все карты. Сапега затаил на него обиду, но никоим образом прилюдно ее не показывал.
Наконец в июле 1617 года сын Сигизмунда отправился в поход. Путь войска лежал через Беларусь. Лев Сапега устроил прием королевичу в своих резиденциях в Ружанах и Слониме и отдал в его распоряжение две роты из своих владений — гусарскую (двести всадников) и пехотную (сто человек), кроме того, сам лично взялся сопровождать королевича [14, с. 109]. Армия, хоть и была немногочисленной (примерно одиннадцать тысяч человек), обладала высокими боевыми качествами. Уже в начале кампании были заняты Дорогобуж и Вязьма. Но в многочисленных боях истощались и материальные запасы, и силы воинов. Поэтому Сапеге пришлось отправиться в Вильно за денежным подкреплением. Однако собранных средств было недостаточно. И по возвращении канцлеру ничего не оставалось, как виновато развести руками: денег нет — одни только надежды привез. Воины, разумеется, возмущались и сетовали на судьбу, мол, коли враг не разбил, то голод добьет. Многие покинули поле брани и вернулись домой. С гетманом осталось не более тысячи всадников, да и те обещали служить до января. Боевой дух воинов подняло известие о том, что на помощь им идет двадцать тысяч запорожских казаков во главе с гетманом Петром Канашевичем-Сагайдачным. Ходкевич послал вождю казаков гетманскую булаву и хоругвь как знаки власти над казацким войском и принятия их на службу Речи Посполитой. Выступление запорожцев инициировал Лев Сапега. Он предложил казакам помочь Владиcлаву вернуть царский трон — и те двинулись от Днепра, взяли по дороге Елец, Ливны, Калугу и другие города. Но в столице готовились к обороне [71, с. 308].
В октябре 1618 года Владислав Ваза с гетманами великим литовским и казацким подошли к Москве. Королевич находился в селе Тушино, а Сагайдачный с казаками — около Донского монастыря. Однако штурм Москвы результатов не дал, Можайск и Троице-Сергиева лавра тоже не были взяты [14, с. 110].
На это время приходится политический дебют еще одного из сыновей Льва Сапеги — Криштофа. Этот дебют нельзя назвать удачным. Направляя в Москву своего сына со списком желанных городов, ясновельможный рассчитывал предварительно согласовать условия заключения мирного договора, но москвичи перехитрили Криштофа Сапегу: заставили его отказаться от лучшего северского города Брянска, записав вместо него Попову гору (ныне — Красная Гора Брянской области). Остались неопределенными и границы Велижской волости. Это вызвало гнев отца. Он кричал на московских посланников Шереметьева и Соловей-Протасьева: «Что-то я про такой город, Попова Гора, никогда не слышал!» [124, с. 106].
Снова овладеть Москвой сил не хватило. Посоветовавшись с Владиславом, канцлер решился начать переговоры о перемирии с Московией. После нескольких предварительных встреч с московскими представителями 1 декабря 1618 года в селе Деулино, что неподалеку от Троице-Сергиевой лавры, Л. Сапега, лично возглавлявший комиссию, поставил свою подпись на грамоте о перемирии между Речью Посполитой и Московией на четырнадцать лет и шесть месяцев. Согласно условиям Деулинского перемирия к ВКЛ отходили Смоленск, Белый, Дорогобуж, Стародуб, Попова гора, Чернигов, Трубчевск, Серпейск, Невель, Себеж, Красен, Новгород-Северский, Велижская волость и Монастырское городище. Со своей стороны канцлер обязался вернуть пленных, среди которых был князь Василий Голицын, а также родной отец царя Михаила Романова. Такой результат стал возможен благодаря принципиальности и настойчивости канцлера, подтверждением чего являются его речи, дошедшие до наших дней в скупых записях протоколистов тех времен.
Чувствуя свою силу, Л. Cапега действовал как никогда бескомпромиссно и категорично. К примеру, 24 ноября 1618 года, когда московиты стали упорствовать в своих требованиях, он решительно и недвусмысленно заявил им: «Нет ни терпения, ни желания дальше спорить с вами… Завтра же армии отдадим приказ наступать, а сами уедем на сейм». После этих слов все стало на свои места и дополнительных аргументов не понадобилось. Очень выгодное для ВКЛ перемирие все же не принесло большого удовлетворения Льву Сапеге, а тем более Владиславу, который был избранным царем Московии, но не правящим монархом. Они рассчитывали на полную победу — овладение Московией и разделение ее между Королевством Польским и Великим княжеством [52, с. 59, 60].
Королевич Владислав сохранил за собой титул царя московского и Всея Руси, но на троне остался Михаил Романов, которого заставили отказаться от титулов Инфлянтского (Ливонского), Смоленского и Черниговского владыки. Вопрос об окончательном мире был отложен до лучших времен.
Варшава не спешила праздновать победу Сапеги. Литовский канцлер никогда не дождется такой встречи, которую устроили в 1611 году гетману Жолкевскому. Наоборот, на следующем сейме коронный подканцлер Андрей Липский назовет заключенное Сапегой перемирие позорным. Польский подканцлер, выслуживаясь перед королем, вероятно, забыл, как писал письма Сапеге с просьбой поскорее закончить войну. На обвинения Липского в преуменьшении славы и могущества Речи Посполитой Сапега ответил просто: «Если гражданин почтительно служит своему Отечеству, нерушимо верю, что славы его не может уменьшить даже на минуту. Злые языки хотели нанести обиду, более справедливые потомки оправдают и каждому воздадут по заслугам» [71, с. 421] (пер. наш — Л. Д.).
Часть 7. Последние испытания
Глава 7.1. Война в Прибалтике
Родной дядя Сигизмунда Вазы герцог Карл Судерманский, тот самый, который лишил своего племянника наследственного трона, умер 30 октября 1611 года. Преемником Карла в Шведском государстве стал его семнадцатилетний сын и двоюродный брат Сигизмунда Вазы, вошедший в историю под именем Густава II Адольфа. Этот амбициозный молодой человек решил довести родительское дело до логического завершения — лишить ВКЛ земель в Прибалтике (Инфлянтах). Момент для нападения на соседнюю страну он выбрал очень удачный: большая часть войска Княжества во главе с гетманом Я. Ходкевичем противостояла турецким полчищам под Хотином.
Пренебрегая советами английского короля, бранденбургского электора и голландских союзников не клеймить свою честь нападением на страну, которая в это время защищает Европу от мусульманского нашествия, Густав Адольф нанес свой коварный удар, достойный не великого полководца, но вора, хоть и с короной на голове [71, с. 424].
Осенью 1621 года войска Густава Адольфа заняли Ригу. Польный гетман литовский Криштоф II Радзивилл был вынужден уступить без боя. Слишком неравными были силы: тысяча его воинов против семнадцатитысячного войска шведского властителя. Весной следующего года польный гетман отвоевал у шведов Митаву, а смоленский воевода