и унося сандалии и косметику, ленты и ожерелья, браслеты и кольца, гребни и булавки и все то поразительное множество украшений и прочих безделушек, без которых пожилая дама считала абсолютно невозможным появиться на людях. Все это происходило под аккомпанемент пронзительных восклицаний и криков, исходивших от нее самой и напоминавших более всего кудахтанье растревоженной наседки.
В конце концов префект претория был все же допущен в приемный покой императрицы, облик которой показался ему не более отталкивающим, чем обычно.
— Величественная и изумительная! — обратился он к ней, преклонив колени. Он был в великолепном одеянии, как приличествовало важному сановнику, но на голове Иоанна сияла обширная плешь, а стоявшие торчком по ее краю темные волосы напоминали шерсть на загривке дикого животного.
— Приветствую тебя, славный префект, — отвечала императрица, взглянув на него с подозрением. Похоже было, что Каппадокиец собирается просить о милости, а она по характеру своему терпеть не могла оказывать милости.
— Осмеливаюсь, о восхитительнейшая звезда творения, явиться перед тобою, чье великолепие ослепляет человеческие глаза, по некоему делу, о котором, как я считаю, тебе необходимо услышать.
Восхитительнейшая звезда творения склонила седую голову и поджала пепельные губы. Потом она несколько смягчилась, но все еще сохраняла бдительность. Дело, о коем ей необходимо услышать, вряд ли дело государственное. Речь идет, очевидно, о поведении какой-нибудь из женщин двора, безраздельной властительницей которого Евфимия себя считала.
— Продолжай, — сказала она.
— Достигло ли твоего слуха известие, о милостивая, что во дворце Гормизды появилась любовница?
— Любовница? Полно, префект! Разумеется, я слыхала, что Юстиниан развлекается с какой-то девушкой. Я, как ты знаешь, не одобряю такой распущенности. Но временная подружка — еще не любовница…
— Тысяча тысяч извинений, о величественнейшая, но это отнюдь не временная подружка. Мне все известно об этой женщине — она себе на уме и опасна. Кроме того, как ни прискорбно, согласно моим сведениям, принц без памяти влюблен в нее!
Евфимия вытаращила глаза, забыв о царственном достоинстве.
— Юстиниан? Влюблен? — наконец воскликнула она. — Не верю! Да в нем любви не больше, чем в прошлогодней брюкве!
— Уверяю тебя, прославленная повелительница, я знаю, что говорю. Мне известно ее имя — Феодора. Она с улицы Женщин!
— С улицы Жен… публичная девка? Смотри, префект, не завирайся, твои слова могут обернуться против тебя.
— О величественнейшая! Твой недостойный слуга готов в любое мгновение подвергнуться опасности ради пользы государства, славы императора и доброго имени любимой императрицы. А в этом деле он готов попросту рискнуть головой!
Евфимия нахмурилась. Несмотря на свои медвежьи ухватки, грубость речи и манер, Иоанн Каппадокиец обладал талантом преподносить известия так, что они вызывали доверие.
— Как же возникло это увлечение? — спросила она.
— Да разве кто-нибудь может знать, о великолепная? Возможно, это какое-то колдовство. Кто знает?
— Не становись смешным, префект! Колдовство? Обычная уличная девка на минуту вскружила голову моему племяннику!
Евфимия обычно называла Юстиниана племянником, хотя на самом деле он приходился племянником лишь Юстину, а она не могла претендовать даже на свойство с ним, так как в законный брак с императором так и не вступила.
— Я почел своим долгом известить тебя как можно скорее, — сказал Иоанн. Он пристально уставился на нее из-под своих густых бровей, чтобы убедиться в произведенном впечатлении, при этом лоб у него покрылся морщинами до самой лоснящейся плеши. Судя по помрачневшему лику императрицы, его цель была достигнута, и он откланялся, произнеся все положенные этикетом комплименты и льстивые титулы.
Какое-то время после его ухода Евфимия, нахмурившись, сидела неподвижно.
Да, похоже, разразился позорнейший скандал, и поскольку он затрагивал царствующее семейство, он затрагивал и ее. Помыслить только — уличная блудница во дворце!
По лености, а также стесняясь своего происхождения и прошлого, Евфимия обычно не вмешивалась в дела, не связанные с ее непосредственным окружением во дворце Сигма. Но на этот раз она решила проявить твердость.
Во дворце Гормизды в те первые дни царило настроение, очень близкое к отчаянию.
Нет никого более одинокого, нежели женщина, лишенная друзей, оказавшаяся во враждебном окружении, не имеющая возможности приобрести положение, имущество, репутацию и вынужденная полагаться единственно на свое влияние, подчас весьма эфемерное, на непостоянное, переменчивое, ненадежное существо, которое именуется мужчиной.
У Феодоры было такое чувство, будто она кончиками пальцев рук и ног цепляется за крутой утес, испытывая ужас от того, что при любом случайном порыве ветра сорвется и полетит вниз, навстречу гибели.
Этот страх она тщательно скрывала. Но он не оставлял ее, и временами ей казалось странным, как это она еще в состоянии совершать все эти бесконечные усилия, которые все равно так или иначе закончатся ее поражением, тем более горьким, что она была так близка к большой цели.
В минуты глубочайшего упадка духа лишь одно удерживало ее от полного отчаяния — врожденное упрямое мужество, которое никогда не иссякало и помогло ей выжить, когда она бездомной умирала от голода и ночевала в холодных подворотнях улицы Женщин, которое провело ее через ад Ливийской пустыни, где каждый шаг казался ей последним.
Она собиралась с силами, и каждый вечер, когда Юстиниан возвращался к ней из своей канцелярии, старалась очаровать его по-новому.
Иногда она заводила беседу на какую-нибудь новую забавную тему, иногда изменяла свой облик посредством нового наряда или прически, а иногда вносила что-нибудь неизведанное в любовную игру.
Ей нужно было выиграть время, и она это знала. Из того, чем женщина может завоевать мужчину, едва ли не сильнее всего привычка — с нею приходит к нему ощущение довольства и покоя от ее присутствия рядом. Привычка не возникает за несколько часов или даже дней, для этого нужны недели, может быть, месяцы, а то и годы.
Однако, обнимая своими прекрасными руками голову принца или привлекая ее к своей груди, девушка нисколько не лицемерила.
Женщина зачастую влюбляется в мужчину, проницательно угадывая то, что он собой представляет. Иначе не объяснить, почему бесконечно повторяется сюжет, в котором очаровательные, блестящие, великолепные женщины выходят замуж за толстых, лысых, близоруких и вовсе ничем не примечательных мужчин, которых часто преданно любят. Эти мужчины — люди действия. Именно за способность к деятельности и достижению цели и любят их женщины, и потому для них оказывается возможным закрыть глаза на все остальное.
Юстиниан был не особенно хорош собой. Наружность его была по-мужски привлекательна, но с годами эта привлекательность поблекла. Умственные его способности также были не блестящи, хотя должностные обязанности он исполнял с фанатической добросовестностью. Но для Феодоры он был — Принц. И он всегда был с нею добр,