Читать интересную книгу В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000 - Ричард Дейвенпорт-Хайнс

В 1926 году английский представитель в Консультативном комитете Лиги Наций доложил, что наркодельцы зарабатывают огромные суммы на контрабанде швейцарского морфина в США в электрических лампочках, обивке стульев, шоколаде и туалетных принадлежностях. В 1920-х годах Швейцария экспортировала 95 процентов производимого морфина и кокаина. Одним из теневых торговцев наркотиками был гражданин США Дж. Уилликс Макдональд. В 1919 году штаб-квартира Макдональда находилась в Гааге, откуда он отправлял грузы на Дальний Восток через свободный порт Копенгаген. Переместившись во Фрейберг, он поставлял оружие и наркотики. После расследования, проведенного немецким правительством, Макдональд в 1924 году поселился недалеко от Базеля. Он отправил в Гонконг и Шанхай несколько грузов наркотиков под видом сульфида натрия и карболовой кислоты, изготовленных на фабриках «Хоффманн-Ла Рош». Иногда он упаковывал наркотики прямо на территории фабрик. Его деятельность продолжалась несколько лет. В 1926 году Делевинь известил министерство иностранных дел: «Мы только что получили сообщение от одного из наших информаторов, что известный наркоделец Макдональд… готовит для отправки крупный груз опиума и морфина на Дальний Восток. Наркотики, вероятно, будут скрыты в партиях лактата кальция и часов». Несмотря на постановления швейцарского правительства, в стране можно было легко приобрести морфин. В 1930-х годах модельер Габриель (Коко) Шанель (1883-1971) и эффектная покровительница авангардного искусства и музыки, Мися Серт (1872-1950) часто ездили за морфином из Парижа в Швейцарию. Для Шанель наркотик был «полезным успокоительным средством», а Серт искала в нем забвение.

Оккупация Германии союзниками облегчила контрабандную торговлю наркотиками. В 1921 году врачи Куртуа-Сюффи и Жиру писали, что солдаты союзников, привлеченные громадными прибылями, стали наркоторговцами. Возросшая бдительность парижской полиции заставила поставщиков кокаина перебраться на юг, в порты Марселя и Тулона, прибрежные курорты Ниццы, Монте-Карло и Биаррица, а также в пограничные районы Эльзас-Лотарингии. Нередко можно было видеть, как представители полусвета в безумном состоянии меняли свои драгоценности и меха на дурманящий порошок. Курьерами были проводники железнодорожных компаний, как Лужин Набокова, и солдаты французских оккупационных сил. Один килограмм кокаина (в просторечии называемого «сумасшедшим порошком» или «вдыхалкой») продавался в то время во Франции за 1300 франков (106 долларов США), один грамм – за 20 или 30 франков (25 франков были равны одному доллару США). На каждом килограмме наркотика можно было получить 20 тысяч франков прибыли. Что же касалось наркотиков, вывозившихся из Франции, то американские агенты обнаружили, что в первые восемь месяцев 1931 года организация Элиопулоса получила прибыли на 250 тысяч фунтов стерлингов (по курсу 2000 года это эквивалентно 4-5 миллионам фунтов). Эти деньги пришли от грека, обосновавшимся во французской концессии в Тяньцзине. Нелегальные наркотики для внутреннего использования переправлялись в поддельных наручных часах, медальонах или пудреницах с двойным дном. Некоторые наркоторговцы продавали мандарины, наполненные кокаином, другие – искусственные цветы, в лепестках которых были спрятаны крохотные пакетики с наркотиком. Его передавали клиентам у фонтанчиков с питьевой водой, на сидении припаркованного такси или в кабинке туалета.

