
— Позволь мне раздеть тебя, — сказал он, бросая пиджак на пол.
Каролина смущенно опустила глаза и посмотрела на свой жакет с длинной вереницей крошечных круглых пуговиц с воздушными петельками, как на дамском корсете. Но Келвин ловко справлялся с ними, и через минуту мягкий маленький жакет уже соскользнул с ее плеч, а потом и тонкий кружевной бюстгальтер.
Келвин поддерживал ее, когда она, стоя на кровати, выбиралась из темной юбки, снимала чулки, а потом, когда она уже лежала на кровати, он тоже лег, нежно целуя ее — сначала губы, затем закрытые глаза, потом брови, мочки ушей и пульсирующую вену на нежной шее.
Отстраняя его, Каролина замешкалась с пуговицами на его рубашке.
— Подожди, — сказала она. — Теперь я тоже хочу раздеть тебя. — Она сняла с него рубашку и провела ладонями по гладкой спине. Затем расстегнула пряжку кожаного ремня, ожидая, когда он выскользнет из своих французских джинсов.
Келвин встал перед ней на колени, обнял руками бедра, целуя их нежную, упругую внутреннюю сторону, мягкие впадины под коленями, нежные ступни покоились в его руках, как в колыбели, и он целовал кончики пальцев с алыми ноготками, а потом, когда она почувствовала, что не может уже больше выносить эту муку, его пальцы проскользнули в маленькие шелковые трусики, нежно стянули их, и он спрятал лицо в нежную, теплую, благоухающую тайну, целуя и лаская губами до тех пор, пока она, дрожа, не стала умолять его остановиться. Она хотела его…
— Любимая, о моя любимая, — простонал Келвин, проникая в нее, — о Кортни, моя любовь, — шептал он, когда она обхватила его ногами. — Ты сделана из шелка и атласа, — выдохнул он ей на ухо. Она стонала, наслаждаясь его ласками. Дрожа от страсти, он пробормотал: — Боже, Кортни! — и погрузился в волны наслаждения.
Потом, тихонько лежа в его объятиях, она чувствовала себя так, словно ее тело только что вернулось с другой планеты. Каролина знала, что в постели Келвин не был маленьким, растерянным мальчиком.
* * *
Он переезжал в ее квартиру постепенно, сначала приезжая, как на прогулку, с изысканным кожаным ранцем, в котором находились самые важные для него вещи: последние фотографии, старые снимки его собачки Бугси, чистое белье и носки, лосьон после бритья «Соваж», хорошо выношенные джинсы и пара кашемировых свитеров.
Как-то в воскресенье, тихо войдя в ее квартиру, он объявил:
— Этому месту недостает кошки! — Следующим вечером он появился, держа тощего серебристо-серого кота, помесь с сиамским, который выскользнул из его рук, как струйка ртути. Кот внимательно осмотрел их ясными желтыми глазами и отправился исследовать квартиру. Наконец-то удовлетворенный, он устроился, уютно свернувшись на софе.
— Он твой, Кортни, — сказал Келвин, — Он будет присматривать за тобой, когда я буду уезжать работать. Я подобрал его у пруда. Его прозвали «космическая сталь» из-за стального серого цвета. Я сам назвал его, — добавил он гордо.
Постепенно в квартире Каролины появлялось все больше вещей Келвина, которые перепутались с ее менее экзотическими пожитками: ракетками, брошенными за дверью после игры, журналами из Италии, Франции, Австрии, почтой, принесенной из его собственной квартиры и повсюду разбросанной в беспорядке, в основном не вскрытой, со множеством марок из полудюжины различных стран. Сгорая от любопытства, Каролина изучала почерк на конвертах, пытаясь определить, была ли это корреспонденция от женщин, но она справлялась с искушением вскрыть конверты и выяснить это. Потом он привез одежду, красивые вещи от лучших модельеров, измятые так же, как и его коллекция старых пиджаков, а среди этого — две дюжины одинаковых пар ботинок от Гуччи и, по меньшей мере, три дюжины рубашек из Парижа, Рима и Лондона. Кроме того, тренажеры, пленки, книги.
Спустя месяц Каролина решила, что на двоих им следует снять квартиру побольше, чтобы там нашлось место и для ее вещей, так же как и для его. И именно она подыскала квартиру, выкраивая время между срочными совещаниями и встречами в офисе. И именно Каролина организовала переезд и нашла время, чтобы обставить квартиру, сделать ее изысканной, благодаря мебели, шторам, лампам и коврам. Это была небольшая английская квартира на двадцать пятом этаже манхэттенского небоскреба, с их огромной, королевских размеров, кровати можно было видеть шпиль здания компании «Крайслер», освещенный, как рождественская елка.
Келвин никогда в жизни не был счастливее. Быть с Каролиной — это так же хорошо и спокойно, как со старым другом, и в то же время вызывало в нем такие яркие ощущения, которых он никогда не испытывал с другими женщинами. У них возникло новое измерение ощущений, и длинными тихими воскресными днями — обычно единственно свободными и единственными, когда он тоже точно знал, что будет в городе, — они долго нежились и занимались любовью в своей просторной кровати, с полуопущенными шторами, а Космосталь, свернувшись, лежал в ногах. Время от времени они прерывались, чтобы взять кувшин вина для Келвина и тосты и чай для Каролины, разбрасывали по полу страницы воскресной «Нью-Йорк таймс», после того как прочитывали их. Когда приближался вечер, лениво вставали. Позднее, освеженные душем, небрежно одетые в джинсы и свитера, они шли прогуляться через квартал в маленький французский ресторанчик, чтобы поужинать.
Эти воскресные дни были самыми лучшими в жизни Келвина, и впервые в жизни он был абсолютно уверен в одной вещи: он обожал Каролину Кортни. Она придала смысл его путаной, торопливой жизни. Он чувствовал себя намного лучше, когда был с ней, более уверенно. Ему больше не нужно было думать, что делать дальше, потому что Каролина заботилась о нем, такая же мудрая в делах, как и в жизни.
Когда Келвин находился с Каролиной, он был так же доволен, как кот Космосталь. Только тогда, когда ему приходилось путешествовать, что бывало нередко, он становился беспокойным и неуверенным, и тогда его единственным утешением становился маленький кот, который был с ним.
Соблазн и чувство отдаленности от остального мира — это как романтическое приключение на корабле. Всегда находились молоденькие девушки-модели, и был одинокий Келвин, который жалел самого себя за то, что разлучен с Каролиной, а они казались такими хорошенькими, и он наслаждался сексом и тем, что мог им дать.