Читать интересную книгу Десант в прошлое - Александр Абердин

Все последние дни июля стороны, словно бы замерли. Нервы у всех были напряжены до предела, но ни одна из сторон не стремилась объявить войну первой. Именно в этот момент я и выступил с громким заявлением, которое вошло в историю, как "Ультиматум Горчакова". Прекрасно понимая, что войны не избежать, мы подняли в воздух все три своих супердирижабля и полетели в Европу. Всего супердирижаблей мы построили восемь, но пять принадлежали США, ЮАСШ, Испании, Италии и России и их участие в этой акции было попросту невозможным. Поднявшись на высоту в четырнадцать километров, тридцатого июля мы пролетели вдоль всей Аллеи Войны, имевшей тогда мирный вид, от Северного моря до Швейцарии, после чего вернулись и "встали на якорь" над Арденами. Ровно в двенадцать часов дня, заглушая все радио и телепередачи, я выступил в прямом эфире со своим ультиматумом, в котором заявил, что у меня есть под рукой тридцатитысячный корпус супердиверсантов, которые уничтожат каждого, кто отдаст или исполнит преступный приказ.

Первым в моём списке шел обстрел из орудий и бомбардировка с воздуха городов, из которых не выведены гражданские лица, а также агрессия в отношении стран, заявивших о своём нейтралитете. Вторым шло создание концлагерей с жестокими и невыносимыми условиями для военнопленных. Третьим были пытки и расстрелы военнопленных. Четвертым — насилие в отношении мирных граждан и пятым нападения на гражданские суда и суда идущие под флагом Красного Креста и Красного Полумесяца. Пятым пунктом шло применение огнемётов, напалма, термита и фосфорных бомб. Таких видов вооружения ещё не было, но над ними уже работали и я пригрозил повесить всех разработчиков до единого. Попутно мною было сказано об ответственности за применение боевых отравляющих веществ, а также о стрельбе по отступающим и покидающим поле боя солдатам противника. За стрельбу в спину я пообещал применять особо жесткие меры воздействия, сказав, что просто расстрелом ни солдатам, ни офицерам, отдающим такие приказы будет не обойтись. Последним, седьмым пунктом шло неоказание помощи раненым военнопленным, а также унижение их чести и человеческого достоинства.

Чтобы к моим словам отнеслись серьёзно, я напомнил всем о том, как наши боевые пловцы уничтожили японский военно-морской флот. Однако, самым последним моим заявлением было то, что уже в самые ближайшие часы все противоборствующие стороны получат новейшие медикаменты, хирургические инструменты, а вместе с ними средства компьютерной диагностики и специалистов самой высокой квалификации, к которым было приказано отнестись с уважением, так как они будут лечить раненых и вытаскивать их с того света. Во все районы Мирового океана мы высылали госпитальные корабли и я требовал, чтобы им не оказывалось никакого противодействия. "Если вы вздумали воевать и не хотите даже думать о мире, то по крайней мере дайте нам возможность лечить раненых" — заявил я во всеуслышание и именно поэтому к моим словам всё же прислушались. Пусть не все и не сразу, но уже одно это спасло множество жизней.

По нам попытались было открыть огонь, но снаряды зенитных орудий до нас не долетали, а самолёты при всём желании лётчиков выше восьми километров взлететь так и не смогли. После этого мы разделились. Два дирижабля отправились в Великобританию и Австро-Венгрию, а я полетел в Турцию, чтобы заявить ультиматум и там. Попутно мы сбросили на позиции миллионы листовок, так что о моём ультиматуме узнало множество людей. Офицеры и солдаты отнеслись к нему с уважением, а вот генералы с ярой ненавистью, но в нём имелась приписка, касающаяся как раз высшего комсостава, в которой говорилось о том, что за военные преступления генералов и адмиралов ответят также и их семьи, которые в один миг лишатся всего своего имущества, драгоценностей и денег. Поначалу к моему ультиматуму не отнеслись серьёзно, но уже очень скоро мы дали понять генералам, что им и в самом деле не поздоровится.

Наши разведчики глубоко укоренились в военных штабах и мы знали практически обо всём, что происходит как в них самих, так и в войсках. Генералы и адмиралы отнеслись к моему ультиматуму без особого пиетета и в подавляющем большинстве обрушили на мою голову множество проклятий. Общий смысл их высказываний был примерно таким: — "Да, как он смеет заявлять нашей великой империи (стране) заявлять какие-либо ультиматумы! Мальчишка, наглец!" Не смотря на это, некоторые из них всё же скорректировали свои приказы с учётом моих требований. Когда же спустя шесть часов в десятки портов вошли наши громадные транспортные суда водоизмещением в пятьдесят тысяч тонн и больше, которые привели всех в изумление не только размерами, но и внешним видом, так как это были контейнеровозы-ролкеры, им всем мигом нашлось место у причалов. Открылись лацпорты и на берег стали съезжать по пандусам сотни сорокатонных грузовых фургонов-вездеходов и таких же здоровенных вездеходов, которые были мобильными госпиталями. Все экипажи состояли преимущественно из испанцев и португальцев, граждан ЮАСШ, а также креолов. Женщин среди них не было ни одной.

