меня в том, что я ничего не рассказал тебе? – Ной скептически фыркнул. – Не могу в это поверить. Я же не копаюсь в твоей личной жизни!
– Это не то же самое, – возразила я. Меня бросало то в жар, то в холод от воспоминаний, всплывших в моей голове.
– О, правда? И почему? Потому что в моем случае речь идет о жизни моего брата и будущем моей семьи? А в твоем – о каком-то идиотском приключении в Берлине?
Я вздрогнула, как будто его слова причинили мне физическую, а не только моральную боль.
– Это не идиотское приключение. И я действительно просто хотела тебе помочь, – гнев только усиливал мою неуверенность.
– Да? Ну надо же, – с сарказмом произнес Ной. – Ты очень помогаешь. Ты помогаешь нам терять клиентов. Ты помогаешь мне еще больше рассориться с братом. Если повезет и мои родители узнают, что и Надин тут замешана, ты даже поможешь мне лишиться работы. – Ной подался вперед в кресле, его губы скривились в мрачной улыбке. – Знаешь, почему ничего из этого не поможет? Потому что всем наплевать, замешана эта Надин или нет. Элиас все еще в опале. И твои телодвижения ничем ему не помогут, потому что он не хочет ничего никому объяснять. И еще потому, что политика компании важнее всего. Что ты вообще себе возомнила? Что ты можешь приехать в Берлин на неделю и вдруг разобраться в моей ситуации лучше меня? Ты не можешь справиться даже со своими проблемами, Анна.
Последнее слово он буквально выплюнул мне в лицо, и я судорожно вздохнула.
– Не называй меня так.
– Почему это? – удивился Ной. – Наверное, потому что это дерьмово, когда кто-то вмешивается в твои дела? Может, мне тоже просто погуглить и выяснить кое-что о тебе, потому что мне так захотелось?
Мое сердце колотилось, мне стало плохо от одной мысли об этом. Я встала и схватилась пальцами за спинку стула, как будто она могла удержать меня на ногах в этот момент. Все вокруг рушилось. Снова.
– Что ты надеялась получить в итоге? – спросил Ной, тоже вставая. Я не поняла, что он имеет в виду – Берлин или нас. Или мою попытку помочь Элиасу, которой я только усугубила ситуацию. Но это все не имело значения, потому что Ной не дал мне времени подумать или ответить. – Ты даже не называешь мне своего долбаного имени. – Ной отвернулся. – Я, правда, не знаю, что заставило меня влюбиться в тебя. Я тебя совсем не знаю. – Он оглянулся на меня, но его обычно теплые карие глаза были холодными и отстраненными.
Влюбиться.
Я судорожно сглотнула. Он серьезно?
– Ты в меня… – я запнулась, когда Ной слегка покачал головой.
– Конечно, это единственное, что ты расслышала. В любом случае это не имеет значения. Очевидно, я ошибся. Я даже не знаю, что из того, что ты мне сказала, на самом деле правда.
– Ной, я уже сказала, что мне очень жаль!
– Хорошо, и что теперь?
Мы не отрываясь смотрели друг на друга. Я понятия не имела, что нужно сказать, чтобы хоть как-то все исправить. Я не хотела причинить ему вред. Совсем наоборот.
– Как тебя зовут на самом деле? Твое полное имя?
Я сглотнула.
– Я не могу тебе этого сказать.
– Надо же. – Ной шумно вздохнул, стиснув зубы так сильно, что мышцы на его челюсти напряглись. – Почему ты здесь?
Я зажмурилась и глубоко вздохнула, прежде чем снова взглянуть на Ноя, который продолжал смотреть на меня так холодно, что мне буквально физически стало больно. Его лицо изменилось, и мне пришла в голову мысль, что, может, я знаю его так же мало, как и он меня.
– Я не…
– Дай угадаю, – перебил меня Ной. – И это ты тоже не можешь мне сказать? Вот так удивила. – Ной скрестил руки на груди.
Я так сильно вцепился пальцами в деревянную спинку стула, что они заболели.
– Тебе лучше уйти.
Я сглотнула.
– Из… из квартиры или вообще? – спросила я, ненавидя себя за то, что мой голос звучал так слабо и жалко.
Он пожал плечами почти равнодушно.
– Я не мэр Берлина. Делай, что хочешь. – Он склонил набок голову. – Как насчет нового имени и нового города? В Гамбурге, например, очень круто. Может, там ты не спалишься.
У меня защипало глаза, и я моргнула, чтобы слезы не потекли ручьем. Я всегда плакала больше от гнева, чем от печали, но сейчас это была смесь того и другого. И я злилась не только на Ноя, но и на себя. Я была такой глупой. И все, чего я хотела, это начать все сначала. Быть честной с Ноем, чтобы и он мог открыться мне. Все, чего я хотела, это рассказать ему всю правду. Но не могла. Сначала мне нужно оправиться от произошедшего. Я не хотела снова пройти через это, разворошить свои раны и показать себя такой, какой я никогда, никогда не хотела видеть себя снова.
Взгляд Ноя был жестким, его челюсти были напряжены, а руки все еще скрещены на груди. Я знала, что уже слишком поздно играть в открытую. Я уже опустилась в его глазах, и это только усугубило бы ситуацию. Я не смогла справиться со всеми теми насмешками и комментариями дома. Теперь одно я знала точно: если бы и Ной отреагировал таким же образом, для меня это был бы конец. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд, но мне стало бы еще хуже, если бы он узнал правду и осудил меня так же, как это сделали остальные. Пусть уж лучше он запомнит меня как обманщицу, чем ту сломленную и слабую, какой я была на самом деле.
Ной все еще смотрел мне в глаза.
– Иди, – сказал он тихо, почти неслышно.
На этот раз я не стала возражать. Я взяла со стола телефон и в последний раз взглянула на Ноя. В его глаза, которые раньше смотрели на меня с такой любовью. На его губы, которые вызывали дрожь по всему моему телу одним лишь легким прикосновением. На