Отношение правительства Третьей республики к своим гражданам, которые употребляли наркотики, англо-саксонцам могло показаться благосклонным, но его можно назвать также реалистичным. Французская анти-наркотическая политика и постановления не отличались фанатизмом, хотя наличие 80 тысяч наркоманов (в основном, кокаинистов и морфинистов) время от времени толкало журналистов на ритуальные обличительные выступления. Поучительным было дело Лазаря Кесселя (1900-1920, которого знали под кличками «Зибер» и «Лола».). Он был блестящим молодым музыкантом русско-еврейского происхождения, чья семья поселилась во Франции после революции 1917 года. Его друг вспоминал, что он был изысканным существом. Кессель любил повторять, что нет смысла в жизни, в которой преследуешь цель и не можешь ее достичь. В 1920 году, сразу после того, как он получил первое место на конкурсе в консерватории, Кессель застрелился в отеле на левом берегу Сены. Согласно современной оценке, его самоубийство стало символом нездоровой и извращенной морали его поколения. Правая пресса подхватила историю самоубийства Лолы и в серии редакционных статей возместила злобой все, чего ей не хватало в доказательном плане. Лолу обвиняли в том, что он выиграл конкурс под воздействием кокаина, в морфинизме, алкоголизме, гомосексуализме и дегенеративном эстетизме. «Франс дю Нор» писала, что молодым невротикам нравится все противоестественное. «Их нужно не возводить на Олимп, а посылать в сумасшедший дом», утверждала газета. Старший брат Лазаря, Джозеф Кессель (1898-1979) был политическим обозревателем и автором многих авантюрных романов. Он был всеяден во всем, что касалось наркотиков, секса, садомазохизма, азартных игр и другого экстремального времяпрепровождения. Самого младшего брата называли «Смок». Он был издателем криминального журнала и растратил огромные деньги, чтобы заплатить долги букмекерам и продавцам кокаина. В 1931 году, возвращаясь с «кокаиновой вечеринки», он попал в автокатастрофу, и ему ампутировали ногу. В результате лечения он приобрел зависимость от морфина. Эти несчастные люди получили известность в связи с употреблением наркотиков, которые, начиная с 1920-х годов, стали все больше привлекать журналистов, писавших на тему о разнузданном гедонизме[33] и последующей расплате.

Тамара де Лемпика (ок. 1895-1980), была еще одной русской, бежавшей из России после революции 1917 года и поселившейся в Париже. Здесь она получила известность как художница-портретистка. Тамара ежедневно выкуривала по три пачки сигарет, пила валериану, чтобы успокоить нервы и джин – чтобы заглушить чувства. Ночи она проводила на светских вечеринках, однако, по свидетельству биографа, предпочитала другие развлечения.

«Почти постоянное потребление кокаина постегивало ее сексуальные желания, и она ездила на берега Сены, где стояли сооруженные наспех хибары с земляными полами. Здесь в убогих клубах продавали тяжелые наркотики и грубый секс любителям острых ощущений, включая моряков, студентов и студенток и пару представительниц высшего класса… Во время таких посещений Тамара отказывалась целоваться. Она любила, когда красивые молодые женщины ласкали ее очень яркие и возбуждающие соски и гениталии, а она в это время занималась тем же с самым привлекательным моряком в клубе. После такого ночного приключения она возвращалась воодушевленная, полная энтузиазма – и кокаина – и писала до шести-семи утра. Вслед за семичасовым сном следовала каждодневная рутина школы живописи и встреч с друзьями в кафе, затем снова начиналась подготовка к ночной жизни».

В 1925 году во время посещений кабаре Монмартра владелица лондонского ночного клуба Кейт Мейрик обратила внимание, что «наркотический порок держит полусвет мертвой хваткой… кокаин и другие наркотики продавались почти открыто. Я снова и снова наблюдала, как они переходили из рук в руки». Судя по ее опыту, наркотики особенно разрушительно действовали на женщин. Она была знакома с несколькими мужчинами, которые годами принимали кокаин или другое вещество, но в большинстве случаев наркотики мало на них действовали.

Представление о наркотической атмосфере Парижа дает роман о героине Пьера Дрю ла Рошеля (1893-1945) «Обманчивая мечта», который в 1963 году экранизировал Луи Малль (1932-1995). Новелла рисует саморазрушение наркомана Алена, который вращается в дурной компании. «Он всегда оказывался в той же компании бездельников. Они начали принимать наркотики, потому что им больше нечем было заняться, и продолжали принимать, потому что ничего больше не умели делать». Даже после лечения в клинике героин не перестает преследовать Алена. «Наркотики изменили краски его жизни, и когда наркотики, похоже, ушли, краски преследовали его. Все, что осталось от жизни, было теперь насыщено наркотиками, это и привело его обратно к ним». Его друзья-наркоманы были льстивыми, злобными и лживыми. Французская куртизанка Лиана де Поджи (1869-1950), принцесса Жорж Гика, прикоснулась к этому образу жизни, когда в 1931 году посетила в Тулоне, в грязных трущобах, опиумного наркомана Жана Кокто (1889-1963). Подружка Кокто, Лю «открыла дверь убогой комнатушки, откуда рванулся крепкий запах наркотика… Жан лежал на полу, укрытый отвратительным покрывалом, рядом с жутко грязной кроватью. Его голос был смертельно усталым, невыразительным, скучным, хриплым… У него отросла трехдневная щетина, одет он был в грязную и измятую одежду… «О, бедный Жан, бедный Жан», сказала я, пораженная этим мучительным видением упадка».