Какие можно было сделать из этого выводы?
Страшный грохот разбиваемых вещей заставил вздрогнуть слуг, готовивших завтрак на кухне, ведь что вдруг пришло в голову обезумевшему от ярости Рампоно: кто был той последней женщиной, с которой он спал? Его жена, та самая, которую он отравил. Следовательно, это она наградила его сифилисом в качестве прощального подарка перед тем как проглотить подсунутый им мышьяк! Какая мерзкая шлюха!
Слуга Антим, который один осмелился войти в комнату взглянуть, что там происходит, обнаружил своего хозяина, ру гающегося как ломовой извозчик и пытающегося тростью расколотить портрет покойной госпожи Рампоно, написанный когда-то Натье, бюст её, выполненный Гудоном, валялся на полу, разбитый на куски, там же был и флердоранж и разбитый вдребезги стеклянный шар, память о его первом браке.
- Вон! - заорал он, увидев слугу. И так как тот, совершенно ошеломленный, выполнил приказ недостаточно быстро, то получил жестокий удар по лицу. Кучер, служанка и садовник вскочили как один, увидев вошедшего в кухню товарища, из носа которого текла кровь и которого продолжал преследовать Рампоно. Служанка стала кричать от страха и тогда его гнев обратился на нее:
- Сифилитичка! Проститутка! Шлюха! Воровка! - орал он, перечисляя все оскорбления, которые только приходили ему на ум: - Проститутка! Сифилитичка!
Тут он решил обратить свой гнев на кучера, который был самым крепким из них, и тот был вынужден угомонить хозяина ударом в челюсть. На миг они ошеломленно уставились на человека, лежавшего на полу, затем кучер вновь взял дело в свои руки:
- Все четверо - немедленно в путь! - сказал он. - Нужно попасть в комиссариат полиции в Руле. Наших свидетельских показаний будет достаточно, чтобы доказать, что этот тип сошел с ума. Запомните: он угрожал нам с пистолетом в руках!
И они заторопились, чтобы послать за полицией, что не могло не упростить задачу Тюльпана, только что прибывшего в это прекрасное, напоминавшее Голландию место, где цвели розы и, конечно, тюльпаны.
Попав в усадьбу, Тюльпан, не обращая внимания на цветы, толкнул калитку, не позвонив в колокольчик, прошел по аллее, вымощенной круглыми плитками и смело вошел в дом; миновав вестибюль, оказался в салоне, где, как ему показалось, пронесся ураган, если судить по осколкам стекла, фарфора и другому мусору, устилавшему пол. На стене висела картина в стиле Буше, изображавшая нимфу любви с прищуренными глазами. Все это его не касалось, но для того, чтобы поддержать стиль, он взял большую вазу севрского фарфора, стоявшую на круглом столике и швырнул её в большое венецианское зеркало, украшавшее верхнюю часть камина - просто для того, чтобы известить о своем присутствии.
После этого уселся на диванчик, скрестил ноги и стал ждать, когда кто-нибудь войдет и поинтересуется у него новостями. Он готов был их сообщить.
Прошла одна минута. Прошла вторая. Молчание становилось все более любопытным.
Должен же кто-то быть в этом большом доме. Во всяком случае, Рампоно должен был находиться здесь. Тюльпан знал это, так как час назад, расположившись за деревом, видел как тот вошел в дом в сопровождении человека, одетого как врач. Потом медик вышел из дома один. Тюльпан вынул из левого кармана сюртука двуствольный пистолет и выстрелом перебил цепь большой люстры с подвесками, которая рухнула на пол со звоном и грохотом. Казалось, никого это не взволновало, и у него промелькнула неприятная мысль о том, что негодяй Рампоно, сумел ускользнуть от него. Но где же слуги?
С оружием в руках, опасаясь теперь возможной ловушки, он толкнул дверь, которая вела в коридор, отделанный мрамором. В конце его была видна другая открытая дверь, которая повидимому вела в кухню.
Когда Тюльпан вошел, с пола, качаясь, пытался подняться человек, державшийся двумя руками за подбородок. Какое-то мгновение Рампоно разглядывал его с тупым видом, потом потряс головой, словно стараясь отогнать видение, и произнес изменившимся от сильного волнения голосом:
- Тю... Тюльпан!
Нет ничего удивительного в том, что увидев Тюльпана, он немедленно узнал его: сегодня утром тот сбрил свою римскую бородку, чтобы отрастить другую, которую ему уже никогда не придется менять. Когда дело будет окончено, он покинет Париж и Францию, несомненно навсегда.
- Я ищу вас уже девять дней, мсье. Один мой друг, который для меня больше чем друг, навел справки в военном ведомстве, так я узнал о вашей...вынужденной отставке и о том, в каком логове вы укрылись.
Его тон был столь холоден, взгляд такой ледяной, все поведение выдавало такое холодное отвращение, и, наконец, весь он был настолько не похож на самого себя, что можно было бы подумать, - это кто-то другой, не будь мы уверены, что это он.
Пистолетом он указал на коридор: они вышли. Мертвенно бледный, безмолвный, Рампоно шел впереди. В опустошенном салоне Фанфан закрыл на ключ все двери, тогда как его бывший командир стоял посреди комнаты на ещё более кривых, чем прежде, ногах, взирая на него с испуганным видом.
- Если я правильно понял, вы один здесь, Рампоно?
- Мои слуги...Я не знаю... они избили меня...Они исчезли. - Заикаясь от ужаса, он глядел на пистолет Тюльпана. Попрежнему заикаясь, добавил: - Я отдам все, что у меня есть. Все мое и капитал моего брата Дюгазона. Я выдам вам векселя. Но не убивайте меня, Тюльпан. - Рампоно весь дрожал.
- Мсье Тюльпан, - поправил Тюльпан.
- Не убивайте меня, мсье Тюльпан, - жалобно простонал тот. Тюльпан с отвращением увидел, как он упал на колени, с рыданиями протягивая к нему руки. Он был физически и морально настолько отвратителен, что выстрел ему прямо в лицо доставил бы большое удовлетворение, но Тюльпан не сделал этого, наоборот, он положил пистолет на камин, усыпанный осколками венецианского зеркала.
- Не кажется ли вам, Рампоно, что у меня есть немало причин убить вас? - с иронией спросил он.
- Не знаю, мсье, не убивайте меня! Мой дом принадлежит вам и если...
- Я намерен назвать вам эти причины. У каждой из них есть свое имя. Первая из них зовется Эвелина де Курк, которую вы силой и угрозами заточили в монастырь и которую вы тем самым убили. Вторая: мадам де Курк, её мать, жизнь которой стала сплошным страданием, она каждый день умоляет Господа положить конец её мучениям. В военном ведомстве моему другу сказали, что, весьма вероятно, барон де Курк утонул в Сене из-за угрызений совести, вызванных ужасным делом, идея которого принадлежит вам, что позволило этому человеку, пусть даже презираемому, но может быть больше заслуживающему жалости чем презрения, перестать быть объектом ваших издева тельств. Это третья причина. Я уж не говорю о вашем намерении восемь лет назад убить меня на дороге в Лувесьен; о моем аресте по вашему приказу и моем смертном приговоре.