скалы, с другой — начались леса. Дверь осталась позади и думать о том, что мы все дальше от возможности вернуться — было страшно.
Но об этом никто старался не упоминать.
— Знаете, а в одежде Ринг не кажется таким огромным, — шепотом произнесла Мелания, поглядывая в сторону носа фрегата. — Хотя нет, кажется… Вы видели у него на спине рисунок из шрамов? Ужас какой…
Конечно, мы видели. Это трудно не заметить! От поясницы до плеч кожа здоровяка была исчерчена полосками, складывающимися в замысловатое изображение.
— Это его родные горы и знак святого из Эхверского ущелья, — ни на кого не глядя, бросила Ливентия. — Покровителя и утешителя тех, кто навеки остался под толщей земли. Как отец Ринга. Как его братья. В обвале выжил только Ринг. Он провел в туннелях две недели и случайно нашел месторождение драгоценных лазуритов. Но это уже не помогло его семье. Рисунок шрамами сделан в память о них.
Мелания прикусила язык и широко открыла глаза.
— Я не знала, — пробормотала послушница. — A откуда ты…
И осеклась, когда южанка демонстративно отвернулась. Ливентия бросила быстрый взгляд на нос корабля, где стояли Кристиан и Ринг.
— Отец Ρинга был каторжником. И перед смертью взял в него клятву, что сын добьется чего-то большего. Станет человеком, которым можно гордиться. Или даже побывает в Двериндариуме.
— Что ж, Ринг исполнил свою клятву, — твердо сказала я.
Ливентия замолчала, уже в открытую глядя на стоящих рядом Кристиана и Ринга. В ее глазах, густо обведенных черной краской, билось странное чувство. То ли сожаление, то ли боль. Но возможно, это был лишь изменчивый свет угасающего дня.
Повисло молчание, и, поднявшись, я решила найти Ρжавчину.
Он сидел в углу трюма, на куче пустых бочек. Через оконце били лучи заходящего солнца, скрещиваясь оранжевыми шпагами посередине. Когда я вошла, Ржавчина вскинул голову и оскалился. Но я молча села рядом. Хотелось прикоснуться к другу, но я не решилась.
Мы изменились.
— Терпеть не могу корабли, — мрачно протянул парень. — Сыро, воняет плесенью и рыбой.
— Ты можешь использовать свои крылья и лететь рядом, — улыбнулась я.
— Ну уж нет. Не собираюсь облегчать февру задачу. К тому же за вами всеми нужен пригляд. Особенно за девчонками. Знаешь, мне нравятся ваши наряды. Согласись, так гораздо лучше, чем в длинных платьях, которые вы носите за Дверью!
— Ты неисправим. Признайся, что мог бы принести одежду получше, но не захотел из вредности.
— Из практичности, — Ржавчина зевнул. — Зачем же собственными руками закрывать женские прелести? Когда еще представится возможность их рассмотреть?
Я тихо рассмеялась. А потом спросила:
— Не расскажешь, что у тебя с Рейной?
— Рейна? — Ρжавчина поднял брови. — Кто это?
— Ой, брось. Я видела, как ты на нее смотришь. И она на тебя.
— Ревнуешь? — обрадовался парень.
Но я покачала головой.
Он помрачнел и насупился. Некоторое время мы сидели молча, рассматривая пыль, танцующую в лучах света. А ещё — тени, дымом клубящиеся по углам.
— Значит, ты все-таки выбрала сторону, — тихо произнес Ржавчина.
Я просто кивнула. Да, выбрала.
— Я приказал всем изменённым отступить и спрятаться в лесах, — глухо сказал мой друг. — Ты права — это не наша война. Мы ее не хотели. Не могу больше слышать вой чудовищ. Ты знаешь, я всех их слышу. В своей голове… Мысленно они плачут совсем как люди.
— Еще не все кончено, — прошептала я, сжимая его ладонь. — Это ещё не конец.
Мы помолчали.
— Ты видел, что сделал Приор? Он освоил частичное изменение. Он Двуединый. В отчетах Верховного было предположение, что и ты — тоже, Ржавчина.
Парень вытянул перед собой ладонь и растопырил пальцы. Сейчас они выглядели обыкновенной человеческой рукой — слегка грязной. Ни устрашающих когтей, ни шерсти.
— Я не знал, что такое возможно, — задумчиво произнес мой друг. — Частичное изменение! Возможность становиться человеком по собственному желанию! A я-то все гадал, как Приор возвращается в человеческий облик.
— Вероятно, ты тоже так сможешь, если постараешься. Попробуй сосредоточиться и вспомнить то состояние, которое предшествует изменению. Ну же, попробуй! Уверена, ты сможешь! Попытайся выпустить когти.
Ржавчина насупился и уставился на свою руку. От усилий его лоб прорезала складка, вокруг губ залегли морщины. Некоторое время ничего не происходило, потом… потом на ладони парня вылезли клочки коричневой шерсти.
— Получается… получается! — завопила я.
Ржавчина рыкнул и… изменился полностью. Эфрим издал негодующий рык, а я со вздохом протянула ему свою ладонь для очередного укуса.
A когда друг вернулся в человеческий облик — похлопала его по плечу и встала.
— Уверена, у тебя получится. Надо только потренироваться.
Эфрим буркнул что-то ругательное.
Глава 27. Эфистоль
Красное солнце таяло за горами. Синие леса потемнели до цвета густого индиго. На фоне полосатого фиолетово-оранжевого горизонта гора в форме лошади стала казаться плоским силуэтом, вырезанным из черной бумаги. С другой стороны скал выползал белый шар луны. Зажигались яркие голубые звезды, складываясь в неизвестные созвездия. Я запрокинула голову, пытаясь найти в россыпи сияющих точек Указующий Перст или Око Небесного Отца, которое всегда горело на небосводе моего мира, но не видела их.
«Вечный» поскрипывал такелажем и вздыхал, словно живой.
К ночи заметно похолодало и я начала дрожать в своем скудном наряде. Друзья тоже замерзли и попрятались в каютах, надеясь там найти хоть немного тепла. К сожалению, влажные доски и студёный ветер этому не способствовали.
«Вивьен», — шепнули мне Тени. И я пошла туда, куда они звали.
Кристиан по-прежнему стоял возле штурвала — один. Мгновение мы смотрели друг на друга. A потом я шагнула к нему. В его тьму, в его объятия. Февр прижал меня к горячему телу, укрыл темнотой. Я уткнулась носом в его плечо, ощущая, как отпускает нервное напряжение и холод. Ладони медленно отогревались на его коже.
Я стояла и думала о том пути, который привел нас всех сюда. В чужой