Читать интересную книгу В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000 - Ричард Дейвенпорт-Хайнс

«Зависимость от морфина пришла в страну вместе с запрещением опиума. Когда людям позволяли курить свои трубки, они не знали, что такое подкожные инъекции. Но когда опиум и трубки запретили, люди прибегли к игле, потому что морфин было легче ввозить контрабандой, чем опиум, инъекции было проще скрыть от чужих глаз, чем курение, а морфин был намного дешевле, чем контрабандный опиум».

Таможенник полагал, что инъекции впервые стали применять японские врачи в Шанхае и Фукиене. После 1917 года клика Чаожу сохранила свою монополию оптового поставщика. Клика Чаожу в сотрудничестве с провинциальными военачальниками и тайной преступной организацией Зеленая банда, которую первоначально организовали речные лодочники, стремилась монополизировать поставки контрабандного опиума. Военачальники охраняли грузы за пределами Шанхая, Зеленая банда – внутри. К 1920 году в преступном мире Шанхая насчитывалось 100 тысяч бандитов, которые были организованы в мелкие шайки, подконтрольные Зеленой банде. Военный губернатор города и два оптовика Чаожу управляли новой опиумной монополией под видом компании по продаже недвижимости. В 1923 году Шанхайский городской совет учредил собственное анти-наркотическое подразделение, которое настолько успешно устраивало облавы на складах монополистов, что в 1925 году банды убрались из международного квартала и перегруппировались в районе французской концессии, где хранили опиум под покровительством полиции. В первый год работы на новом месте монополия получила 50 миллионов китайских долларов чистой прибыли. По некоторым сообщениям, к середине 1920-х годов на складах монополии хранилось Двадцать тысяч ящиков персидского, турецкого и индийского опиума и 18 тысяч китайского. Только шанхайские поставки наркотика приносили военным, контролировавшим город, 6 миллионов долларов ежемесячно. Высокие прибыли в сентябре 1924 года спровоцировали войну между местными губернаторами, которые хотели добиться контроля над городскими поставками наркотика. В обеих сторонах в ней участвовали сто двадцать тысяч человек.

Некоторые члены старого синдиката продолжали свою деятельность, особенно братья Эзра, которые работали под прикрытием чайной фирмы «Далунь» (Dahloong Tea Company). В 1923 году несколько наркодилеров, в том числе, Ниссим Эзра (род. 1880), совместно купили большую партию турецкого опиума. Груз перевозили на японском судне из Константинополя во Владивосток, откуда он должен был попасть на китайский рынок. Однако капитан судна заключил свою сделку с контрабандистами и в феврале 1924 года выгрузил пятьдесят ящиков опиума в джонку на траверзе форта Вунсунь. Похищенный груз тайно хранился на Кантон-роуд, 51 – в одном из подземных складов, сооруженных специально для этой цели в районе французской концессии и международного квартала.

Ниссим Эзра сообщил об этом в шанхайскую городскую полицию, которая после длительных поисков обнаружила наркотик в подземном складе с двойными стенами, секретными дверями и туннелями-лабиринтами. Украденный опиум стоил приблизительно 1 250 тысяч долларов (156 666 по ценам 1924 года). Разразился скандал по поводу поставок персидского и турецкого опиума в Китай, и Лига Наций рекомендовала обыскивать в Суэцком канале все суда, направлявшиеся на Дальний Восток. Однако Япония воспрепятствовала этой рекомендации, которая угрожала ее собственным интересам. Сотрудники таможни после длительных совещаний пришли в отчаяние. Сэр Фрэнсис Аглен (1869-1932), генеральный инспектор китайской морской таможни с 1911 по 1928 год, считал, что единственным способом контроля и постепенной ликвидации поставок опиума является государственная монополия на наркотик. Его преемник, сэр Фредерик Мейз (1871-1959) сказал сотруднику индийской таможни, что учитывая огромные прибыли поставщиков, капиталы и политическое влияние тех, кто стоит за ними, с наркотиками бесполезно бороться с помощью превентивных и карательных мер. К тому же, нужно было принимать во внимание авантюристическую природу тех, кто непосредственно участвует в операциях поставок. Мейз полагал, что героин и морфин представляли собой гораздо более серьезную угрозу Китаю, чем опиум.

Пекинский корреспондент лондонской «Таймс» пришел к выводу, что политика запретов совершенно не оправдывала себя. В 1923 году в Китае было произведено 11 тысяч тонн опиума. Налог на выращивания опиумного мака в провинциях Фукиен, Цзянси и Шэньси ежегодно достигал 20 миллионов китайских долларов (примерно 2,5 миллиона фунтов стерлингов). В столице провинции Кванджу собирали ежегодно 1 миллион долларов только с транзитных налогов. Журналист писал:

«Военачальники почти во всех провинциях платят своим войскам деньгами, поступающих из налоговых сборов на опиум. Во многих провинциях крестьян насильно заставляют выращивать опийный мак, который солдаты покупают по низкой цене и перепродают с большой прибылью. В некоторых местах налог на землю настолько высокий, что его можно заплатить, только возделывая дорогие культуры, такие как опиум… В одной области Фукиена, где крестьяне выгнали солдат, посланных обеспечить посевы мака, местный генерал послал войска и вырезал целую деревню – мужчин, женщин и детей, чтобы это послужило уроком соседям… страна покрыта сетью так называемых «Бюро запрещения». Их возглавляют «Комиссары по запрещению», чьей единственной работой является расширение поставок опиума и его налогообложение до предельного уровня».

