— Почему, Господи, когда поступаешь правильно, это так тяжело?
Он не ответил, но Ему все было известно о моих страданиях. Он сам, повинуясь высшей воле, расплатился собственной кровью.
Не заботьтесь о завтрашнем дне…
Глубоко вдохнув, я стряхнула с юбки грязь и пошла обратно в дом — готовить обед.
Я знала, что должна сделать, как бы это ни было мучительно. Пожалуй, прогулка по свежему воздуху пойдет мне на пользу. Я могу спокойно прогуляться в город, не спеша, как в тот день, когда Дэн поранил себе голову. Я смогу насладиться одиночеством, физическим напряжением и последним ароматным зимним воздухом. Когда я приду в город, то пошлю срочную телеграмму, уведомляя родителей, что еду домой.
* * *
Я поставила на стол свиные ребрышки, но не села обедать. Вместо этого я сняла фартук и надела шляпу.
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я отправлюсь в город — у меня есть несколько заданий, которые мне следует выполнить. Я не задержусь надолго.
Френк и мальчики выглядели несколько ошарашенными, но не протестовали. Поэтому я поспешила уйти. Но мое наслаждение прогулкой оказалось куда меньше, чем я пыталась себя убедить.
Написание телеграммы не заняло много времени: «Приезжаю завтра. Ребекка». Больше никаких пояснений не нужно. Незнакомый мне мужчина скопировал текст телеграммы. Хорошо, что никого не было рядом, чтобы полюбопытствовать, какое дело привело меня на почту.
Я достала деньги из бумажника, папины деньги. Вполне достаточно, чтобы оплатить телеграмму и поменять билет. Я собиралась оставшиеся предложить Френку: за Даллас и подарки на Рождество. Или, может быть, я вышлю деньги позже.
Моя нижняя губа чуть-чуть дрожала, и я прикусила ее. Никто не должен видеть моей боли! Уезжая, я оставляла здесь часть себя.
Я слышала ужасные истории про солдат с ампутированными конечностями, которые еще очень долго после операции испытывали в них мучительные боли. То же самое будет и с моим сердцем, оно будет страдать и болеть, тоскуя по Френку и его детям, вне зависимости от того, как долго я не буду их видеть.
Френк сможет нанять новую домработницу, кого-то вроде моей тети. Он сможет вновь жить в своем доме, спать в собственной кровати, находиться с детьми с утра до ночи. Думаю, что и я выживу, хотя сердце мое сейчас — словно старое платье, разорванное мамой на тряпки. Я представляла себя именно таким платьем: когда-то прекрасным, а теперь обреченным вытирать грязь под ногами.
— Побольше бы времени! — прошептала я про себя, пока дорога к дому тянула и одновременно отталкивала меня. — Как бы я хотела, чтобы у меня было больше времени!
Глубокое дыхание немного успокоило меня. Размеренным шагом я приблизилась к магазину мистера Криншоу, остатки отцовских денег были зажаты у меня в руке.
Мистер Криншоу обернулся, когда я вошла.
— Сегодня сами?
Тут я заметила шерифа Джефриса. Он побледнел, нахлобучил шляпу и быстро ушел. Я смотрела ему вслед, пытаясь проглотить, пропихнуть куда-то внутрь, поглубже, всю скопившуюся боль.
— Чем я могу вам помочь? — Дружелюбное лицо мистера Криншоу вернуло меня к реальности.
— Мятные палочки, пожалуйста, и… — Я обвела взглядом полки. — Две расчески, кружевной платок и кружевной нагрудник. — Я выложила оставшиеся банкноты на прилавок. Возможно, эти пустячки смягчат горечь расставания.
Когда мистер Криншоу завернул мои покупки, последняя попытка отсрочить то, что должно случиться, была исчерпана. Тяжелой походкой я шла обратно к ферме Френка Грешема. Идя этим одиноким путем, я позволила своим плечам повиснуть, а ногам вязнуть в пыли.
Вдруг, прервав мои размышления, перед мысленным взором предстало лицо тети Адабель, с багровыми пятнами на бескровном лице. Женщина, которая любила людей, особенно эту семью. Она использовала последний из отпущенных ей вздохов, чтобы поручить их мне.
Господь послал тебя!
Слова, которые и поддержали меня, и в то же время бросили вызов.
Зная, что мама любит меня, я боялась возвращаться вновь под ее покровительственную привязанность. Однако после всех этих месяцев заботы о детях мне стало понятно, что чаще всего действиями мамы руководила именно любовь. И я вдруг подумала, не пришел ли и мой черед — исходя из приобретенного опыта — измениться. Отпустить тех, кого я любила, несмотря на желание держать их как можно ближе. Доверить наше будущее Господу, а не собственным планам.
Дорога повернула, и перед взором предстала ферма. Уже такая знакомая. Теперь каждое окно и крыльцо навевало воспоминания. У меня закололо в груди, но воля была сильна. Когда наступит утро, я сообщу о том, что планирую сесть на поезд, идущий домой. Так будет легче. У детей не будет времени разволноваться. И не будет времени пытаться меня переубедить.
Я со всеми попрощаюсь по-своему, как Уилл. Воспоминания о последних днях с братом, о том, с каким достоинством он принял собственную трагическую судьбу, вызвали во мне чувство гордости. Я хотела быть такой же сильной, как и он.
Обойдя дом, я поднялась по боковому крыльцу и навесила на лицо беззаботную улыбку, прежде чем войти в кухонную дверь.
— Я дома, и принесла подарки!
По полу раздался топот маленьких ножек, личики озарились таким заразительным волнением. С улыбкой, яркой, как солнце, над ними возвышался Френк.
Ах, как бы мне хотелось, чтобы это было моей настоящей жизнью!
* * *
Я собрала свои вещи при свете луны. Вдалеке ухала сова. Ей вторил козодой. Став на колени возле узкого подоконника, я прижала щеку к холодному стеклу. Если бы я знала заранее, что все это случится — что дети незнакомца проложат такой глубокий след в моем сердце, — приехала бы я сюда? Я мечтала совсем не о том, чтобы просто быть женой фермера и матерью. Разве могла я знать, что это станет тем, чего я хочу?! Тем, что мне нужно?!
С той октябрьской ночи, когда я уехала из дома, казалось, прошло много лет. Тогда я была другим человеком. Но я искренне верила, что Господь заботился о каждой мелочи в моей жизни, и я верила, должна верить, что Он предпочитает меня сегодняшнюю мне вчерашней.
Послав небесам последний умоляющий взгляд, я скользнула в кровать, закрыла глаза и позволила мечтам самим осуществиться. У меня больше не было сил молить об этом.
Глава 45
Задолго до рассвета я подбросила несколько поленьев в печь и приготовила себе чашку чая вместо кофе. Я еду домой, сказала я себе, пытаясь убедить, что это хорошо. Все в Даунингтоне поднимут вокруг меня шум, как делали это с каждым, кто возвращался после долгого отсутствия.