в заднюю часть полицейской машины. Я прищурил глаза, изображение получилось довольно размытым, видимо из-за того, что пришлось его увеличить.
– Ной? – голос моей матери казался необычно холодным и резко вернул меня вместе с моими мыслями в нашу гостиную.
– Не мог бы ты объяснить, что это такое? – Я был уверен, что, если бы она могла, то ее взгляд буквально пронзил бы меня и пригвоздил бы к этому дивану.
Я шумно вдохнул и выдохнул и снова посмотрел на фотографии.
– Папа уже видел их? – спросил я, молясь, чтобы она ответила «нет». В противном случае, возможно, в ближайшем будущем я не смогу даже просто зайти в офис компании.
– Я позвонила ему. Твой отец едет сюда. Но ты не ответил на мой вопрос.
Что я мог сказать об этих фотографиях? И так было очевидно, что произошло. И после того, как они отреагировали на драку Элиаса, как они просто отвернулись от него, я не мог рассчитывать на то, что смогу хоть как-то оправдаться.
Баллун, лежавший у меня в ногах, вскочил и через кухню побежал в коридор. Мгновение спустя я услышал, как повернулся ключ в замке входной двери. Тишину нарушило позвякивание. Судя по звуку, отец с силой бросил ключ в вазу. В том, что он разгневан, не оставалось сомнений.
Войдя в комнату, он лишь мельком взглянул на меня и протянул матери открытую ладонь. Она кивнула на меня.
– Фотографии у него.
Я молча отдал их отцу и стал наблюдать за его лицом, пока он смотрел снимки. Однако, если не считать легкого покачивания головой, выражение его лица не изменилось. Он положил фотографии на журнальный столик, опустился на диван, снял очки с носа и потер рукой лицо.
Меня грызли угрызения совести, а желание защищаться улетучилось. Он выглядел усталым. Измотанным. И что еще намного хуже: разочарованным. Во мне.
– О чем ты только думал, Ной?
Я сглотнул.
– Бен меня спровоцировал. Он сказал кое-что о Кире, что она…
– Я и правда думал, что мы пережили это, – перебил меня отец. Его голос был спокойным. Лучше бы он кричал. Но он никогда этого не делал. – Меня не волнует, кто и что тебе сказал. Ничто не оправдывает насилия, Ной. Вообще ничто. – Он потер переносицу указательным и большим пальцами и вздохнул.
– Полагаю, я могу забыть о новой должности в компании? – спросил я.
Мама засмеялась.
– Ты беспокоишься о своей должности? – спросила она чересчур громко. – Если это так, то очевидно, что ты не готов к ней. Сейчас речь не о тебе, Ной. В кои-то веки речь не о тебе, ты понимаешь? Боже, когда же ты повзрослеешь?
Надо же. Сработало. Я недоверчиво покачал головой.
– А что, разве когда-то речь шла обо мне, правда? – засмеялся я, но это был смех, лишенный каких-либо эмоций. – Когда это речь шла обо мне, мама? Вроде всегда все разговоры были только об Элиасе и Кире. Элиас всегда был образцовым ребенком – до недавнего времени. А потом я внезапно стал достаточно хорошим для компании. Иначе вы бы никогда не предложили мне эту должность. Но вот какая удача, у вас есть я – запасной ребенок. Значит, все было не зря, не так ли?
Мама растерянно посмотрела на меня. На мгновение в ее глазах отразилась боль, затем ее губы сузились, а лицо стало почти свирепым.
– Мы делаем для тебя все, что можем, Ной. Все. И в качестве благодарности своей выходкой ты сделал так, чтобы один из наших крупнейших клиентов отказался от сотрудничества с нами. – Она вынула из кармана джинсов сложенный листок бумаги. – Это пришло по почте вместе с фотографиями. – Она развернула листок, на котором было что-то напечатано, но не дала мне прочитать. – Твои фотографии в сети. А это – письмо с просьбой о расторжении договора. Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Элиас уже попал в отраслевую прессу со своей дракой. Ты правда тоже этого хочешь?
– Ты сейчас серьезно? Это единственное, что ты можешь сказать? Что от вас отказался клиент? – Я стиснул зубы, когда понял, что мой голос дрожит. В хаосе чувств я даже не мог понять почему – из-за гнева или потому, что я готов вот-вот расплакаться. Но что бы это ни было, я не хотел поддаваться эмоциям. Все что угодно, только не это. Это только сильнее убедило бы моих родителей в том, что мне нужно повзрослеть.
– Твоя мать права, – сказал отец. Он был гораздо спокойнее. – Речь идет не о тебе, не об Элиасе и не о каких-то комплексах. Речь идет о том, чтобы минимизировать негативные последствия. Как ты думаешь, в каком положении мы сейчас оказались? Ты понимаешь, что этот клиент – только начало? Что другие могут последовать его примеру?
Что думали мои родители? Что я гордился тем, что сделал? Что я не понимал, как по-идиотски повел себя?
– А я думал, что отношусь к работе слишком серьезно, – сказал я, стараясь говорить так же спокойно, как мой отец. – Но для меня помимо работы существует еще одна вещь: семья.
Я медленно встал.
– О нет, мы еще не закончили. Сядь, – мама указала мне на стул, с которого я только что встал.
– Нет, мы закончили, – я переводил взгляд с одного родителя на другого. – Я бы мог извиниться. Я бы мог даже объяснить вам, как это все вышло. Может, вы бы даже поняли меня. Но нет, компания, конечно, важнее. Важнее, чем Элиас. Очевидно, важнее меня – и, надо же, Кире тоже лучше быть сейчас в Париже, чем здесь. – Мое сердце колотилось. Мне очень хотелось перевернуть стол с фотографиями. Но это только сыграло бы на руку моим родителям. Я сделал глубокий вдох, чтобы продолжить говорить нормально. – Я действительно тот самый человек, который отдал бы все ради компании. Но вы серьезно не понимаете, как это все разрушает нашу семью? Мы не можем и дальше притворяться, что у нас все нормально. – Я повысил голос. – Вы когда-нибудь задумывались о том, что есть вещи поважнее денег и компании?
Тут моя мама резко встала.
– Я не позволю никому так