Некий местный житель жаловался в 1926 году, что китайские чиновники – это мерзкие отбросы общества: бывшие бандиты, сутенеры и выродки всех мастей. «На поводу у них идут профессиональные политики – безжалостные и безответственные. Они вместе сеют беспорядок и собирают огромные прибыли, в то время как китайский народ все глубже погружается в нищету и страдания».

Начальнику шанхайского детективного отдела, Хуань Цзинлю, городские опиумные наркодельцы предложили в обмен на свою защиту колоссальную взятку в два миллиона китайских долларов и участие в прибылях. А его заместитель, Чжу Юэчжень (род. 1888), который на утренних аудиенциях для просителей сидел рядом с начальником и складывал взятки в чемодан, превратил шанхайскую торговлю опиумом в самый большой в мире подпольный картель. Чжу осиротел в девять лет и жил у дяди. После ссоры по поводу мелкого наследства он украл у дяди деньги и был изгнан из дома. Чжу продавал фрукты в шанхайском порту, затем работал посыльным в игорном деле. В 1911 году он вступил в «банду восьминогих» – контрабандистов, которыми руководил суперинтендант китайской полиции. Вскоре после этого Чжу стал полицейским информатором и снискал расположение Хуань Цзинлю, работая у его жены в качестве человека, который мог обеспечить возврат долга. Его рекомендовали купцам Чаожу, как специалиста по безопасности грузов в доках Шанхая, и скоро он контролировал перевозки опиума в портовой зоне. До 1923 года он оставался «важной персоной», который собирал ежедневную выручку Хуань Цзинлю и организовывал собственные грабежи наркоторговцев. Возможность стать одним из первых лиц в преступном мире открылась, когда его начальник увлекся молодой певицей. Однажды вечером в 1924 году, сидя в частной ложе, он слушал ее выступление, и в это время певицу оскорбил сын провинциального военачальника. Хуань Цзинлю тут же приказал жестоко избить его. Через два дня его задержали и похитили военные полицейские. Чжу организовал встречу десяти крупных оптовых торговцев наркотиками якобы для того, чтобы получить выкуп для освобождения начальника. На самом деле он убедил оптовиков собрать несколько миллионов долларов на взятку военному комиссару Шанхая, чтобы тот поддержал городскую монополию на опиум. Десять наркоторговцев Чаожу и три представителя Зеленой банды учредили «Компанию тройственного процветания», более известную как «Большая компания». После того, как в 1927 году в Шанхай вошли силы Гоминьдана, Чжу укрепил свои позиции. Партию Гоминьдан (буквально – Национальная народная партия) возглавлял Чан Кайши (1887-1975) и поддерживал Советский Союз.

Получив контроль над городом, администрация Чан Кайши учредила правительственную монополию и продавала опиум через систему лицензий, которая имела целью контроль за существующими наркоманами и ликвидацию подпольной наркомании в течение трех лет. Британские дипломаты в 1928 году отнесли этот срок на счет тщеславия и политической неопытности Чан Кайши. Писали, что это было примерно то же самое, что и выход американцев из Женевской конвенции. Организованные в тот период клиники для наркоманов были более чем бесполезными. Британский консул докладывал, что обещанное медицинское обследование и контроль оказались мифом. Бизнесмены, руководившие этими клиниками, прикладывали все усилия для того, чтобы пациенты покупали как можно больше опиума, и те, кто хоть раз попробовал наркотик, становились хроническими наркоманами. В дальнейшем производимые в Азии наркотики стали заменяться европейскими и ближневосточными. В 1929 году в Китае обнаружили первую подпольную фабрику морфина. Делевиню в 1931 году во время визита в Бангкок показали морфин, изготовленный примитивным способом «на землях за сиамской границей». В последующие несколько лет подпольные фабрики раскрыли в Шанхае, Тяньцзине и Даляне (Дайрене). Изготовленное в Китае сырье для приготовления морфина было захвачено в Гонконге, Египте и других странах. Начиная с поражения Японии в 1945 году и до захвата власти коммунистами в 1949 году, правительство Чан Кайши (поддержанное Соединенными Штатами) возобновило усилия по ограничению поставок и искоренению наркомании. Во множестве арестовывали наркоманов, захватывали грузы и оборудование для лабораторий, публично сжигали наркотики, изящно вырезанные трубки и украшенные орнаментом опиумные лампы. Однако националистам Чан Кайши, даже с помощью США не удалось ликвидировать поставки наркотика и наркоманию. Чтобы искоренить злоупотребление опиумом в Китае понадобилось тирания Мао Цзэдуна с ее презрением к человеческой жизни и свободе.