Читать интересную книгу Новый Мир ( № 2 2009) - Новый Мир Новый Мир

Совместное творчество прозаика Алексея Цветкова (младшего) и поэта Андрея Сен-Сенькова интересно уже хотя бы потому, что, кажется, трудно придумать двух более различных и несовместимых авторов. Однако их творческое сотрудничест­во, как можно судить по сборнику «Слэш», оказалось на удивление успешным. В сборник включены как общие, так и отдельные произведения Цветкова и Сен-Сенькова, что позволяет читателю лучше воспринять их многоуровневый диалог.

В аннотации опубликованные произведения обозначены как «поэтическая проза» и «словесно-визуальные композиции», хотя, конечно, некоторые из циклов Андрея Сен-Сенькова (например, «Все балерины попадают в ад»), на мой взгляд, все-таки являются именно поэтическими. Но в любом случае это поэзия, заговорщически подмигивающая прозе, точно так же как и у Цветкова это проза, кивающая в сторону поэзии. Видимо, именно в этой самой точке и начался их творческий диалог, несмотря на то что одним из обязательных элементов прозы Алексея Цветкова является социально-политический подтекст, а Андрей Сен-Сеньков больше занят исследованием недоступной обычному глазу стороны вещей. Отмечу и предисловие Аркадия Драгомощенко, которому, несмотря на заявленное желание «ничего не сказать о книге», удается определить в ней самое существенное.

 

Борис Вантало в. Записки неохотника: неполное собрание текстов. После­словие В. Максимова. Киев, «Птах»; СПб., «Алетейя», 2008, 320 стр.

Автор этой книги Борис Ванталов (Борис Констриктор) не только прозаик, но еще и поэт и художник (его графика использована также при оформлении книги). Однако в данном сборнике представлена именно его проза почти что за сорокалетний период — начиная с 1970-х годов и заканчивая началом нового века.

В послесловии Вадим Максимов определяет основные принципы творчества Бориса Ванталова как балансирование между модернизмом и постмодернизмом, между поиском сущности и разрушением любых форм, но в конечном итоге все-таки приходит к выводу, что «всем своим творчеством Ванталов движется к реализации давно всеми брошенного „проекта модернизма”». И вот как раз это последнее наблюдение представляется мне наиболее верным, потому что даже в романе «Конец цитаты» постоянное откровенное цитирование выполняет совершенно другую функцию. Это прямо объясняется во второй части романа: «Стоит только о чем-то основательно задуматься, как тут же наталкиваешься на цитаты, которые подтверждают твои мысли и вдохновляют на дальнейшие штудии. Видимо, у мыслей (достаточно глубоких) есть некое поле, которое притягивает к себе сходные чужие мысли». Фрагментарность повествования и прямое включение в роман цитат и отрывков чужих текстов выполняет у Ванталова роль не разрушительную, а, наоборот, созидательную, потому что этот прием позволяет хорошо передать постепенное формирование личности персонажа. Все детали вписываются в общий сюжет настолько органично, что роман, несмотря на всю его видимую сложность, читается практически на одном дыхании. Конечно, основным предшественником Ванталова (и на это есть прямое указание в тексте) здесь является Василий Розанов, который, как известно, не только издавал написанные к нему письма со своим комментарием, но и прямо включал их в состав своих произведений. Впрочем, о своей творческой манере лучше всего сказал сам автор: «По-моему, это совершенно не важно, какие там слова и буквы, интерес определяется только авторским пульсом». И вот как раз этот авторский пульс Бориса Ванталова очень хорошо чувствуется на протяжении всей книги.

 

Дмитрий Горче в. Дикая жизнь Гондваны. М., «CheBook», 2008, 464 стр.

Это, по утверждению издателей, наиболее полное на нынешний момент собрание текстов Дмития Горчева. Казалось бы, такая книга должна быть не только удобной для почитателя лиричного и одновременно ироничного горчевского таланта, но и весьма интересной для критика, потому что по ней можно было бы сделать какие-то выводы о динамике развития Горчева как писателя. Но, к сожалению, и первая и вторая цель достигнуты не в полной мере. С одной стороны, книга эта заботливо издана, хорошо сверстана, украшена рисунками автора. С другой стороны, она все-таки представляет собой скорее арт-объект, чем книгу в полном смысле этого слова, так как предназначена больше для рассматривания, чем для чтения. Большим недостатком с точки зрения читателя является очень мелкий шрифт и отсутствие оглавления, читающий же эту книгу критик столкнется с тем, что невозможно без привлечения каких-то дополнительных материалов понять, что когда было написано. И тем не менее все эти недостатки отступают на второй план, когда, вооружившись лупой, читатель обращается непосредственно к горчевским текстам.

