Горячий чай с медом обволакивал мне горло, не давая слезам вырваться наружу. Я приготовлю обильный завтрак и поставлю готовиться обед. Это будет в последний раз, когда я для всех буду готовить обед.
Я зажмурила глаза, пытаясь избавиться от всех мыслей про «последний раз». Эти переживания я придержу для поезда, буду тешиться ими, пока мимо со свистом будет мчаться целый мир. Незнакомые люди, видя мои слезы, будут недоумевать, но спрашивать не станут. К тому времени, как я приеду в Даунинг-тон, я надену на лицо маску счастья. Навсегда!
— Уже утро? — Олли упала рядом на стул, потирая глаза.
— Да, но очень раннее утро, прости, что разбудила тебя.
— Ты не разбудила. Джеймс пихнул меня. Я думаю, что не могу больше спать с мальчиками! Я уже слишком взрослая, а они слишком шумные.
Я поставила в духовку противень с бисквитами, затем помешала соус и сняла его с огня.
— Не переживай, дорогая. Тебе больше не придется спать с братьями. — Я хотела рукой зажать себе рот, но сдержалась, надеясь, что девочка не поймет мои слова двояко.
Но так и случилось, у нее даже челюсть отвисла.
— Ты имеешь в виду, что я могу переехать к тебе, в твою комнату?
Я повернулась к плите и все помешивала соус вилкой. Я должна была сказать ей правду, но оказалась не готовой. Движения вилкой замедлились. Я собрала мысли, взвесила слова.
— Да, дорогая, ты скоро сможешь въехать в мою комнату.
Девочка довольно взвизгнула, я чуть шикнула на нее, она обняла меня и прижалась щекой.
— Чему ты так радуешься, Олли? — Веселый голос Френка я восприняла так, словно получила удар под дых.
Олли выпустила меня из объятий, она практически парила над полом.
— Ах, папочка! Ребекка говорит, что я могу переехать в ее комнату! Я больше не должна спать в одной кровати с мальчиками!
— Правда?
Я была уверена: Френк ждал, что я посмотрю на него, и он сможет получить ответ на стоявший в его глазах вопрос. Но я не осмелилась повернуться к нему. Он сразу же прочтет по моему лицу все мои намерения, а я пока еще была к этому не готова.
Моя вилка завертелась быстрее. Может быть, мое волнение сделает соус не таким густым.
— Что происходит? — Появились Дэн с Джеймсом.
Так же быстро, как масло тает в горячей духовке, жизнь помчалась дальше.
Я готовила, подавала, ела, жадно впитывая звук каждого голоса, каждый взрыв смеха, поворот головы, откладывая все воспоминания на тот момент, когда они мне понадобятся. Сама я не говорила. И не смотрела на Френка.
Мытье посуды принесло облегчение. Я могла смотреть в окно, а не на семью, пока мои руки были заняты привычной работой. Жестяная тарелка, которую я хотела поставить в сушку, упала на пол. Я подняла ее. Олли глянула на меня и поставила еще одну чистую чашку на полку.
— Я сегодня немного неуклюжа, — попыталась я засмеяться, но это было скорее похоже на нервное хихиканье.
Мне нужно сказать все Френку, прежде чем Олли уйдет в школу. Будет неправильно совсем не попрощаться. Но долгого прощания я просто не вынесу.
— Иди собери книги в школу.
Девочка вскочила с маленькой табуретки и торопливо вышла. Я вытерла руки и глубоко вздохнула. Не о чем волноваться, сказала я себе.
— О Господи! — Это было похоже на молитву, мне казалось, я вот-вот распадусь на части. Господь знал, что мне нужно. Сила, мужество и вера в то, что Он приготовил для меня будущее, которое залечит боль моего сердца.
Знакомой тропинкой я пошла к хлеву. Остановилась на входе, заглянув внутрь темного помещения.
Старый Боб замычала. Я восприняла это как ее прощание.
— Можно с тобой поговорить минутку, Френк?
Он перестал работать.
— Джеймс, Дэн, присмотрите за Дженни.
— Да, сэр! — Оба мальчика отсалютовали.
Длинные ноги Френка быстро вынесли его наружу. Мы обогнули хлев и прошли вдоль стены ближе к свинарнику.
— В чем проблема? — Он слегка нагнулся, облокотившись на изгородь и одной ногой упершись в нижнюю планку.
Я поковыряла зубчатый край ногтя и откашлялась.
— Я еду домой.
— Я знаю. — На лице отразилась… боль. Но это прошло. Наверное, беспокоится о том, что пока не нашел няньку для детей, решила я.
Он откашлялся и поднял ногой столб пыли.
— В конце месяца.
— Нет, сегодня утром. У меня уже есть билет.
Он замер, только на скулах заходили желваки.
Я отступила от него, дотянувшись до небольшого заграждения, закусила губу, ожидая, пока он что-то скажет. Хоть что-нибудь. Но вокруг меня воцарилась тишина. Мне нужно было от нее избавиться.
— Я здесь пробыла достаточно долго. Теперь я это понимаю. Ты должен быть со своей семьей, Френк. Тебе необходимо спать в собственной кровати, находиться среди своих вещей. Дети вновь чувствуют себя уютно с тобой. Кроме того, — вцепившись в ограду, я выпрямилась, — у меня есть собственная жизнь.
Я уставилась вдаль: пусть он думает, что я счастливо устремилась навстречу желанной жизни.
Тишина накаляла воздух между нами, пока его слова не прорезали его, словно вспышка молнии.
— Ты бросаешь нас вот так, просто?
Я подошла, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Всего лишь несколько недель назад ты обещал отослать меня домой, помнишь?
Он засунул руки в карманы и посмотрел на меня так, будто я опоссум, забравшийся в спальню.
— Они потеряли свою мать и Адабель. Теперь они потеряют и тебя. Ты думаешь, они ничего не почувствуют?
Я покачала головой, сердце разрывалось на тысячи кусочков.
— Они маленькие и примут того, кого ты приведешь, так же быстро, как приняли меня.
Мужчина покраснел и пошел к хлеву, затем обернулся, вернулся и ткнул мне в лицо пальцем.
— Давай все выясним до конца! Я не просил тебя уехать! Ты решила так сама!
— Это к лучшему, Френк! Правда, к лучшему! Но… — Я заколебалась. Сила его гнева лишила меня уверенности в том, следует ли мне озвучить свою последнюю просьбу. Мой голос понизился практически до шепота. — Ты попрощаешься с ними за меня?
Он поднял брови, затем, откинув голову назад, презрительно засмеялся.
— Хочешь уехать? Ладно! Я не могу остановить тебя. Но и не собираюсь говорить детям о твоем отъезде! Ты сама скажешь!
Он ушел в хлев, а я потащилась обратно в дом.
— Трус! — шептала я про себя, не будучи уверенной в том, кого из нас подразумеваю.
* * *
Я знала, что должна попрощаться с Олли, прежде чем она уйдет в школу. Эта боль будет быстрой, как перевязка раны. Я должна сказать это сейчас, пока еще не утратила равновесие.
— Олли, — позвала я снизу.
— Да, мэм?
— Ты уже уходишь?