потом все опять изменилось, но из-за взгляда Эва не поняла, как именно.
– Что там… – Пальцы Тори, обхватившие запястье, привязывают к реальности. – Там что-то происходит! Давай, скорее!
И она дергает, тянет Эву за собой, не давая сосредоточиться.
Над полигоном разливался поток белого пламени, яркого, будто сама луна спустилась с небес полноводной рекою. А потом пламя сложилось и стало драконом.
И это одновременно пугало, а еще завораживало.
Эву.
Тори.
И маменьку, что появилась на полигоне. И леди Элизабет, которая смотрела долго и почему-то печально, а когда все закончилось, сказала:
– Все-таки место здесь странное.
И все с нею согласились. Место. Именно оно во всем виновато. Странное.
Эва молчала.
И позволила увести себя. И даже снова пила чай, хотя, конечно, в этом не было никакого смысла. Но все пили, и она тоже.
Взгляд.
Он не отпускал.
Теперь он пробивался сквозь границу миров. Это пугало. Очень. И нельзя было спать.
Нельзя.
А Эва уснула. Маменька велела отправляться к себе. И сказала, что ей нужно дождаться отца, чтобы серьезно с ним поговорить. И тут спрашивать нет нужды, о чем именно. О том, куда он уходил и почему бросил. И взгляд ее не предвещал ничего хорошего.
В общем, даже Тори не рискнула ослушаться. Да и как? Темень за окном. И устали они все. Но Эва твердо решила, что спать не будет.
Она умылась.
Расчесала волосы. Заплела их. Легла в кровать, убедившись, что Тори свою заняла. И даже, кажется, спит. Улыбается во сне и совсем не похожа на ведьму.
Нисколько.
Она хорошая, пусть и кажется вредной. Это только кажется.
Эва подумала так и уснула.
А во сне провалилась.
Она не хотела. Совершенно точно не хотела и даже не собиралась. Само как-то получилось.
Вот мир привычно лопается, беззвучно, как огромный мыльный пузырь.
Уходят краски.
Цвета.
Все становится серым и как бы размытым. Причем чем больше смотришь, тем сильнее это вот чувство – размытости, неправильности.
Комната.
Тори.
Здесь она особенно красива. И совсем-совсем не похожа на Эву. Точеные черты лица. Кожа белая, что мрамор, а волосы черны.
Тори спит.
Эва коснулась ее лица. Если захочет, то она сможет подсмотреть сны сестры. Но хочет ли она? Эва не знала. И отступила.
Надо вернуться.
Как?
Или… луна за окном яркая. И взгляд этот.
– Ты… меня видишь? – Эва попыталась понять, откуда на нее смотрят. Не выходит. В доме слишком тесно. Надо… да, надо выйти.
На улицу.
К полной луне. К небу, которое здесь – всех оттенков графита. Трава почти черная. И сама Эва словно фигурка, наспех нарисованная тушью.
Надо…
Позвать на помощь?
Или… Эва прислушалась к себе. Нет. Опасности она не ощущает. А вот зов… Кажется, Эва начинает понимать, что чувствовала Тори.
– Я ведь заблужусь! – робко сказала она в темноту. – И… куда мне идти?
Туман сочился из земли, поднимаясь над травой. А из него вдруг вылепились вороны. Два. Один сел на левое плечо, другой – на правое. Вороны были огромными. Наверное, даже больше Эдди. Только цвета белого.
– Кар! – сказали они и одновременно поднялись в воздух. И Эва с ними. – Кар, кар, кар…
Она могла бы и сама.
Она уже превращалась в зимородка. Но зимородок – маленькая пташка, вороны же – хищники по природе. Как бы не заклевали ненароком.
Но Эве не страшно.
Вот ни капельки.
Сверху мир такой молочно-туманный, будто в скорлупе, за которой ничегошеньки толком и не рассмотришь. Хотя она все одно пытается.
И…
Дом?
Университет, да… Только немного иной. Не такой большой? Не такой роскошный? И парка нет, зато лес имеется. Речушка. Камни.
На берег ее и поставили. Аккуратно так. Бережно даже.
Эва огляделась.
Вода темно-серая, с булатным узором. Камни такие же. Холодные еще вот. Здесь, на Изнанке, холод ощущается по-особенному. Она положила руку на один.
На другой.
Теплее… и еще… и тропинка из этих камней сама сложилась. Оно так во снах бывает. И пещера возникла. Огромная. И дракон в ней тоже огромный. Хотя Эва его не сразу заметила. С ней случается. Выходит, что права маменька, Эва совершенно рассеянная и невнимательная, если не способна сразу заметить огромного дракона.
– Здравствуйте, – сказала она его голове, нависавшей из тьмы пещеры. Еще была видна по-змеиному длинная шея, немного – лапы с огромными когтями и кончик хвоста. Хвост и сам дракон белые, льдистые. – Извините, я не хотела вас тревожить.
А голова размером с Эву.
Или даже больше?
Может, и больше. Но все одно не страшно.
– Мы не хотели! Эдди – он меня спасал! Большею частью. А я вот просто… невезучая.
Дракон вздохнул, и Эву окутало горячее облако его дыхания. К счастью, не гнилостного. Скорее уж пахло камином, дровами и ночной грозой почему-то.
Голова склонилась ниже.
А глаза у него хрустальные.
И смотрят так… так смотрят! Эва застыла, не способная сдвинуться с места. Только сердце колотилось сильно-сильно. Но взгляда она не отвела.
– Во всех сказках драконы похищают принцесс, – выдавила она. – Но вы ошиблись. Наверное. Мне, конечно, безумно лестно, но… я не принцесса. Совершенно не принцесса. Увы.
Дракон улыбнулся.
И ответил:
– Может, ты просто чего-то о себе не знаешь?
Как у него получается говорить с такой-то пастью? Хотя голос звучит в голове Эвы.
– Думаю, если бы я была принцессой, я бы заметила, – возразила она осторожно. – А еще у меня сестра есть. Ведьма. Разве у принцесс бывают сестры-ведьмы?
Дракон рассмеялся.
А потом превратился.
В человека.
Оказывается, они и вправду превращались в людей. А Эва не то чтобы не верила совсем… она старалась верить. Но как-то это сложно, когда дракон и вдруг в человека.
Дракон большой.
Человек маленький.
В общем, как говорит Берт, это совершенно ненаучно.
Но здесь, на Изнанке мира, превращение выглядело вполне естественным. И человек… высокий. Почти как Эдди. Красивый. Куда красивей этого напыщенного Сент-Ортона. Черты лица такие, что взгляд отвести сложно. А вот влюбиться, наоборот, легко.
Эва вздохнула.
И призналась себе: может, когда-то и было бы легко, и влюбилась бы даже, а теперь вот не получается.
– Это ты смотрел?
– Я, – сказал он.
– Как тебя зовут? – Эва спохватилась, что и сама не представлена. И представить ее, если разобраться, совершенно некому. Но здесь, может, правила не так уж и важны. – Простите. Эванора Орвуд.
И присела.
Как ее учили. Хотя, конечно, простоволосая и в ночной рубашке… Или как там Тори говорила? Не в ночной, а в платье, которое шили