На первый взгляд рассказы Дмитрия Горчева кажутся даже слишком простыми — иногда бытовой, иногда фантастический сюжет и краткое резюме. Однако в его рассказах есть нечто, встречающееся в современной литературе крайне редко, — это уникальная позиция автора, с которой он рассматривает все сложности и нелепости нашей жизни. Именно такие рассказы мог бы писать Михаил Зощенко, начитавшийся книг братьев Стругацких. Как и у Зощенко, герой-повествователь почти во всех рассказах Горчева ведет с виду вполне обыкновенную жизнь, однако внутренне чувствует себя от этой жизни совершенно отделенным. Он вроде бы такой же, как и все, но в то же время отличается от «всех» тем, что имеет свою собственную, не совпадающую с общепринятой, точку зрения. И потому горчев­ский комизм постоянно оборачивается в лучшем случае печалью по поводу несовершенства мироздания, а в худшем — трагической невозможностью понимания или даже вообще нормального человеческого контакта.

Наиболее характерен в этом отношении, на мой взгляд, рассказ «Енот и папуас». Открывается рассказ серией парадоксов (например, единственно верный способ дождаться чего угодно — это не ждать), имеющих отношение к реалиям современного мира. Затем оказывается, что все это — мысли папуаса, сидящего в кустах на острове, сочиненном Миклухо-Маклаем «с похмелья и от дурного настроения», и ждущего сумчатого енота. А в это время в кустах дрожащий сумчатый енот размышляет о собственном не-существовании и боится выйти, потому что папуас в очередной раз не сможет его увидеть, и он так и останется несуществующим. Енот пытается найти с миром хоть какие-то точки соприкосновения. Миклухо-Маклай, приравненный в этом рассказе к Создателю, утверждает, что мир одушевлен, лишен иллюзий и что бороться с ним бесполезно. Папуас размышляет о том, что мир без иллюзий ему не нужен и что вряд ли этот одушевленный мир нужен самому себе. И все эти три персонажа отражают какую-то из сторон авторской позиции Дмитрия Горчева, в полной мере проявляющуюся в других его рассказах. В целом же из рассказа получилась поразительной силы и красоты философская притча об иллюзиях и увлечениях современного человека. Собственно, как правильно отметил один из рецензентов, вся эта книга написана именно о нашем времени и непосредственно о нас.

 

Лев Гурски й. Роман Арбитман. Биография второго президента России. Волго­град, «ПринТерра», 2009, 252 стр. (Серия «Библиотека приключений замечательных людей».)

На эту недавно вышедшую книгу появилось уже множество откликов. Лев Данилкин отозвался о ней как об «одной из самых странных книг в истории мировой литературы». Леонид Фишман в своей рецензии («Знамя», 2008, № 11) называет книгу едва ли не первой в современной России либеральной утопией, которая стала возможной только потому, что автор иронически спародировал жанр утопии нелиберальной. И в то же время этот «вздох сожаления об утраченной возможности жить в действительно „хорошем обществе”, состоящем из хороших и добрых людей», оказывается еще одновременно и попыткой альтернативной истории, и просто — доброй сказкой. Михаил Майков обратил внимание на то, что книга стала своеобразным завершением «президентского цикла» Льва Гурского. По мнению критика, писатель стремился нарисовать образ идеального правителя и, разочаровавшись в возможных прототипах, поневоле переключился на самого себя (всем известно, что Лев Гурский — это одна из литературных масок Романа Арбитмана). Олег Рогов также утверждает, что в первую очередь книга является сказкой со сча­стливым концом, а метод ее автора — это тотальная карнавализация реальности. Что касается общего определения книги, то ее называют альтернативной биографией, пародией на популярную серию «Жизнь замечательных людей», альтернативной историей и даже альтернативной фантастикой. Сам автор в одном из интервью назвал свою книгу утопией и признался, что он «сконструировал „параллельную реальность”, вобравшую многие черты реальности нынешней».

Безусловно, все эти определения верны, хотя бы и отчасти. Тема «добродетельного правителя» давно занимала Льва Гурского. Да и у кого из писателей не возникало желания немного подправить историю и посмотреть, что получится. Не обошлось тут, конечно, и без влияния доктора Каца — ведь такая провокативная книга стала, кроме всего прочего, еще и отличным пиар-ходом. Однако наиболее любопытен, мне кажется, именно жанр нового произведения Льва Гурского — роман-утопия, написанный в форме вымышленной биографии с акцентом на псевдодокументальность. При этом, несмотря на включение в сюжет элементов фанта­стики, зазор между реальными фактами и их художественной интерпретацией часто бывает минимальным. Например, в романе Роман Эмильевич Арбитман превращается в Романа Ильича и т. д. Интересна также позиция автора, неявно требующего от истории последовательности и здравого смысла и фактически проповедующего принципы общего гуманизма. Все это (плюс некоторые элементы авантюрного романа) позволяет отнести эту книгу к литературе классицистской направленности, которая в наше время неожиданно снова становится актуальной.