Послышался голос инспектора:
— Да… удивительно… Вы правы. Чердак не заперт.
Дверь открылась, и Матрешка грозно крикнул в темноту:
— Кто здесь?!
Ответа, конечно, не последовало.
Инспектор крикнул снова:
— Я спрашиваю, есть здесь кто-нибудь?
Тишина.
— Я третий раз требую — отзовитесь! Иначе я запру чердак на ночь, вы станете узниками и замерзнете!
Снова молчание.
— Они нашалили и, конечно, убежали, — сказал инспектор. — Прошу извинить. Я позабочусь, чтобы больше это баловство не повторялось.
— Буду премного благодарен, — отвечал чей-то глухой голос.
Дверь захлопнулась. Оба узника выползли из-за балок и прислушались. Из-за двери доносился оправдывающийся голос швейцара и гневный крик инспектора:
— Где же ключ? Безобразие!
— Найду, ваше высокородие, — отвечал швейцар. — А не найду — новый замок поставим.
Выждав немного во мраке и тишине, будущие рабочегвардейцы уже хотели удрать, но опять раздались шаги на лестнице, и они сейчас же юркнули под старые парты.
Из люка вылез Заворуй. За ним — Бугайчук.
— Винтовки в том конце, в трубе, — тихо сказал Заворуй, опуская дверцу люка.
Заворуй и Бугайчук исчезли за балками и толстыми трубами. Юра с Петей, забыв о том, что надо немедленно бежать с чердака, осторожно двинулись за ними, держась густой темноты. Они увидели, как Заворуй вынул несколько кирпичей и стал вытаскивать винтовки из кирпичного колодца. Бугайчук светил ему электрическим фонариком. Совсем как у Ната Пинкертона!
— Считайте! — прошептал Заворуй. — Вот весь товар!
— Ты говорил — двадцать, а здесь восемнадцать! — сердито сказал Бугайчук.
— Не может быть… Да? Ну платите за восемнадцать.
Громко хлопнула откинутая крышка люка. Гулко раздался голос Гоги Бродского:
— Мы их сейчас поймаем. Развернемся цепочкой по фронту во всю ширину. Не улизнут изменники!
На чердаке скрестились лучи нескольких фонариков.
Юра и Петя кинулись было вперед, потом опомнились и растянулись под пазами толстенной балки, как в окоп забрались, даже подгребли к себе песок и опилки.
— Попались, немецкие шпионы! — кричал Гога. — Бей их!
Послышались глухие удары. Крики, возня…
— Признавайся, хохол, Мазепа, кто тебя привел сюда!
— Если ударите меня, кацапы, еще раз, пожалеете! Приведу из города своих. Они вам все ребра поломают. Лучше давайте по-хорошему. Поделимся. Иначе рабочегвардейцы отберут. Они и вам и нам хуже редьки…
— Сколько же ты, хохол, просишь?
— Я требую девять штук.
— Почему девять, а не одну?
— Пятьдесят процентов гимназистов — украинцы. Я и требую половину.
— Пятьдесят процентов? Да ты насильно записал в хохлы всех. Пушкин тоже украинец?.. Да ты и считать не умеешь: половина от двадцати — десять, а не девять.
— У вас восемнадцать винтовок.
— Нет, двадцать!
— Я считал — восемнадцать!
— Врешь!.. Следите за ним, чтобы он не удрал, я пересчитаю.
После паузы снова послышался взбешенный голос Гоги:
— Украл две, вор!
— Я не вор! Может быть, Заворуй их взял.
— Ах, вот кто тебе показал! Значит, и нашим и вашим служит?.. А где он, предатель?
— Не знаю. Привел сюда и сбежал.
— Ищите Заворуя!
Его привели очень скоро. Сбегая с чердачной лестницы, он нарвался на Берга. Тот на всякий случай стукнул его хорошенько и притащил на чердак. У Заворуя из носа текла кровь. Он во всем признался. Где был спрятан чердачный ключ, знали и Сагайдак и Поленов. Они собирались убежать к рабочегвардейцам и привести их сюда за оружием. А он, Поль, только хотел спасти оружие от большевиков. И вот теперь его за это бьют…
— А где же эти два предателя?
— Не знаю. Инспектор по лестнице шел с чужим учителем, наверное из реального. И они говорили, что кто-то бросал снежки через вентиляционные отдушины в реалистов. Наверняка это мушкетеры. Может, они где-нибудь здесь затаились.
— Ну вот что, Бугайчук, даем пять штук. Хочешь — бери. И мир! А не хочешь — война! — послышался голос Бродского.
— Черт с вами, согласен! — ответил Бугайчук.
— Тогда помоги нам найти большевиков. Эй, большевистские шпионы, выходите! Найдем — хуже будет!
Эти слова друзья услышали над собой, когда Гога перетаскивал через них какую-то тяжесть. Перепуганные, они лежали, прижавшись грудью к чердачным доскам. Найдут — убьют, а если и не убьют, то изобьют. Нет, они не выйдут.
— Заворуй-Подлецкий, а ты где?! — кричал Гога.
Другие тоже стали звать, бегали, искали, но тот уже удрал с чердака. И тогда Гога решил, что Заворуй все выдумал, наврал. Просто сам стянул винтовки, спрятал, а сейчас скрылся. На то он и Заворуй-Подлецкий! Надо немедленно найти его и отвести к директору. Ведь по приказу директора винтовки были спрятаны.
Все ушли, загремев замком под люком.
Юра и Петя полежали, не веря обманчивой тишине. Потом Юра тихонько вылез и осмотрелся. Как будто никого. Он тронул Петю за ногу. Тот тоже тихо поднялся.
Крадучись вдоль самой крыши, они прошли до окна. Никого.
Что делать? Если сам директор приказал спрятать винтовки, им несдобровать. И они решили сейчас же взять две винтовки и бежать к Семену Паливоде. Он их в обиду не даст. Только как выбраться отсюда? Дорога одна: на крышу и с крыши спуститься по пожарной лестнице во двор.
Чтобы вылезть в окошко, пришлось подтащить тяжелую парту. Юра вылез первым. Сначала он осмотрел двор. Безлюдно. Светятся окна. Петя очень боялся упасть, особенно когда пришлось идти по заснеженной крыше. Но Юра еще с Ирой — черной пантерой наловчился лазать по крышам. Он прошел первым по крутому скату и на животе опустился, стал на верхние ступеньки пожарной лестницы. Потом поставил на нее трясущиеся ноги Пети. Мешали винтовки, висевшие на ремнях за плечами. Лестница не доставала до земли. Пришлось с последней ступеньки прыгать в сугроб. Теперь они стояли у стены, невдалеке от кухонных дверей. Обоих била лихорадка. Холодно. Как бы взять шинели… Что, если засунуть винтовки в снег и проскользнуть через кухню и столовую в раздевалку? Так и сделали.
Повар увидел их и крикнул:
— Для вас другой ход есть!
В столовой уже были накрыты столы к ужину. А в коридоре почти у самой раздевалки их встретил Рыжий. Он посмотрел на них и спросил:
— Почему у вас ботинки в снегу? Приведите себя в порядок и явитесь с объяснениями.
2
Юра и Петя вбежали в раздевалку, нахлобучили фуражки, схватили в охапку свои шинели и побежали на кухню. Повара уже не было, а повариха даже рот раскрыла от удивления, так стремительно они проскочили.