постоянно находились в движении, перевес был то на одной, то на другой стороне. В целом же дипломатическая подготовка и военная кампания против Московии длилась почти тридцать лет. Иногда казалось, что восточный деспотизм будет похоронен раз и навсегда. Но извечная проблема — нехватка средств и упрямство Сигизмунда Вазы помешали Сапеге реализовать свою мечту о союзе славянских народов и тем самым обеспечить стабильную мирную жизнь в Восточной Европе.
«Давление на Россию со стороны Речи Посполитой и Швеции в ХVII ст. было настолько сильным, что оно, — подчеркивал английский ученый А. Дж. Тойнби, — обязательно должно было вызвать соответствующую реакцию в ответ» [127, с. 147]. Не прислушавшись к мнению Льва Сапеги и не отдав на московское царствование своего старшего сына, Сигизмунд Ваза спровоцировал возникновение между Речью Посполитой и Московией во второй половине ХVII века серьезных конфликтов.
В определенном смысле попытка Льва Сапеги восстановить ВКЛ как империю времен Витовта Великого удалась. В начале XVII столетия, после побед под Кирхгольмом и Клушиным, как писал Павел Ясеница, даже в Англии высказывались опасения по поводу чрезмерного, как считалось, роста мощи огромной Речи Посполитой [133].
Внешнеполитические конфликты четко указывали правителям России на ее отсталость, необходимость модернизации политической системы. Каким бы отрицательным ни было отношение российской исторической науки ко Льву Сапеге, она все же вынуждена признать его положительное влияние, в том числе на внутриполитическую ситуацию в этом государстве. Российский царь Алексей Михайлович, сын Михаила Романова, в 1649 году, через шестнадцать лет после смерти Льва Сапеги, утвердил Соборное уложение — свод законов, большинство статей которого было заимствовано из Статута ВКЛ 1588 года. Даже из могилы Лев Сапега продолжал влиять на дела в Московии!
Одно из главных достижений Льва Сапеги во внутриполитической жизни Княжества, безусловно, утверждение Статута 1588 года. На этом многократно делали акцент белорусские ученые, поэтому не будем повторяться и заострим внимание на другом. Похоже, во время пребывания у государственного руля Лев Сапега пришел к выводу, что политическая система Княжества требует коренного пересмотра в сторону усиления исполнительной власти. На этом он и сосредоточился. При этом, преследуя интересы государственные, о личных он тоже не забывал. Всеми возможными средствами Сапега старался как можно больше государственных должностей закрепить за представителями своего клана и тем самым обеспечить первенство Сапег в средневековом белорусско-литовском государстве. Как свидетельствует статистика, ему это с успехом удалось. Став одной из первых фамилий в Княжестве, Сапеги боролись за право возглавить самостоятельное государство — ВКЛ. Кто еще в Беларуси мог замахнуться на такое? Разве что Радзивиллы. Позднее Сапеги попытались установить в Княжестве абсолютную монархию (этот процесс был вполне естественным для ряда европейских стран: Франции, Англии, России). Начали они с приобретения титулов. Младший сын Льва Сапеги Казимир Лев титуловался графом в Быхове и Сапежине [14, с. 145]. Старший Ян Станислав получил титул князя Священной Римской империи. В 1630 году он выполнял дипломатические поручения и находился при императорском дворе в Вене. Тогда-то и выхлопотал себе это почетное звание.
К сожалению, жизнь у сыновей Льва Сапеги не удалась. Судьба старшего, Яна Станислава, и вовсе была трагической. А казалось, все должно было сложиться очень удачно. Как старший сын и наследник Льва Сапеги Ян Станислав вправе был рассчитывать на многое. Но, увы, человек предполагает, а бог располагает. Ни одной из должностей, на которые претендовал Ян Станислав после смерти отца, ему не досталось. Он был дважды женат, но оба брака были недолгими. Первая его жена, Анна Схоластика, умерла в 1625 году. Вторую, Гризельду, он похоронил почти вслед за отцом — всего через несколько месяцев. Отдавая руку Гризельды Яну Станиславу, ее отчим, Криштоф Веселовский, маршалок надворный литовский, никак не предполагал, что его приемная дочь станет жертвой проклятия, нависшего над родом Сапег. Смерть Льва Сапеги до глубины души поразила нежную Гризельду, которая в это время ждала ребенка. Сохранился ее портрет той поры. На нем изображена женщина, остановившаяся перед дверью, распахнутой в неизвестность. Весь ее облик кажется воплощением страха перед будущим, вселенской печали и неизбежности судьбы. Тревожные предчувствия ее не обманули. Всего через несколько месяцев Гризельды не стало. Наследника Сапегам она так и не родила [41, с. 40].
Горе сломило Яна Станислава. Он лишился всего: родителей, жен, детей, должностей. Он все больше отдалялся от людей, избегал всяких отношений с ними. Его характер, ранее вполне сносный, стал взрывным. Любое неосторожное слово, брошенное в его адрес, он воспринимал как неуважение и оскорбление. Люди, его знавшие, были обеспокоены состоянием его рассудка. Конфликтный, необузданный, абсолютно непредсказуемый Ян Станислав стал представлять опасность даже для короля Владислава. Мемуаристы, в частности великий канцлер Альбрехт Станислав Радзивилл, не скрывают брезгливого отношения к нему. В конце жизни у Яна Станислава появились симптомы психической болезни, что стало непосредственной причиной охоты на ведьм в его имениях [72, с. 121–138; 134, с. 624–629].
Если раньше над ним просто посмеивались, как над папенькиным сынком, не очень удачным полководцем, то сейчас его обходили стороной. А после неслыханного происшествия, к которому он имел непосредственное отношение, его и вовсе стали считать дикарем и сумасшедшим. Ян Станислав приказал своим слугам, вооруженным до зубов, захватить каменный дом, принадлежавший по старому обычаю виленскому епископу Абрагаму Войну. В столице Княжества было совершено настоящее насилие — поступок дерзкий и необъяснимый. Шляхетство было шокировано. На следующий день Яна Станислава потребовали к королю. При этом были приняты беспрецедентные меры безопасности. Король Владислав, опасаясь вооруженного нападения, приказал охране и канцлеру ВКЛ Альбрехту Станиславу Радзивиллу стать между ним и Сапегой. Но встреча прошла мирно. Королю удалось успокоить добрыми словами больной разум, он склонил Сапегу к возвращению епископского дворца [50, с. 169, 170]. Утомленный жизнью и поражениями, Ян Станислав согласился. Он знал, что ему уже не от кого ждать помощи. Он больше ничего не хотел, власть его более не интересовала, богатство тоже. Родных, ради которых стоило бы жить и бороться, у него не осталось. Брат Казимир Лев был для него чужим человеком: они родились от разных матерей, да и большая разница в возрасте не способствовала пониманию между ними. Ничего, кроме страданий, эта жизнь ему не сулила. Укрывшись от враждебного мира в своем имении в Ляховичах, он умер 10 апреля 1635 года.
Уже 13 апреля весть о смерти великого литовского маршалка пришла в Варшаву [50, с. 191]. Большой маршалковский жезл Яна Станислава перешел к его тестю,