Вслед за этим с судов, оснащённых подъёмными кранами с телескопическими стрелами, стали сгружать громадные, двадцатитонные контейнеры с медикаментами и медицинским оборудованием для госпиталей. Все латиноамериканские врачи были одеты в белоснежные боескафандры "Витязь" с красным крестом на груди и на спине и не имели при себе никакого оружия. Зато у каждого был при себе компьютер, спутниковый телефон и целых четыре видеокамеры, встроенных в боескафандр. Обращаясь к командованию, они просили дать им сопровождающих и указать место, где им следует развернуть полевой госпиталь. Поскольку война ещё не началась, прибытие врачей не вызвало ни у кого особого раздражения, а когда те люди, которые отвечали за лечение раненых увидели медицинские сканеры, о которых они до того момента только слышали, им сразу же стало ясно, что отказываться от помощи ЮАСШ будет попросту глупо.

Медицинские бригады были сформированы по высшему разряду и в состав каждой входило по пятнадцать тяжелых грузовиков на колёсно-гусеничном ходу. На них были установлены не стальные, а резиновые высокопрочные гусеницы и потому дорожное покрытие не страдало. Наши грузовики могли проехать по любому бездорожью и любая медицинская бригада за каких-то два часа могла развернуть полевой госпиталь с пятью хирургическими боксами и десятью надувными палатами для целой сотни раненых, оснащёнными всем необходимым, включая даже кондиционеры. В руках чужаков вся эта техника была бы мёртвой конструкцией из сверхпрочных материалов и об этом было сразу же заявлено командованию. Надо сказать, что на наших врачей некоторое время смотрели чуть ли не с презрением, но после первых же боёв, когда они стали принимать солдат с самыми тяжелыми ранениями, всё встало на своё место.

Наши врачи не просто боролись за жизнь каждого раненого, они ещё и стремились спасти им руки и ноги от ампутации и творили настоящие чудеса. Уже только поэтому вскоре чуть ли не все солдаты и офицеры, получившие ранения, умоляли отправить их в "индейский" госпиталь, хотя сами индейцы прибыли в Европу, чтобы сменить своих коллег, только через полгода. К тому времени никто уже не сомневался в том, что они вправе считать себя лучшими врачами в мире и это не удивительно, ведь индейцы учились дольше и имели куда большую врачебную практику. Вообще-то своим профессионализмом они были обязаны прежде всего знаниям валаров, а также их медицинскому и терапевтическому оборудованию. Осознание того факта, что мы оказали враждующим сторонам неоценимую помощь, пришло довольно быстро и уже всего через несколько дней наши медицинские вертолёты не только совершали посадку на Аллее Войны, но и перелетали через неё, чтобы доставить медикаменты в госпиталь.

Наши военные врачи не знали границ и им было безразлично, кто попал на операционный стол. Отношение к каждому раненому было одинаковым. Жаль только, что сам факт, что мы ещё до начала войны отправили в Европу двести сорок тысяч врачей, медбратьев и вспомогательного персонала, не послужил никому сигналом о том, что вскоре начнётся кошмар. Если бы не усилия нашей армии врачей, последствия бойни, устроенной на Аллее Войны, были бы намного страшнее. Но всё же куда большую роль сыграли кортесы и цезари всех модификаций. Только благодаря им и особенно тому, что в каждый боекостюм был встроен миниатюрный радиомаячок, который подавал сигнал в космос, наши санитары успевали прийти на помощь, а точнее прилететь на вертолёте и эвакуировать раненого. Увы, но осознание того факта, что эту войну устроили безумцы, пришло поздно и мы ничего не могли поделать. Объявление войны тем, кто эту войну затеял, было бы безумием с нашей стороны.

Между тем наши врачи начали работать раньше, чем началась война. Первыми их пациентами были самые обычные больные, солдаты, офицеры и гражданские лица. В основном те, кому европейские врачи ничем не могли помочь. Хорошо, что у них хватило смелости обратиться к специалистам из Южной Америки и те очень быстро доказали, что способны справиться с самыми тяжелыми заболеваниями и травмами. Даже с такими, которые считались смертельными. Первый госпиталь был развернут прямо в порту Киля уже через сорок три минуты. Там в одном из пакгаузов произошел взрыв и свыше пятидесяти человек было ранено. Немцы не успели ничего толком сообразить, как наши врачи бросились туда и стали извлекать раненых из-под обломков. Неподалёку тут же были развёрнуты хирургические боксы и врачи приступили к работе. Одному из грузчиков практически снесло голову, но это не смутило бригаду хирургов и они, проведя сложнейшую шестичасовую операцию, вернули мужчину к жизни и тот даже не стал после этого инвалидом.